"Красная капелла"

Модераторы: Толстокосов, Лемурий

"Красная капелла"

Сообщение Sithka_Charley » 08 авг 2009, 16:14

Купил, не так давно, на раскладке старых книг мемуарчик Леопольда Треппера "Большая игра", прочитал. Показалось интересным. Нарыл на тех же раскладках ещё парочку художественных произведений про эту организацию ("Красная капелла"). Порылся в сети и вот в чём прикол то что нашёл в сети существенно отличается от того что прочитал в бумажном варианте, (про фильм вообще молчу). Может кто более сведущий прояснит ситуацию.

Вот, приблизительно, то к чему сводятся сведения взятые с сети:

Что такое «Красная капелла»?

Вряд ли найдется европейская страна, в которой так или иначе не писали бы о группе немецких антифашистов «Корсиканца» - Арвида Харнака и «Старшины» - Харро Шульце-Бойзена, неточно именуемой «Красная капелла». В разведывательных институтах Запада, утверждает известный французский публицист Жиль Перро, «капелла» изучается как организация, представляющая сплав антифашистского Сопротивления с элементами разведывательной деятельности, добившаяся в целом поразительных результатов. Вместе с тем большинство печатных выступлений, посвященных «Красной капелле», страдают односторонностью и неполнотой. Это, по-видимому, объясняется тем, что сведения о ней длительное время черпались преимущественно из мемуаров немецких контрразведчиков, боровшихся против «капеллы» и преследовавших ее участников как своих заклятых врагов.

Архив советской разведки на этот счет вплоть до последнего времени оставался закрытым, как, впрочем, и сейфы спецслужб США и Великобритании.

О том, как появилось на свет название «Красная капелла», рассказал заместитель шефа гестапо Мюллера, председатель Особой комиссии «Красная капелла», оберфюрер СС Ф. Паннцингер, взятый в плен Советской Армией. На допросах в СМЕРШ 1 февраля 1947 года и 29 июня 1951 года на Лубянке он показал, что отслеживание деятельности антифашистов началось в результате радиоперехвата радиоспециалистами шифрованных сообщений (на жаргоне контрразведки радисты назывались «музыкантами», «пианистами»). В эфире раздавался стрекот морзянки не одного радиопередатчика, а многих. В Германии и в оккупированных странах Европы работал целый «оркестр», или по-немецки «капелла». Германская служба радиошпионажа определила, что «музыканты» ориентировали свои передачи на Москву. Поэтому «капелла» получила соответствующую «красную» окраску.

Команда Паннцингера вкладывала пренебрежительный оттенок в наименование своих противников. Фашисты хотели, чтобы память об участниках «Красной капеллы» исчезла навсегда. Но судьба распорядилась иначе. О зондеркоманде «Роте капелле» почти никто не помнит. Имена же Харро Шульце-Бойзена («Старшина») и Арвида Харнака («Корсиканец»), их друзей-единомышленников известны в мире как имена мужественных людей, сумевших в тяжелое время нацистского террора разглядеть неизбежный крах германского фашизма и бороться за построение новой, миролюбивой и демократической Германии.

«Красная капелла» включала в себя многочисленные, зачастую не связанные между собой группы антифашистского Сопротивления. Они работали либо самостоятельно, либо в контакте с советской внешней разведкой, а часть из них - под непосредственным кураторством Главного разведывательного управления (ГРУ) Генштаба Красной Армии. Утверждение, будто все они направлялись из единого зарубежного центра и что их руководителем якобы являлся советский военный разведчик Леопольд Треппер, ошибочно. Берлинская группа Арвида Харнака и Харро Шульце-Бойзена пошла на добровольное сотрудничество с представителями советской внешней разведки ради получения помощи в ведении эффективной борьбы за свержение гитлеровской тирании. Связи между антифашистами и представителями советской разведки носили характер партнерства. Этим объясняется, в частности, то, что группа «Корсиканца» и «Старшины», хотя и решала важные разведывательные задачи, не была классической единицей секретных помощников зарубежной державы. Связь с группой поддерживалась через «легальную» резидентуру внешнеполитической разведки в Берлине вплоть до нападения Гитлера на СССР.

Данный очерк, не претендуя на исчерпывающее освещение темы «Красной капеллы», предлагает прежде всего остановиться на мало или совсем не известных сторонах ее деятельности. Впервые говорится о советских людях, принимавших участие в этой сложной и важной операции, их нелегком труде, достижениях, а также допущенных промахах и просчетах, в том числе со стороны руководства разведки.


Начало деятельности.

Назначение Гитлера канцлером Германии в 1933 году обострило обстановку в стране. Фашизм стремился террором окончательно уничтожить демократические и прогрессивные силы немецкого народа. Полное, казалось бы, торжество фашизма в стране поставило перед внешней разведкой СССР актуальную задачу: выйти в Германии на оппозиционные силы, способные выступить против Гитлера, выяснить, каково их положение, кого они объединяют, какой придерживаются стратегии и тактики, каковы намерения гитлеровского руководства во внутренней и внешней политике. Для этого необходимо было найти способы проникнуть в верхние эшелоны власти.

Этой работой начал заниматься Борис Моисеевич Гордон, заведующий консульским отделом посольства СССР в Берлине, руководитель «легальной» резидентуры НКВД с помощью первого секретаря посольства Александра Гиршфельда, который согласился познакомить Гордона с сотрудником Министерства экономики, доктором философии и юриспруденции Арвидом Харнаком и его женой Милдред, американкой немецкого происхождения, доктором филологии (после прихода нацистов к власти Харнак, потомственный интеллигент (из уважаемой профессорской семьи),начал выражать марксистские взгляды, по поручению КПГ участвовал в создании «Союза работников умственного труда», легальной массовой организации прогрессивно настроенных интеллектуалов, вел пропаганду по изучению советского планового хозяйства, организовал соответствующее общество АРПЛАН и ознакомительную поездку немецких инженеров и экономистов в СССР).

В начале августа 1935 года на квартире доктора Харнака Гордон и Гиршфельд договорились, что Харнак (впредь «Корсиканец») будет вместе с советскими друзьями бороться против диктатуры фашизма, за демократию, за предотвращение затеваемой нацистами войны против европейских народов и Советского Союза.

На ближайшей встрече Гордон поставил перед «Корсиканцем» вопрос о работе на строго конспиративной основе, прекращении афиширования антифашистской деятельности и осторожности в личном поведении. По рекомендации русского друга Харнак вступил в национал-социалистскую партию. Он должен был стать внешне стопроцентным «наци» и слыть в их кругах своим человеком. В 1935 году Харнак становится правительственным, а потом и старшим правительственным советником в имперском министерстве экономики. Из справочного фонда министерства он мог получать информацию о любом секторе хозяйства страны и военном производстве. Он получал бесценные сведения, которые передавал в Москву. В Центре эта информация неизменно получала высокую оценку.
Антифашистскую борьбу вместе с «Корсиканцем» вели его близкие и преданные друзья: Адам Кукхоф («Старик») - видный писатель и драматург и его жена Грета Кукхоф («Кан») . Она обучалась в США в одно время с Арвидом и познакомилась с молодой четой Харнаков.

Через профессора Хебеле, тоже разделявшего антифашистские взгляды, и супругов Кукхоф «Корсиканец» познакомился со «Старшиной» - Харро Шульце-Бойзеном, старшим лейтенантом, начальнико пятого реферата разведывательного штаба авиации маршала Геринга. Тесные отношения между этими антифашистами послужили основой для возникновения в подполье одной из наиболее активных ячеек антигитлеровского Сопротивления.

