Очерк 2. 3еленчукская надпись - памятник ясского диалекта осетинского языка (Х в. (941 г.) Северный Кавказ)
Венгерский тюрколог Ю. Немет -первым из ученых столкнулся с ясским диалектом. В списке слов на языке ясов, алан, которые пришли в Венгрию в ХIII в. вместе с половцами из южнорусских степей, осетинский язык оказался мешаным - ироно-дигорским, с преобладанием в нем черт последнего. Этот язык был назван ясским диалектом 281.
Впервые мы обратили внимание на ясские диалектные особенности при интерпретации четвертой аланской надписи Маяцкого городища VIII-X вв. в личном имени Шауш (диг. сос - 'молчаливый') при глагольной связке u в иронской форме. В дальнейшем, в процессе работы над памятниками осетинского средневекового письма и языка, становилось очевидным, что ясский диалект был распространен на довольно обширной территории юга России и Северного Кавказа.
Ясской, т. е. ироно-дигорской, при новом пристальном рассмотрении оказалась из известных памятников и надпись на Зеленчукской плите, в которой мы перечитываем заново с позиций ясского диалекта шестую - девятую строки и конечное слово надписи перед датой
(табл. XXIV, рис. 1 и 2). Высказанное нами ранее мнение о том, что на осетинский язык памятника оказал влияние язык средневековых кабардино-черкесов (касогов), следует считать потерявшим свое значение 282. Зеленчукская надпись - памятник во всех отношениях осетинский.
Первое слово шестой строки σαχ соответствует совр. осет. сахъ (хъ) - 'доблестный'. Геминация фарингала в графике памятника не отражена. Следующее, второе слово шестой строки, начинающейся с греческой «иты», представляет собой начальный гласный слова, продолженного в седьмой строке. В целом оно звучит ири (эпигр. ηρη) и представляет собой дигорскую форму родительного падежа этномима ирæ - 'осетины'. Слово ири вместе с предшествующим ему именем сахъ (хъ) образует генетивную определительную конструкцию: сахъ(хъ) ири - 'доблестных осетин...'
Седьмая строка текста, кроме перенесенной на нее части слова ири, имеет дефектное слово φо(υ) ..., paнeе всеми исследователями читавшееся как φоυ[ρτ] осет. диг. фурт - 'сын', в действительности же представляющее ясское фу[до] х - 'скорбь' (по поводу смерти близких). В иронском это слово звучит фыдох, в ди¬горском фудонх. В эпиграфическом тексте было φо(υ) δοх с пропуском υ (ср. ниже ηστо(υ)ρ) и с перенесением χ на восьмую строку, так как на остающемся свободном от графем месте седьмой строки можно уместить только две буквы. Этими буквами были: δο, а не υρτ. При новой интерпретации слова получает хорошее объяснение наличная в начале восьмой строки буква χ.
В восьмой строке, кроме буквы χ от слова фу [до] х, имеется еще одно целое слово: oβo. По моему убеждению, оно выписано со стяжением конечного дифтонга ау в о и соответствует ирон. обау - 'надмогильный курган'. В дигорском диалекте это слово в форме обай имеет значение 'могила', 'склеп'. Мне представляется, что дигорское значение слова более подходит к тексту памятника.
Слово обау (эпигр. oβo) вместе с предшествующим ему фудох образует вторую определительную конструкцию текста: фудох обау - 'скорбная могила'. Соединяя в единое целое разъясненные выше слова шестой – восьмой строк, получаем фразу: сахъ(хъ) ири фудох обау(-обау) - 'доблестных осетин скорбная могила'. Фраза соответствует осет. ирон. сахъхъ иры фыдох о6ау. Далее следуют имена погребенных.
Самым дефектным из личных имен оказывается первое. Имя дано в дигорском оформлении: Истур (эпигр. ηστо(υ)ρ - 'Большой'. Протетическое и помещается на восьмой строке, слог стур - на девятой. В памятнике буквы σ и τ даны в лигатуре τ, типичной для Х в. К τ справа вверху присоединена буква о в виде скобы, обращенной раствором вправо. Такое открытое о, кроме имени Истур, наблюдается в слове oβo - осет. ирон. обау - 'могила'. Личное имя Истур дано в родительном падеже на -и.
В дальнейшей интерпретации, вплоть до двадцатой строки, мы солидарны с В. И. Абаевым 283. Поправка вносится в слово двадцатой-двадцать первой строки, которое В. И. Абаев интерпретирует как цирт(æ), в надписи τξηρυε. В. И. Абаев читает текст Зеленчукской надписи как текст чисто дигорский. Его интерпретация эпигр. τξηρυε как цирт(æ) говорит о том, что он допускает существование в прошлом дигорской формы с гласным исходом, при современной цирт. По нашему мнению, конечная гласная æ (-греч. ε) отражает ясскую краткую форму глагольной связки, равную диг. æй, ирон. и. Не исключено, что после «эпсилон» -æ в надписи резчиком была допущена еще одна описка, не вырезана «йота», при которой глагольная связка в ясском диалекте звучала, как и в дигорском,- æй. При транслитерации текста современным греческим письмом возможная «йота» надписи заключена в круглые скобки(с/м. табл. XXIV, рис. 1). Иначе говоря, в полном соответствии с нормами осетинского синтаксиса конец текста надписи читаем: циртæ(й) - 'памятник есть'.
