Известные "дневники" Пушкина считаю порнографической подделкой умелого борзописца. Пушкин блистательно писал по-французски. Адекватно перевести его не составило бы большого труда. А что мы видим? Грамотную поделку, унылые сцены в жанре "мясо"
без присутствия особых временных примет, таких мельчайших нюансов, которых захочешь, но не выдумаешь. И где же сермяжная правда? Что он любил Натали, а организм всё-таки тащил и тащил куда-то? Письма Ленина и компании по стилю подделать вообще пустяк, это не полёт американцев на Луну заснять. Интересное сообщение, но нужны ещё частички паззла. "И не в том даже дело, что воспетый Пушкиным немецкий студент Карл Занд был масоном (скорее всего иллюминатом из лож баварского ордена Адама Вейсгаупта) и в полном соответствии с уставом революционной ветви ордена заколол немецкого писателя-масона Августа фон Коцебу как предателя, нарушителя клятвы, слугу тирана – русского императора. Кинжал, наряду с мечом мастера стула, являлся важнейшим масонским знаком и символом, «священным сокровищем» ложи, означал призыв к законной мести и неустанной борьбе за свет с тьмою и ее носителями (вспомним кинжалы французских якобинцев), был принадлежностью рыцаря Кадоша шотландского обряда и седьмой степени шведской системы, носился в орденских собраниях на траурной черной шелковой ленте с вышитым крестом. Разве все эти факты не меняют ничего в бесконечно повторяемых старых комментариях к «Кинжалу»?
Сам Пушкин, иронически обыграв в «Евгении Онегине» грибоедовское (точнее, народное, ибо так называли его тверские крестьянки) словечко «фармазон», указал на всю опасность обывательски-истеричного подхода к этой таинственной странице его биографии14 Поэт лучше нас знал и понимал русское и мировое масонство, его культурную роль и значение. Поэтому нам следует больше внимания уделять не членству юного Пушкина в ордене вольных каменщиков и его связям в этой замкнутой влиятельной среде, а непростой судьбе масонских идей в творческом сознании и произведениях великого русского поэта."
http://archives.narod.ru/Pn-msn.htm
Перефразируем и получим: нам следует больше внимания уделять иллюминатам, а судьбе иллюминатских идей. Средневековые иллюминаты ратовали за свободную любовь. Что такое свободная любовь, каждый понимает по-своему. Свободная любовь у Маргариты и Фауста Гёте. Маргарита убивает своего ребёнка. Её казнят, но она всё-таки получает Свет и спасает своей любовью Фауста.
Пушкин же был куда большим гуманистом, чем Гёте в отношении нежеланных детей. Гений и злодейство ведь несовместимы! Так, он начал было писать с натуры историю лишения наследства двух сестёр, но бросил, не добравшись даже до описания мытарств, соблазнения... Пушкина волновало лишь исследование причин того, что несчастные прототипы его героинь повторяют судьбу Маргариты. И в этой незаконченности чувствуется отказ архитектора человеческих душ дать Свет своим героиням...
Первые известные средневековые иллюминаты появились в среде немецких, голландских вальденсов. Испанские алумбрадос тоже переводятся как иллюминаты, Нидерланды побывали под Испанией, так что не исключена непосредственная преемственность. Алумбрадос были похожи не на хорошо организованное тайное общество с конкретной программой, а на разрозненных затихарившихся мистиков, добравшихся в ходе исканий до всех тех ересей, что в то время преследовались, просто обменивавшихся текстами и мнениями. Где-то между вальденсами-иллюминатами и алумбрадос по времени возможно иллюминатами можно было бы назвать тайный круг общения Майстера Экхарта, хотя он был доминиканцем, причём тогда, когда вовсю шли процессы над тамплиерами. Майстер Экхарт очень хорошо выразил суть духовных поисков Света в одном сохранившемся послании, которая заключается в том, что Бог есть абсолютно всё, и для постигших это уже не важно, чем заниматься при жизни, каким образом существовать, в смысле праведно или же нет, если понимать праведность недвусмысленно. После алумбрадос на сцене истории возникает объединение лучших умов Европы, испытывающее нигилизм пожалуй ко всему тому, что исходит от официальной церкви, - в отличие от всех своих предшественников. До баварских иллюминатов-революционеров не рукой подать, но всё же... ведь многим из баварских иллюминатов удалось внедриться во франкмасонство, также имеется сходство в ритуалах, значит, совершенными атеистами они всё же быть не могли. Да, парадоксальные идеи владели частью общества тогда и несколько позже... Вспоминается финал «Индианы», переход от рассуждений о Боге к советам совершить самоубийство, дабы уйти от непосильных страданий и, наконец, получить Свет. (Да, да, женское творчество, занудный сериальный стиль - по мнению очень многих, но Ленин, в отличие от доморощенных гениев в трусиках почему-то очень высоко ценил Жорж Санд, и к этому факту стоит приглядеться). От баварских до йельского студенческого братства «Череп и кости» рассуждения о возможной преемственности между этими объединениями будут выглядеть ещё умозрительней, а о деятельности именно иллюминатов именно в России фактов наковыряете едва ли более.