Тщательно проверяясь, Б. Гордон проводил периодические встречи с «Корсиканцем».

Благодаря связям с членами Верховного командования сухопутных сил, Комитета по четырехлетнему плану милитаризации немецкой экономики, Имперской хозяйственной палаты, руководством концерна «ИГ Фарбен», а также с сотрудниками Института военно-экономической статистики «Корсиканец» был в курсе важных вопросов подготовки «рейха» к агрессии и заблаговременно информировал СССР о них.



«Проколы» в кадрах советской резидентуры.

В 1937 году Гордон был вызван в Москву, где был арестован. Гордона оклеветал мелкий, завистливый человек, когда-то им задетый. Донос пришелся кстати. Гордон был рекомендован на работу в Берлин руководителем разведки А.Х. Артузовым. Началась расправа с руководством разведки, и всплыл этот факт, истолкованный как тесная связь Гордона с вражеской группировкой. Особый суд «тройки» приговорил его к расстрелу. Сегодня имя отважного и талантливого разведчика возвращено из небытия и стало известно соотечественникам.

Отзыв Гордона по сути обезглавил резидентуру, которая находилась в тот период на подъеме. В ее составе действовало до полутора десятков разведчиков, имевших интересные и важные источники информации. Например, Карл Беренс - конструктор-проектировщик. Выходец из рабочей семьи, коммунист, работал на военном заводе «АЕГ-Турбине». Харнак познакомил Беренса с работником внешней разведки. Проникнутый антифашистскими настроениями и симпатией к СССР, Беренс предоставил разведке ценные данные военной опытной станции Министерства авиации. Эрвин Гертс - полковник авиации, начальник контрразведывательной службы Министерства авиации. По профессии летчик. Длительное время работал в журналистике. После прихода к власти в стране фашистов к ним не примкнул, но согласился служить в авиации, где сделал карьеру. В душе остался демократом, немецким патриотом. На этой почве сблизился со «Старшиной» и передавал ему ценные сведения. От «Старшины» информация поступала к «Корсиканцу» и далее в Москву.

Гюнтер Вайзенборн - редактор немецкого радио, по профессии журналист. Близко сошелся с Харро Шульце-Бойзеном на почве активного неприятия национал-социализма, милитаризма и поиска новых путей развития Германии. Был активным помощником Шульце-Бойзена, добывая политическую информацию в Министерстве пропаганды и в журналистских кругах.

После отъезда Гордона резидентуру некоторое время возглавлял А.И. Агаянц - молодой, но к тому времени уже достаточно опытный разведчик. И опять фатальное невезение. В декабре 1938 года Агаянц скончался на операционном столе. Прободение язвы желудка оказалось для него роковым.

До сентября 1939 года берлинская резидентура не имела резидента. В Центре не хватало кадров, опытные разведчики были уничтожены в ходе репрессий. В сентябре 1939 года в Берлин был наконец назначен новый резидент. Но выбор оказался неудачным. А.З. Кобулов, протеже наркома внутренних дел Берии, недостаточно образованный (пятилетнее образование плюс курсы счетоводов), амбициозный, длительное время работал на скромных финансово-хозяйственных должностях мелких учреждений и предприятий Закавказья. По совету старшего брата Богдана, заместителя Берии, перешел на службу в органы безопасности и при поддержке брата сделал стремительную карьеру. В 1939 году без всякого опыта разведывательной работы он оказался во главе одной из важнейших точек НКВД за рубежом - в Берлине.

Перед отъездом из Москвы Кобулов был принят начальником внешнеполитической разведки комиссаром III ранга П.М. Фитиным. Разговор был формальный, протокольный. Состоялась беседа с начальником немецкого направления П.М. Журавлевым, одним из опытнейших оперативных работников разведки. Оба расстались без чувства симпатии: у Павла Матвеевича от разговора с самонадеянным Кобуловым остался на душе мутный осадок.

Едва оглядевшись на месте, Кобулов энергично принялся за «дела». Неразборчивость в установлении контактов и болтливость обратили на себя внимание начальника отделения гестапо «4-Д» штандартенфюрера Ликуса, который дал указание начать его разработку. По учетам гестапо Кобулов значился резидентом советской разведки.

П.М. Журавлев, почувствовав недоброе, пытался вмешаться в ход событий, призвать Кобулова к дисциплине и конспирации. Подготовленный на этот счет проект указания в Берлин Журавлев принялся согласовывать с вышестоящим руководством, которое нашло указание берлинскому резиденту излишне резким (знали, кто стоит за его спиной) и смягчило текст.

Когда Кобулов убедился, что его, хотя и в деликатной форме, предупредили, он вышел из себя и обратился с личным письмом к начальнику разведки Фитину.

Резидент жаловался, что до него дошли слухи о том, что заместитель начальника разведки П.А. Судоплатов и П.М. Журавлев необоснованно критикуют его работу за спиной. Следовало бы положить конец подобной болтовне, подсказал он Фитину. В том же письме Кобулов просил о предоставлении ему денежной дотации, ссылаясь на выслугу лет и местную дороговизну.

Руководство внешней разведки перевело Кобулову причитающиеся рейхсмарки, но пришло к выводу, что работу резидентуры можно на деле улучшить, лишь направив в Берлин опытного и знающего обстановку оперработника. Наиболее подходящей сочли кандидатуру А.М. Короткова.



Новая «политика» работы.

В апреле 1940 года Коротков прибыл в Берлин. Спустя некоторое время он возобновил встречи с «Корсиканцем», а позднее и со «Старшиной». От них была получена ценная информация о приготовлениях Германии к войне против СССР. Кобулов пожелал встречаться с «Корсиканцем», используя Короткова как переводчика. Сообщив в Москву о планируемой встрече, Амаяк Захарович услышал в ответ не очень вежливое: «На встречу с «Корсиканцем» не ходить».

В то же время встречи Короткова с «Корсиканцем» неожиданно прервались из-за непредвиденных обстоятельств. Нелегально посланная в Берлин оперативная сотрудница Червонная, свободно владевшая немецким языком и снабженная подлинными немецкими документами, попала в засаду, устроенную гестапо на квартире агента, к которому она шла с заданием. Многое в этой истории было неясно. Центр насторожило то, что Червонная знала нескольких агентов, с которыми проводил встречи Коротков. Случайно это или кто-то из агентов подставил Червонную, а теперь хочет спровоцировать Короткова? Однозначного ответа не было, и Москва приказала Короткову в конце осени 1940 года прибыть для консультаций, заморозив на время его связи…

В Москве куратор «берлинской точки» П.А.Судоплатов перенаправил деятельность Короткова в соответствии с новым планом руководства, согласованным с Л.П.Берией. Суть плана сводилась к тотальной перепроверке данных на знакомых «Корсиканца» и к обеспечению безопасности советских загранучреждений (!) Лишь небольшая часть плана касалась проверки и конкретизации полученных от источника сведений о военных приготовлениях Германии в отношении СССР, рекомендовалось выяснить, как Германия рассчитывает использовать экономические ресурсы СССР в «хозяйственном плане» в случае ведения военных действий.

Вероятно, если оценивать задания плана с современных позиций, то указанные пункты должны были бы стать основополагающими во всей работе с «Корсиканцем». Однако каждое время имеет собственную логику.