В целом осетиноязычный текст зеленчукской надписи в новом чтении с позиций ясского диалекта представляется в таком виде: сахъ(хъ) ири фу[до]х обо: Истури фурт Бакатар, Баката[р]и фурт Анбалан, А[н]балани фурт Лак, ани цирт æ(ей) - 'Доблестных осетин скорбная могила: Истура сын Бакатар, Бакатара сын Анбалан, Анбалана сын Лаг, этих (-их) памятник есть'.
Далее следует дата памятника. В автографии Г. И. Куликовского она отделена от текста точкой (см. табл. XXIV, рис. 2). С переводом обозначенного на памятнике исчисления времени по солнечному циклу на обычное дата соответствует 941., году н. э. 284 . .
Зеленчукская надпись является памятником осетинского языка, а не письма. Ни древние, ни средневековые осетины не имели своего оригинального письма на греческой графической основе. На зеленчукской надписи это особенно заметно - оно не приспособленок осетинской фонетике: фарингальный хъ так же, как и увулярный х, одинаково передаются греческим «хи», звук т передается то «тэтой», то «тау», а взрывной б, то через «пи», то через «бэту». Резчик надписи не соотносил графику греческого письма с фонетикой ни своего языка, ни византийско-греческого. Если такое соотнесение кое-где и наблюдается, то оно случайно. Традиция письма греческими буквами на осетинском языке отсутствовала. Это подтверждается, в частности, большим количеством описок в тексте зеленчукской надписи. Собственное письмо средневековых осетин было, как мы это знаем, письмом арамейско-сиро-несторианского дукта.
Под зеленчукской плитой лежали члены одной осетинской фамилии. Похоронены они были одновременно, по-видимому, в результате постигшего их какого-то трагического события. Всех погребенных объединяет один эпитет - 'доблестные'.
Не исключено, что зеленчукская могила была кенотафом, т. е. захоронением без погребения. У горцев Северного Кавказа, в том числе и у осетин, такие символические памятники практиковались в тех случаях, когда соплеменник или соплеменники погибали вдали от родины. Кенотафом, в частности, оказался Этокский памятник с кабардинской надписью 1130 года. Раскопки, произведенные археологом Г. И. Ионе на месте, где стояла Этокская статуя, не обнаружили погребения 285. По информации, полученной нами от В. И. Абаева, осетины устраивали кенотафы чаще всего на дорогах и у источников, т. е. в местах, наиболее часто посещаемых жителями того или иного селения и проезжими людьми.
В 1964 г. Северо-Осетинский научно-исследователь¬ский институт снарядил археологическую экспедицию для поисков зеленчукской плиты. Последним видел ее в 1892 г. Г. И. Куликовский. Поиски не дали результатов. «Район, где она должна (была) находиться (ныне) покрыт почти сплошь девственным лесом, а почва в лесу покрыта слоем мха, опавших листьев и валежника. Найти лежащую плашмя плоскую плиту в таких условиях и за короткий срок (оказалось) чрезвычайно трудно» 286. Таково заключение археологической экспедиции.
По нашему мнению, обращение к тексту зеленчукской надписи с позиций ясского диалекта осетинского языка делает интерпретацию памятника более четкой. Едва ли при отсутствии самого памятника можно было бы достичь большего.
________________________________________________
Г. Ф. Турчанинов. «Древние и средневековые памятники осетинского письма и языка.
Издательство "ИР" Владикавказ 1990 год.
281 N е m е t h J. Еinе Wörtеrlistе der Jаssеn, ungаrländisсhеn Аlаnеn. Аbhаndlungеn der Dеutsсhеn Akademie der Wissеnsсhаftеn in Веrlin, 1958, 4, S. 1-36. Есть русский, немного сокращенный перевод В. И. Абаева: Н е м е т Ю. Список слов на языке ясов, венгерских алан. - Орджоникидзе, 1960, с. 1-24.
282 Эпиграфика Востока, т. ХII, с. 48-51.
283 ОЯФ, с. 260-270.
284 ТППЯ, гл. IV, очерк 2, с. 105-106. Датировка эта принята всеми иранистами, исследовавшими Зеленчукскую надпись. Последним из них является профессор Иллинойского университета (США) Ладислав Згуста, приславший мне в марте 1977 г. оттиск своей статьи в сборнике в честь проф. Антонина Досталя. Статья носит заглавие: Inscriptionis palaeo-Osseticae apud Zelenčuk f1umеn repertae lectiones nоvае proponuntur. Выходных данных сборника на оттиске не указано.
285 Ионе Г., Опрышко О. Памятники рассказывают. Нальчик, 1963, с. 84-86.
286 Известия СОНИИ, т. XXVII, языкознание. - Орджоникидзе, 1968, с. 196.