За деятельность иллюминатов в России можно посчитать отдельные случаи ересей и маргинальных практик, в которых наблюдается сходство в том, в чём обвиняли вальденсов. Позднее - возникновение еретических движений мистического толка, таких как хлыщи, молокане и др. их производные. Рекомендую как отправной пункт для собственного следствия по данному вопросу роман "На горах" русского писателя и историка Мельникова-Печёрского. Он сам отмечает сходство русских сектантов с богомилами - возможными их духовными прародичами, - как и у катаров, которых зачастую путают с вальденсами. Даже подмечает абсолютное сходство варианта молитвы "Отче наш" с тем, как она читалась в секте чешских еретиков 15 века... а также удивительную восприимчивость самых безграмотных и бесправных слоёв российского общества к идеям столпов западной философской мысли гностического и мистического толка.
Вот выдержка из русской классики об изуверстве в русских протестантских сектах:
Аполлон Ильич Ушаков, провожая его с пожара дачи Гудовича в Галерную гавань, к Селиванову, сообщил ему, что зашевелились столичные масоны и что в Петербурге на днях затевалось тайное общее собрание многих, разрозненных до той поры, членов этого братства. Он узнал, у кого и где именно это будет, и дал себе слово явиться туда. «Свободные мыслители, борцы и мученики за правду! Я им всё открою, всё расскажу… Возбужу в них негодование. Сольёмся, сплотимся для общего блага и ещё померяемся со слугами преисподней, с тёмными и злокозненными торгашами, наполняющими созидаемый нами священный Соломонов храм. Вон злых язычников, вон кощунных и наглых оскорбителей!».
В течение двух дней, после заезда на Каменный остров Мирович не решался явиться к Пчёлкиной. Голштинцы стушевались. Их брали под арест кучами и высылали на кораблях в Кронштадт и далее, за границу. Мирович знал, что общая неуверенность, а главное – пожар на даче Гудовича заставили Пчёлкину с Птицыными поспешно перебраться в город. Сознавал он и то, что ему необходимо, и чем скорее, тем лучше, побывать у Бавыкиной, которой он не видел с кануна переворота. Всё это он понимал хорошо и, между тем, как дезертир, не решаясь навернуться в город, безвыходно сидел в грязном деревянном домишке Галерной гавани, где Кондратий Андреевич Селиванов тайно приютился с ним у некоего, тоже безбородого, как и он сам, своего приятеля кожевника. Мирович им рассказал о своём прошлом, о претерпенных обидах и горестях своих предков и родителей, о бедных сёстрах, живших по людям в Москве и которых он восемь лет не видел, – и без движения, сгорбившись и задумавшись, сидел либо лежал в душной полутёмной «боковушке», где пахло рыбой и дублёными кожами. Забыв обо всём, о еде и питье, он думал мрачные, щемившие душу мысли и с холодной, неотвязчивой злобой прислушивался к шороху, топоту и затаённому говору за прокоптелой, чёрной стеной. А в соседней комнате, как порой смутно он разбирал, являлись, о чём-то толковали, спорили, а не то, возясь и как-то в лад топчась ногами, негромким, дрожащим голосом жалобно запевали какие-то неизвестные люди унылую, на церковный лад стихиру.
«Старцы, нищуны! приятели моих-то…» – с презрительной усмешкой, в лихорадочной, прерывистой дремоте думал Мирович.
В третью ночь, перед рассветом, за стеной стало как-то ещё люднее, а пение раздалось громче, точно находившиеся там забыли о присутствии в смежной комнате постороннего. Мировичу явственно слышались слова,
– В Москву – мать градов… там поищем спасения… На Волгу-свет, на Дон… Гибнет отчая земля, гибнут души… батюшка наш, владыко-защита, покинул нас… отрёкся…
С рассветом чей-то гортанный, как бы сдавленный плачем, унылый голос затянул молящий, с переливами, точно погребальный, кант. Его подхватили другие. Целый многогласный хор незримых старцев, то затихая, то дико возбуждаясь, пел за стеной:
Уж ты, белый голубок;
Наш сизенький воркунок,
Аще с господом спасусь,
Лишения не убоюсь;
Не убоюсь такой страсти,
Избавит бог от напасти.
При батюшке искупителе,
При втором спасителе.
– Помилуй нас, матушка, царица небесная, богородица Акулина Ивановна! И ты, названный наш искупитель, Кондратий Андреевич, помилуй! – с плачем, стуча ногами и как бы двигаясь вокруг чего-то, восклицали старцы.
Мировичу с ужасом вспомнились рассказы сослуживцев и начальства о новой страшной секте, замеченной в недавнее время в армии, при следовании её от границы. Он с омерзением вскочил, ещё прислушался, оделся, вышел из избы и заглянул в окно. Среди небольшой, освещённой восковыми свечами горницы сидели на скамьях с всклоченными бородами мужики, торговцы-мещане, в отставных мундирах солдаты, матросы. В их кругу, босой и без рубашонки, перед какою-то миской, стоял бледный, испуганный, с русыми волосами ребёнок… Оловянные, дикие глаза Селиванова были устремлены на дитя. Он держал в руке нож… Освирепев в чаду радения, сектанты пели, качали головами и руками и, полузажмурясь, мерно покачивались… Мирович, не помня себя от страха, перелез через забор и без оглядки бросился из гавани в Петербург.
Уж ты, белый голубок,
Наш сизенький воркунок… —
слышалось за ним пение изуверов, готовившихся пролить кровь нового, нужного им агнца.
Данилевский, "Мирович"
http://www.fictionbook.ru/author/saharo ... ml?page=45