Под подписями Фитина и Судоплатова Коротков аккуратно расписался на документе «читал» и поставил дату - 24 декабря 1940 г.

Вернувшись в Берлин в январе 1941 года, Александр Михайлович поспешил встретиться с «Корсиканцем», который сообщил, что Верховное командование сухопутных сил распорядилось составить для вермахта карту промышленности СССР. Это, по его мнению, раскрывало намерения фашистов и указывало те цели, которые они хотели захватить или разрушить.

Коротков немедленно доложил в Центр о встрече с «Корсиканцем».

С каждым днем от «Корсиканца» и его друзей - Харро Шульце-Бойзена, Адама Кукхофа, супругов Курта и Элизабет Шумахер и других - поступали сведения, убеждавшие, что маховик подготовки агрессии Гитлера против России все больше раскручивался. В частности, Харро Шульце-Бойзен добыл данные штаба ВВС, предусматривавшие бомбардировку Ленинграда, Киева, Выборга, других объектов на советской территории, о завершении подготовки армии к нападению на Советский Союз. Конкретная информация требовала адекватной оценки и принятия соответствующих мер. Короткова же предупреждали, чтобы он не попадался на англо-американскую, а возможно, и германскую дезинформацию.

Коротков был уверен в достоверности добытых данных и искренности своих источников. 10 марта 1941 г. он доложил в Центр:

«"Корсиканец" вызвал на срочную встречу и сообщил, что заместитель руководителя Института военно-хозяйственной статистики Лянге-Литке проинформировал его о том, что в Генеральном штабе вермахта надеются сломить сопротивление Красной Армии в течение первых 8 дней. Оккупация Украины лишит СССР основной промышленной базы. Будут отторгнуты Кавказ, Урал (предполагается достичь их на 25-е сутки с начала военных действий). Нападение диктуется соображениями военного преимущества Германии над СССР».

Через неделю Коротков получил от А. Харнака новое подтверждение того, что «подготовка удара по СССР стала очевидностью». Резидентура доложила об этом лично наркому госбезопасности Меркулову.

Со своей стороны, руководство внешней разведки регулярно сообщало высшему советскому руководству поступающие от «Корсиканца» и «Старшины» данные. Но в них наряду с бесценными зернами истины, серьезными предупреждениями о надвигающейся катастрофе проскальзывали сведения противоположного характера. Над этим постоянно думали в Центре, особенно с весны 1941 года, когда обстановка стала ухудшаться. Руководство наркомата и внешней разведки пришло к выводу о целесообразности разгрузить А. Харнака от всех его подысточников. Ему самому следовало глубоко разобраться в материалах, поступающих непосредственно в его руки. А с подысточниками лучше установить прямые контакты оперработников и по ходу дела уточнять и конкретизировать сомнительные места. В Берлин ушло соответствующее указание начальника разведки Фитина. Если для этого потребуется помощь «Корсиканца», от нее не отказываться, а ему объяснить принятые меры осложнением обстановки и необходимостью усиления конспирации в работе с учетом возможного возникновения чрезвычайного положения. Он, видимо, и сам чувствует, в каком направлении идет развитие событий.

Коротков долго думал над указанием Центра, над тем, какие найти слова, чтобы у А.Харнака не сложилось впечатление, что его отодвигают в сторону. Он очень нужен, и без него немыслима работа антифашистов.

Как и ожидал Коротков, «Корсиканец» в целом с пониманием отнесся к просьбе познакомить со «Старшиной».

Готовясь к встрече, Коротков еще раз просмотрел имеющиеся материалы: Харро Шульце-Бойзену было около тридцати лет. Он происходил из аристократической семьи и доводился внучатым племянником известному гросс-адмиралу фон Тирпицу, основателю германского флота. Отец Харро командовал военным кораблем в первую мировую войну, а во время второй был начальником штаба оккупационных войск в Нидерландах. Харро закончил школу военных летчиков-штурманов. В 1936 году Харро женился на внучке князя Эйленбургского - Либертас Хаас-Хайе. Маршал Геринг, второе лицо в государстве, знал Либертас еще подростком. Поэтому он не очень удивился, когда она сообщила ему о своем замужестве и попросила проявить внимание к супругу. По указанию Геринга Харро был зачислен в штаб авиации, несмотря на возражения со стороны гестапо, где на него еще со времени учебы было заведено досье как на человека, поддерживающего «предосудительные связи» с коммунистами. В Министерстве авиации Харро был назначен начальником реферата, который занимался анализом и обработкой отчетов военно-воздушных атташе Германии. Здесь-то он и познакомился с другой стороной деятельности министерства, направленной на развязывание войны.

Коротков и «Старшина» встретились на квартире «Корсиканца» как давно знакомые единомышленники…Харро нашел способ показать, что догадался, кто перед ним, и рад знакомству с русским разведчиком. Он охотно согласился встречаться с Коротковым, но сказал, что практически это возможно осуществлять только через Арвида Харнака…

Затем Коротков возобновил прямой контакт с Карлом Беренсом («Лучистым»), по профессии слесарем-монтажником и мастером художественного литья, завербованным в середине 30-х годов еще Б.Гордоном через Милдред Харнак и находившимся с 1937 года без связи. Беренс прошел сложный политический путь: вначале, поверив фашистской демагогии, он вступил в члены НСДАП и в один из ее штурмовых отрядов, но скоро наступило отрезвление и разрыв с фашистами. Они запомнили ему это на всю жизнь...

«Лучистый» рассказал Короткову, что работал на военном заводе «АЕГ-Турбине»,… подробно информировал о положении фирмы и настроениях рабочих и служащих. Доложив о результатах встречи в Центр, Короткое высказал мнение, что информационные возможности источника в настоящее время сузились. Но, учитывая опыт подпольной работы, …честность и надежность, порекомендовал использовать его в качестве радиста берлинской группы. В Центре согласились с мнением Короткова.

Следующим прямым контактом Короткова, налаженным через «Корсиканца», стал «Старик», Адам Кукхоф, сын рейнского фабриканта, изучавший политэкономию, германистику и философию. Он давно тяготел к театру, драме и журналистике. Его книга «Немец из Байенкура» и пьеса «Уленшпигель» стали заметным явлением в немецкой литературе и драматургии. Опыт жизни подсказал ему, что нацизм недолговечен. Он с симпатией наблюдал за развитием событий в СССР, постепенно став его другом. «Старик» много писал для подпольной антифашистской газеты «Инере фронт», составлял антигитлеровские листовки.

В беседе с Коротковым Кукхоф заявил, что может наладить контакт со своим школьным приятелем, Адольфом Гримме, антифашистом по убеждениям. Гримме занимал видный пост в Веймарской республике, разогнанной фашистами, принадлежал к нелегальной организации Карла Фридриха Гердлера (Карл Фридрих Гердлер (1884-1945 гг.) - политический деятель Германии. В 1930-1937 годах - обербургомистр Лейпцига, в 1931-1935 годах - имперский советник по вопросам цен, в 1937 году - советник крупного германского электроконцерна «Бош РГ». Рассчитывал с помощью заговора военной оппозиции свергнуть Гитлера. После покушения на Гитлера полковника Клауса фон Штауффенберга 17 июля 1944 г. сумел избежать ареста, но позднее был схвачен гестапо и казнен) и адмирала Канариса (шефа абвера), готовящих с помощью военных свержение Гитлера.

Сообщение резидентуры о выходе на А. Гримме и о начале разработки через него Гердлера посчитали в Центре полезным, но заметили при этом, что разведчики слишком торопятся и во всем еще следует глубоко разобраться. Но уже сейчас было ясно, что после того, как «Старик» соберет необходимые сведения о Гримме, можно будет перейти и на прямой контакт с ним.

Разделение группы «Корсиканца» и установление прямой связи с его подысточниками не привело, однако, к тому, что Центру стало легче проверять полученные из Берлина сведения и давать им объективные оценки. Почему-то самые важные и интересные сведения ставились под сомнение, а дезинформация нередко принималась за чистую монету. Вероятно, люди предпочитали слышать то, что им хотелось.


Накануне вторжения в СССР.

«Возможен неожиданный удар, - предупредил «Старшина» Короткова, а тот - Москву. - Будут ли при этом выдвинуты германской стороной какие-либо требования - неизвестно. Первые удары германской авиацией будут нанесены по узлам Мурманска, Вильно, Белостока, Кишинева, авиазаводам Москвы и ее окрестностей, по портам Балтики, Беломоро-Балтайскому каналу, железнодорожным линиям в направлении границ и мостам». По мнению «Старшины», в случае начала войны следовало бы ответить контрударом по фашистам. Советская авиация могла бы нанести бомбовые удары по румынским нефтепромыслам, железнодорожным узлам Кенигсберга, Берлина, Штеттина. Ударом через Венгрию надлежало отрезать Германию от Балкан.

Это сообщение переполошило Центр. Руководство внешней разведки не решилось доложить его высшему руководству страны и направило в РУ ГШ НКО СССР. Военные разведчики, испытывая на себе давление атмосферы общей неуверенности, ответили, что поступившие рекомендации похожи на провокацию. Но тут же оговорились, что источник, по-видимому, говорил от чистого сердца.

Подобная оценка была непонятна Короткову. Было очевидно, что Центр по одному ему известным причинам не доверял полностью его немецким друзьям даже в ту минуту, когда на карту были поставлены жизнь и будущее страны.

Вместе с тем, несмотря на сомнения, Центр начиная с марта-апреля принимал меры по созданию в Берлине на случай войны нелегальных резидентур, имеющих прямую радиосвязь с Москвой. Радиосвязь должна была стать тем средством, с помощью которого антифашисты-подпольщики могли бы информировать Москву, а также поддерживать при необходимости контакты с другими группами Сопротивления в различных районах Германии и за ее пределами.

В конце апреля 1941 года Меркулов в разговоре с Фитиным подчеркнул, что обстановка требует срочных мер по переводу наиболее ценной агентуры на прямую связь с Москвой и создания нескольких нелегальных резидентур с собственными рациями, шифрами, материальными ресурсами. В случае обрыва нынешней связи они могли бы самостоятельно продолжать свою деятельность, информируя об этом Центр.

В начале мая 1941 г. начальник немецкого направления П.М.Журавлев дал указание Короткову подыскать радиста и ждать радиоаппаратуру. Харнак не рекомендовал использовать в качестве радиста Карла Беренса из-за большой семьи последнего; второй кандидат на роль радиста, Курт Шумахер, был неожиданно мобилизован в армию. В результате выбор пал на коммуниста Ганса Коппи, за которого поручился «Старшина» .

Обещанные Центром рации и другие средства явно запаздывали. Техника поступила только в конце апреля - начале мая. В багаже находились две портативные рации в контейнерах-чемоданчиках с питанием от батареек. Переносные радиопередатчики могли работать в квартирах верхних этажей домов, в поле, в лесу, с поверхности воды. Радиус действия рации достигал одной тысячи километров. Принимающая база была оборудована в районе Бреста. Среди распакованных коробок оказались карманные приемник и передатчик, работавшие от электросети напряжением 110-220 вольт. «Странная штука, - подумал Коротков, - и как ею пользоваться? Да и инструкции к ней нет. Вот это сюрприз! Что касается принимающей базы на советско-польской границе, то, судя по всему, Красная Армия не собирается отступать и будет бить врага на его же территории, как пелось тогда в песнях. Но сможет ли маломощная рация на батарейках обеспечить устойчивую радиосвязь группы «Корсиканца» с Центром?» Эта мысль не оставляла Короткова. «Москве виднее», - решил он в конце концов. Рация была передана группе «Корсиканца» через Грету Кукхоф.

Ни на один день резидентура не прекращала добычу информации. Группа антифашистского Сопротивления «Корсиканца» - «Старшины» сообщала все более тревожные данные о завершении подготовки Гитлера к нападению на Советский Союз. 16 июня 1941 г. из Берлина в Москву ушла телеграмма, предупреждавшая, что германская агрессия может начаться с минуты на минуту.

По указанию начальника разведки Фитина информация немедленно была доложена И.В. Сталину и В.М. Молотову.

В ней, в частности, говорилось:

«Источник, работающий в штабе германской авиации, сообщает: Все военные приготовления Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удар можно ожидать в любое время...

Объектами налетов германской авиации в первую очередь являются: электростанция «Свирь-3», московские заводы, производящие отдельные части к самолетам, а также авторемонтные мастерские.

В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолетов, главным образом истребителей, находится уже на венгерских аэродромах...

Источник, работающий в Министерстве хозяйства Германии, сообщает, что произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений «будущих округов» оккупированной территории СССР...

...На собрании хозяйственников, предназначенных для «оккупированной территории» СССР, выступил также Розенберг, который заявил, что понятие «Советский Союз» должно быть стерто с географической карты».

Как писал позднее в своих воспоминаниях П.М. Фитин (Сборник юбилейных материалов КГБ, архив СВР), на следующий день Сталин вызвал его и Меркулова к себе. Не предложив им присесть, оставив стоять у дверей кабинета, Сталин молча прохаживался вдоль стола, покуривая трубку и посматривая на наркома госбезопасности и начальника разведки, как бы изучая и прикидывая в уме, понимают ли эти люди всю сложность и остроту обстановки. Наконец Сталин остановился прямо напротив них и, глядя в лицо Фитина, произнес:

– Товарищ начальник разведки, не надо мне рассказывать содержание вашего сообщения. Я его прочел. Объясните, откуда и как ваш источник получает информацию? Верите ли вы ему и почему? Можете ли поручиться за его честность и искренность?

Сталин, не отрываясь, смотрел в глаза Фитину и внимательно его слушал. Фитин, преодолев внутреннее волнение, подробно объяснил, что источник является убежденным антифашистом и поэтому делится с резидентурой получаемыми им сведениями. Его информация, как правило, подтверждается, и у разведки нет на его счет сомнений.

Сталин пошел вдоль стола, не говоря ни слова. Вернувшись к Меркулову и Фитину, остановился, затянулся трубкой, выпустил дым и сказал:

– Есть только один немец, которому можно безоговорочно верить, - это товарищ Вильгельм Пик. Все перепроверьте тщательным образом и снова доложите.

На обратном пути Меркулов поинтересовался у Фитина, что тот думает о сказанном Сталиным. Фитин не торопился с ответом, и Меркулов ответил сам:

– Вероятно, товарищ Сталин подразумевал, что следует доверять только немецким коммунистам.

На замечание Сталина необходимо было немедленно отреагировать и принять соответствующие меры. Меркулов распорядился, чтобы разведка срочно составила список всех донесений «Корсиканца» и «Старшины», в которых содержалась информация о готовившейся Германией агрессии. Только с начала 1941 года таких телеграмм в Центре набралось больше сотни, и их перечень занял одиннадцать убористых машинописных страниц.

Оставалось переслать документ в Берлин и потребовать от резидентуры подтверждения.

Но события опередили намерения руководства разведки.

Наступило 22 июня 1941 года. Все, о чем сообщали «Корсиканец» и «Старшина», стало трагической явью.

«Календарь» сообщений «Корсиканца» остался в деле и хранится в архиве СВР. В Берлин ушли последние указания об активизации подпольщиков, антифашистского Сопротивления.


«Красная капелла» в огне войны

Война, хотя ее и ожидали со дня на день, явилась неожиданной для руководителя берлинской «легальной» резидентуры Захара (А. Кобулова). Он имел лишь приблизительное представление о состоянии советско-германских отношений, о средствах и формах деятельности разведки, ее целях и задачах… По воспоминаниям одного из сотрудников резидентуры, сообщение о нападении Германии на Советский Союз буквально потрясло Кобулова: в нижнем белье и тапочках на босую ногу он вышел из квартиры и уселся на крыльцо, обхватив голову руками.

Из Москвы поступила срочная шифровка с требованием уничтожить секретные документы и обусловить связь с ценной агентурой.

Для того чтобы обеспечить агентуру системой радиосвязи, в резидентуре решили, чтобы В.М. Бережков, 1-й секретарь посольства СССР в Германии, договорился с охранявшим посольство офицером СС о совместном выезде в город со своим посольским другом под предлогом прощания последнего с любимой немецкой девушкой, пообещав за это солидную сумму в марках наличными. Таким «другом» был А.М. Коротков... При нем был закамуфлированный под дорожный чемодан радиопередатчик.

24 июня 1941 года, на третий день войны, ворота посольства отворил дежурный эсэсовец, и на Унтер-ден-Линден выехал посольский «Опель-олимпия». За рулем сидел Бережков, справа от него оберштурмфюрер СС, на заднем сиденье - Коротков. Он выглядел как влюбленный человек, которого война разлучала с его девушкой, с которой он собирался попрощаться, возможно, навсегда.

Сойдя у станции метро, Коротков неторопливо спустился вниз и сел в подошедший поезд. Сменив несколько маршрутов, он на одной из станций подземки встретился с Элизабет Шумахер, активной и надежной антифашисткой берлинского подполья и передал ей рацию, код для перешифровки букв и 20 тысяч марок на необходимые расходы.

Работники посольства, а с ними и резидентуры, были вывезены немцами из Берлина 2 июля 1941 года и через Турцию прибыли в Ленинакан на армяно-турецкой границе 18 июля того же года. Выход А.М. Короткова в город 24 июня был последней личной встречей советского разведчика с берлинскими антифашистами.

Центр не сообщил А. Харнаку длину собственной волны радиопередач, без чего радиосвязь с берлинцами принимала односторонний характер. В Берлине при всем желании не могли принять и расшифровать указания Москвы, если бы они и последовали. Оборудованная в районе Бреста приемная станция для А. Харнака перестала существовать в первые же дни войны. Другого приемного пункта у внешней разведки не было.

Однако стоило взглянуть на карту Европы, чтобы заметить, что расстояние от Стокгольма или Лондона до Берлина было намного короче, чем от Минска или Москвы, не говоря уж об Урале. Это натолкнуло руководство разведки на мысль - использовать радиостанции ее резидентур в Великобритании и Швеции. Берия лично дал указание возобновить слушание рации Арвида Харнака из Стокгольма и Лондона.

Радиостанция резидентуры в Стокгольме не поймала ни одного радиосигнала. Лондон же сообщил, что приемник резидентуры зафиксировал однажды слабые радиосигналы рации Харнака, но в дальнейшем они не повторялись.

Руководство немецкого отдела советской внешней разведки доложило начальнику разведки свою оценку сложившейся обстановки: отсутствие полной ясности причин молчания рации А. Харнака делает настоятельным посылку в Берлин надежного курьера-связника.

В подготовленном отделом проекте телеграммы в резидентуры, хранящемся в архиве СВР, говорилось:

«Выясните причины отсутствия радиопередач. Узнайте также, в каком положении находятся наши близкие друзья. Пусть готовят квартиры для приема гостей, которые к ним прибудут. Желательно, чтобы берлинские друзья срочно выехали для личной встречи с торгпредом в Стамбул или с консулом в Стокгольм». В том и другом случае назывался пароль - Штральман.

В числе хорошо известных разведке людей был радист К. Шульце. Выходец из многодетной бедной семьи Курт Шульце в первую мировую войну был призван в военно-морской флот, приобрел специальность радиотелеграфиста и служил бортрадистом на крейсере. После демобилизации работал шофером, а последнее время курьером на почте. В 1920 году Шульце вступил в КПГ... В 1929 году он дал согласие вести по линии Коминтерна разведывательную деятельность в пользу Советского Союза...

Когда Гитлер напал на СССР, К.Шульце ожидал, что с началом войны его востребуют и он окажется полезным бойцом невидимого фронта. Но проходили дни и недели, а к нему никто не являлся. Но вот однажды к нему обратился давний друг и товарищ по партии Вальтер Хуземан, который попросил Курта от имени Коминтерна помочь организации Шульце-Бойзена - Харнака наладить регулярную связь с Москвой. Курт Шульце, возможно, подумал, что это и есть то самое поручение, которого он столько времени ожидал, и включился в деятельность организации, используя свои опыт и знания.

Первые же контакты Курта Шульце с Харро Шульце-Бойзеном убедили радиста, что он действительно оказывает помощь Советскому Союзу в его борьбе с фашизмом. Информацию военно-политического характера, которую Харро сообщал для передачи в Москву, трудно было недооценить.

Например, Шульце-Бойзен сообщил Курту планы немецкого командования на 1942 год. Они, в частности, предусматривали боевые действия немецких войск в направлении нефтеносных районов Кавказа, прежде всего Майкопа. По информации Харро, это диктовалось острой нехваткой горючего для ВВС и боевой техники. По подсчетам немецких экспертов, собственного бензина, накопленного Германией, должно было хватить до марта 1942 года. В дальнейшем последовала бы неизбежная остановка транспортных средств и боевой техники. Поэтому Гитлер нацеливался на Кавказ, до которого, по его расчетам, ближе всего немецким армиям. Для восстановления нефтяных скважин на захваченной немцами территории требовалось, по предварительным расчетам, от шести до девяти месяцев. Группу же немецких войск под Москвой и Ленинградом германское командование предполагало усилить, в частности, за счет солдат и офицеров воздушно-десантных сил, участвовавших в боях за Крит. Наступать на Ленинград немецкое командование, по словам Харро, не собиралось. Оно хотело задушить город в кольце плотной блокады.

В своей информации Харро указал, что за первые месяцы войны немецкие ВВС понесли на Восточном фронте значительные потери. Пополнение новыми самолетами отставало от потребностей боевой авиации. Большинство авиазаводов в оккупированной немцами Европе лежало в руинах. Вместе с тем Германия и ее вооруженные силы располагали большими возможностями для начала химической войны.

Харро сообщил местонахождение ставки Гитлера и указал, что там же разместился со своим штабом маршал Геринг. По соображениям безопасности расположение штаб-квартиры фюрера часто менялось.

Далее Шульце-Бойзен отметил, что немцы захватили в Петсамо (Финляндия) советский дипломатический код. Германская разведка разгромила на Балканах разведсеть англичан и завербовала нескольких радистов, с помощью которых организовала радиоигру с Лондоном. Адмирал Канарис, начальник абвера, якобы привлек к сотрудничеству шефа разведки Комитета Сражающейся Франции, который в Лондоне возглавил генерал де Голль.

Однако разведывательная информация, переданная по радио в Москву, не была услышана адресатом. И все же эти ценнейшие сведения удалось по каналам нелегальной разведки сообщить в Центр. Они были доложены И.В. Сталину и получили его высокую оценку.

Но регулярной связи наладить не удавалось из-за маломощной рации.

Возникшая ситуация заставила разведку искать новые возможности восстановления связи с берлинцами. После тщательной проверки были отобраны два опытных агента. Было решено ускорить их подготовку и в конце 1941 года по воздуху перебросить из Великобритании на Европейский континент. По договоренности с английскими спецслужбами, с которыми имелось специальное соглашение, агенты «Вахе» и «Бригадир», уже имея навыки работы в тылу врага, отрабатывали прыжки с парашютом. Однако во время одной из тренировок на британском полигоне «Вахе» получил серьезную травму и был госпитализирован. Командировка «Вахе» и «Бригадира» в Берлин сорвалась, так и не успев начаться.

Внешняя разведка потребовала от стокгольмской резидентуры более активно использовать агентуру, которой самой поручалось подобрать курьера-связника для направления в Берлин. В январе 1942 года в Стокгольм резиденту Кину (Б.А. Рыбкину) ушло указание в кратчайший срок найти надежного человека для направления его на связь с группой Шульце-Бойзена и Харнака.

Поручение озадачило Кина и его заместителя Ирину (З.И. Рыбкину-Воскресенскую), но они нашли выход, и Центр был вынужден согласиться с их предложением о передаче «Адаму» - директору одной из шведских фирм, условий явки к членам группы Шульце-Бойзена - Харнака.

Только в июне 1942 года, спустя полгода после получения стокгольмской резидентурой задания, «Адам» вылетел в Берлин. Здесь он встретился с радистом группы Куртом Шульце, который сообщил Адаму, что ему не хватает радиодеталей и анодных батарей питания, чтобы наладить радиосвязь с Москвой.

Последствия визита «Адама» в Берлин неожиданным образом отозвались осенью 1942 года. В телеграмме Кину, подписанной Берией, утверждалось, будто «Адам» оказался провокатором. Явки, которые давались ему при посещении Берлина, провалены, а наши разведывательные источники в Берлине арестованы. На самом деле доказательств причастности «Адама» к провалам явок и арестам членов группы в архивах разведки не оказалось.

Тем временем внешняя разведка упорно продолжала поиски путей восстановления связи с берлинскими антифашистами. Вечером 4 августа 1942 года к небольшому подмосковному аэродрому подъехали легковые автомашины, из которых вышли два парашютиста - «Франц» (Альберт Хесслер) и «Бек» (Роберт Барт) , готовые к заброске в тыл к немцам.

Хесслер давно стал на путь борьбы с фашизмом. Вторым был военнопленный, рядовой Роберт Барт, 1910 года рождения, заявивший о своей принадлежности к КПГ. По требованию Фитина Барт был доставлен из лагеря немецких военнопленных во внутреннюю тюрьму на Лубянке. На допросах Барт сообщил о себе сведения, которые подтвердились при проверке.

Так Альберт Хесслер и Роберт Барт оказались в разведшколе, где их подготовили по специальной программе.

Предусматривалась и такая вероятность, как работа «Франца» и «Бека» на рации под контролем германской контрразведки. Парашютисты могли сделать вид, что согласились с предъявленными требованиями, но при этом должны были подать сигнал тревоги. Над его выбором сотрудники внешней разведки ломали голову не один день. Остановились на том, что у радиста «невольно» дрогнет рука и он собьется, а затем повторит текст. Сигнал тревоги, таким образом, должен был выглядеть как повторение нескольких отдельных групп зашифрованного текста.

Для Альберта Хесслера было подготовлено задание, предусматривавшее его проникновение в Берлин под видом рядового вермахта и установление по паролю связи с членами организации Шульце-Бойзена - Харнака. В дальнейшем ему следовало организовать устойчивую радиосвязь с Центром, пользуясь своим шифром. Если по каким-то причинам это не удастся, то можно было прибегнуть к услугам Роберта Барта, имевшего самостоятельную рацию и собственный шифр. Но это предполагалось лишь на самый крайний случай.

План-задание для Роберта Барта был утвержден Берией. Начальник Четвертого управления НКВД П.А.Судоплатов считал, что работа с военнопленным, предназначенным для заброски в немецкий тыл, входит в его компетенцию. На худой конец, эту операцию следовало проводить совместно Первому и Четвертому управлениям НКВД. Поэтому подготовленный при активном участии Судоплатова план-задание был доложен наркому за подписью Фитина и Судоплатова.

В начале августа 1942 года А. Хесслер появился в Берлине, а 3 и 31 сентября его рацию наконец услышали в Центре, но наладить двустороннюю связь с ним так и не удалось. Роберт Барт 9 сентября успел сообщить в Москву о том, что прибыл в пункт назначения. Но вскоре, как потом выяснилось, оба парашютиста оказались в руках гестаповцев. А после паузы в середине октября связь с ними, как по мановению волшебной папочки, возобновилась. Ничего существенного из Берлина не поступало, а радиограммы содержали намеки на то, что берлинские антифашисты испытывали затруднения, а часть членов группы арестована.

14 октября 1942 года Барт передал в Центр радиограмму, которая была особенно несвойственна его манере работы на радиоключе и расшифровать которую так и не смогли. Вскоре поступила радиограмма от Хесслера. Ее содержание также не поддавалось дешифрованию. Никто из тех, кто непосредственно был связан с приемом и докладом телеграмм, не обратил внимания на необычный характер сообщений из Берлина. Мало того, спустя какое-то время Роберту Барту, доложившему об исчезновении Хесслера, были переданы явки к ценным связям. По-видимому, в Центре сочли, что в этих обстоятельствах ему следовало взять на себя роль групповода оставшихся в Берлине источников информации.

Однако вместо ценных сведений от Барта поступили путаные объяснения, из которых следовало одно: все явки по какой-то причине провалены.

Последующий анализ, проведенный в начале 1943 года, показал, что от имени Хесслера с Центром работало гестапо. Проверка возникших подозрений подтвердила худшие предположения. По заключению экспертов, 14 октября Барт работал в эфире неуверенно, не объявлял группы зашифрованного текста и при их повторении давал другие группы знаков. Можно предположить, что он таким образом предупреждал Центр, как было условлено, о том, что работал на рации под контролем германской контрразведки.

Однако радиосигнал Барта не привлек должного внимания. Сотрудники радиоцентра на запрос внешней разведки дали ответ, что, по их мнению, сигнал тревоги, поданный корреспондентом, «неудачен», особенно ввиду слабой его слышимости. Радисты не могли с уверенностью утверждать, была ли путаная телеграмма Барта следствием его преднамеренных действий или плохих метеорологических условий и значительной удаленности.

Вместе с тем неизвестно, предупредила ли внешняя разведка радиоцентр о том, чтобы он фиксировал случаи поступления радиограмм с какими-либо отклонениями от принятых параметров.

Альберт Хесслер, поняв, что его сигналы тревоги не доходили до Москвы, наотрез отказался от предложенной ему гестаповцами роли подсадной утки. Он был доставлен в камеру смертников и в начале 1943 года расстрелян.

Барту была уготована не менее трагическая судьба. Он встретил окончание войны в американском плену. По сведениям англо-американских союзников, Барт сообщил им, что участвовал в радиоигре германской контрразведки с англичанами. Радист был передан советской стороне по ее просьбе и доставлен на Лубянку. Выяснилось, что Барт провалился потому, что его искали. Из трофейного немецкого документа, захваченного Красной Армией после его вылета на задание, явствовало, что пропавших без вести и дезертиров брали на учет и включали в списки, направляемые в Берлин и в вермахт, чтобы контролировать их возможное появление на фронте или по месту жительства. Нарушив инструкцию, Барт явился к жене, которая была предусмотрительно помещена гестапо в госпиталь, и тут его задержала германская контрразведка.

Во время допроса он признался в том, что рассказал немцам после его захвата о своей связи с советской разведкой и сообщил гестапо все данные о Хесслере. На основании этих показаний Роберт Барт Особым совещанием при НКВД СССР был признан виновным в измене, приговорен к высшей мере наказания и расстрелян.

Кольцо поиска германской контрразведки все туже затягивалось вокруг «Красной капеллы». В отделе дешифрования накопились сотни метров с записями «концертов» невидимых «пианистов». Прошел год с того дня, когда записали первый радиосигнал и пленки чуть было не сожгли, но спохватились и принялись работать еще более настойчиво над их расшифрованием.

Было ясно, что необходимо схватить вначале хотя бы одного «пианиста», но его след в Берлине найти было нелегко. Гестаповцам помог установленный на машине мобильный пеленгатор, который и привел «охотников» к искомой цели далеко от Берлина, в пригороде Брюсселя. Гестапо располагало и другими оперативными данными, сопоставление которых, вместе взятых, и привело к выходу на Шульце-Бойзена. Дешифровка пленок с радиосигналами и сведения, выбитые гестаповцами из Барта после его ареста, - а это примерно совпало по времени, - были кульминацией в анализе накопленных гестапо сведений о деятельности «Красной капеллы». И вслед за арестом Харро Шульце-Бойзена началась ее ликвидация.

Уже с середины 1942 года гестапо установило слежку за Харро Шульце-Бойзеном и начало прослушивание его телефона, организовало сбор данных о связанных с ним лицах. Контрразведка рассчитывала получить дополнительные улики и выявить всех участников Сопротивления. Но этот план зондеркоманды «Роте капелле» неожиданно был сорван Хорстом Хайльманом, сотрудником службы радиоперехвата. Молодой человек буквально боготворил Харро Шульце-Бойзена, под его влиянием отошел от нацистских взглядов и готов был помогать в борьбе против фашистов за будущую демократическую Германию. Хайльман сообщил Шульце-Бойзену, что на службе заведено многотомное дело «Роте капелле» и дешифровальщики долго бились над тем, чтобы установить, кто скрывался под псевдонимами, и, кажется, им это удалось сделать…

31 августа 1942 года в служебном кабинете в министерстве авиации Шульце-Бойзен был арестован, а за его рабочий стол посадили гестаповца, отвечавшего на телефонные звонки и спрашивавшего, кто звонил и что намеревался сообщить обер-лейтенанту. Гестапо хотело как можно дольше сохранить в секрете арест антифашиста. Но Хайльман, удивленный появлением в кабинете своего друга неизвестного лица, догадался, что стоит за этим, и предупредил жену Шульце-Бойзена о беде и необходимости срочно скрыться. Он спрятал личные бумаги и кое-что из бумаг своего арестованного друга. Но на большее у Хайльмана не осталось времени. 5 сентября он явился на службу и был арестован. Массовые аресты гестапо произвело в середине сентября.

В конце сентября 1942 года число арестованных только в Берлине составило около семидесяти человек, в конце ноября - уже больше сотни.

По распоряжению руководства РСХА делу «Красной капеллы» был придан один из высших грифов секретности - «Секретное дело командования»: то, что группа немецких патриотов выступила против нацистского режима, мог знать лишь до предела ограниченный круг людей.

Допросы арестованных следователи проводили в особом режиме, руководствуясь директивой рейха от 12 июня 1942 года «О более жестоком ведении допросов» в отношении коммунистов, марксистов, священников, саботажников, террористов, членов движения Сопротивления, забрасываемых парашютистов, бродяг, а также лиц советской и польской национальностей. Безжалостное избиение, любые пытки при этом считались допустимыми.

Харро Шульце-Бойзен, как и другие антифашисты, мужественно вел себя в застенках гестапо. По утрам он делал физзарядку, чем выводил из себя его мучителей…

С точки зрения обычного ведения следствия уложиться для завершения его в поставленные Гитлером сжатые сроки - до конца декабря 1942 года - было невозможно. Поэтому германский трибунал пошел на хитрую уловку: все участники дела были разбиты на группы по шесть человек и их дознание велось параллельно. Обвиняемых было много, а свидетели практически отсутствовали. В связи с этим показания одних арестованных в ряде случаев использовались в качестве обвинения против других задержанных.

В последнем слове обвиняемые заявили, что они действовали сознательно в интересах Германии, стремясь предотвратить неизбежное тяжелое поражение в войне. Будущее страны они связывали с подлинной демократией, социальной справедливостью, миролюбивой политикой и ее международным авторитетом, которые можно было обрести, опираясь прежде всего на СССР. Союз же с западными странами, по их мнению, сулил Германии новое унижение, пострашнее Версальского мирного договора, подписанного Германией после первой мировой войны. Говорилось также о собственном пути развития послевоенной Германии. В письмах к родным, дошедших до нас, осужденные говорили о большой любви к своим близким, к жизни, родине, о правильности избранного ими пути борьбы, выражали мнение, что память о них не угаснет и будет светлой.

В докладной записке Гиммлеру шеф гестапо Мюллер писал: «Как явствует из протоколов допросов, подсудимые боролись не только против национал-социализма. В своем мировоззрении они настолько отошли от идеологии Запада, который считали безнадежно больным, что видели спасение человечества только на Востоке».

Когда Гиммлер пришел к Гитлеру с приговором имперского военного суда по делу первых двенадцати осужденных, в том числе Харро и Либертас Шульце-Бойзен, Арвида и Милдред Харнак и других, в котором все приговаривались к смертной казни, кроме Милдред Харнак, осужденной на шесть лет тюрьмы, и графини Эрики фон Брокдорф, получившей десять лет тюремного заключения, Гитлер пришел в бешенство.

– И это приговор трибунала людям, недостойным называться немцами?! Нет, за их деяния - только смерть!

Гитлер вызвал стенографистку и продиктовал ей распоряжение: утвердить всем смертные приговоры - мужчин казнить на виселице, женщин - на гильотине. Дела М. Харнак и фон Брокдорф направить на пересмотр новому военно-полевому суду (обе мужественные женщины были обезглавлены в 1943 году).

Со дня первой казни и по октябрь 1943 года были казнены на виселице тридцать один мужчина и обезглавлены на гильотине восемнадцать женщин. Семь человек покончили с собой во время следствия, семь были отправлены в концлагеря, двадцать пять - на каторгу с различными сроками наказания, восемь - на фронт, несколько человек расстреляны.

Если вожди нацистского режима полагали, что арест ведущих членов «Красной капеллы» поставил точку в немецком Сопротивлении, то они жестоко ошибались. Последующие события подтвердили это. Как признавал в своих мемуарах начальник политической разведки гитлеровского рейха Шелленберг, нацистам так и не удалось добиться полного прекращения борьбы «Красной капеллы».
Лучше быть, чем казаться.
Аватара пользователя
Sithka_Charley
Логограф
Логограф
 
Сообщения: 71
Зарегистрирован: 07 мар 2009, 10:30
Откуда: Мариуполь

Сообщение Sithka_Charley » 08 авг 2009, 16:44

Вот, как утверждает источник, интервью с одним из членов "Красной капеллы".
___________________________________________________________________

Я, Анатолий Маркович Гуревич, 1913 года рождения, единственный, кто остался в живых из участников "Красной капеллы", с радостью и надеждой ожидал показа этого фильма. Возможно, не стоило надеяться на точность событий, на глубинное понимание профессии разведчика, но то, что пришлось увидеть, неприятно удивило.

Увы, к большому сожалению, события, о которых рассказано в фильме, абсолютно не похожи на те, что были на самом деле. Оказались искажены место действия, биографии разведчиков, в карикатурном виде была показана их личная жизнь. Тяжелая, изматывающая работа наших разведчиков, которые каждый день рисковали жизнью, была изображена как занимательная зарубежная поездка, при этом в фильме наши разведчики постарались нарушить все возможные правила конспирации, причем делали это очень красиво. От реальных событий остались только имена.

Конечно, если целью было опорочить работу нашей разведки перед началом и во время Второй мировой войны, представить деятельность разведчиков в стиле фильмов о Джеймсе Бонде, то эта цель достигнута. Понятно, что сценаристы и режиссеры имеют право на творческий поиск, можно снять патриотический фильм, можно на этом же материале поставить водевиль или мюзикл, а то и пародию на шпионские фильмы, но меня волнует другое - нужно ли показывать неправду, даже в интересах искусства. И как быть с теми людьми, многие из которых погибли, в том числе после жестоких пыток в гестапо, и которые не узнали бы себя в этом фильме.

Разрешите мне как непосредственному участнику тех событий уточнить и рассказать о том, что происходило в 1939 - 1945 годах на территории Бельгии и Франции.

Я, Анатолий Гуревич (оперативный псевдоним Кент), в 1939 году проходил подготовку в разведывательной школе в Москве и 15 апреля 1939 года по заданию Главного разведывательного управления под видом мексиканского туриста выехал через Финляндию, Швецию, Норвегию, Нидерланды во Францию.

В Париже поменял паспорт мексиканского туриста на уругвайский, на имя Винсенте Сьерра, а затем прибыл в Брюссель, где встретился с Леопольдом Треппером (псевдоним Отто), который в 1939 году был руководителем резидентуры советской военной разведки в Бельгии, действуя в основном в целях легализации советских разведчиков, в том числе путем приобретения для них паспортов. Так началась моя работа разведчика.

Мне пришлось затратить некоторое время, чтобы легализоваться в Бельгии в качестве уругвайского бизнесмена. Для налаживания связей в различных кругах бельгийского общества, изучения этой страны и для приобретения экономических знаний, а также совершенствования знаний французского, английского и немецкого языков я начал обучение в привилегированной школе "Селект скул" и в Брюссельском свободном университете.

В 1939 и 1940 годах я в качестве помощника резидента занимался расшифровкой указаний из Москвы, подготовкой донесений, предназначенных для передачи в Центр, путем связи с представителем Главразведупра в Советском Торгпредстве Бельгии А. Большаковым. С сентября 1939 года, то есть с начала Второй мировой войны, наша резидентура получила задание осуществлять разведывательную деятельность.

В марте 1940 года мне пришлось выполнить особое задание Главного разведывательного управления - наладить прервавшуюся связь со швейцарской резидентурой, которую возглавлял Шандор Радо (псевдоним Дора).

Поэтому я выехал в Швейцарию, где встретился с Шандором Радо, научил его пользоваться новым шифром и передал программу радиосвязи с Центром, что обеспечило передачу очень ценной информации от наших разведчиков в Швейцарии в Москву вплоть до 1944 года. Не случайно после окончания войны некоторые иностранные аналитики не раз пытались доказать, что Вторая мировая война была выиграна в Швейцарии, а не на полях сражений.

Следует заметить, что такой организации, как "Красная капелла", никогда не существовало. Это кодовое название сети антигитлеровского движения в Германии, присвоенное впоследствии разведгруппам в Германии, Бельгии, Франции, Швейцарии. Каждая из резидентур имела собственную связь с Директором, так в шифрограммах именовался центр в Москве. Это были и радиосвязь, и другие каналы передачи информации.

Каждая разведывательная сеть была автономна и могла выходить на контакт с советскими разведчиками в других странах только по прямому указанию Москвы и в исключительных случаях. Поэтому разведчики не ездили друг к другу в гости, не дружили семьями, не делали коллективных снимков и не брали радиостанции у своих друзей, как это показано в фильме.

Возможно, это неплохо смотрится в кино, но совершенно не профессионально с точки зрения разведки. В фильме Леопольд Треппер, который, по мнению авторов фильма, руководил всеми советскими разведчиками в Западной Европе и возглавлял несуществующую организацию "Красная капелла", показан очень эффектно. А что же было на самом деле?

В мае 1940 года Бельгия была оккупирована немецкими войсками, после чего Леопольд Треппер и некоторые разведчики вынуждены были покинуть страну, чтобы не быть арестованными гестапо как лица еврейской национальности. По решению Москвы Треппер выехал во Францию и возглавил там советскую резидентуру, а мне было приказано возглавлять бельгийскую резидентуру, так как уругвайские граждане не имели оснований бояться немцев.

Моя легализация прошла успешно, еще до прихода немцев мне удалось установить нужные связи. Перед оккупацией Бельгии ко мне обратился чешский миллионер по фамилии Зингер, с семьей которого я проживал в одном доме, с просьбой покровительствовать его дочери Маргарет Барча. Она недавно стала вдовой и, имея на руках сына Рене, не захотела эмигрировать в США со своими родителями.

Господин Зингер обещал передать мне деловые связи, которые не ограничивались только Бельгией. О состоявшейся беседе я сообщил в Центр и получил одобрение.

Благодаря помощи Маргарет Барча в январе 1941 года в Бельгии мною создано акционерное общество "Симекско", президентом и директором-распорядителем которого я был избран, о чем было официально опубликовано в бельгийском "Королевском вестнике". Это была торгово-закупочная организация со связями в ряде стран Западной Европы. Она заключала договора с солидными заказчиками, и в первую очередь с Вермахтом - командованием немецких вооруженных сил, на оптовые поставки оборудования, расходных материалов, инструментов и различных бытовых принадлежностей.

Благодаря успешной работе фирмы мне удалось войти в контакт с деловыми кругами Бельгии и других стран, наладить сотрудничество со старшими офицерами немецких интендантских служб, которые не только способствовали работе фирмы "Симекско", но и были источниками информации, которая передавалась в Москву.

Мне и некоторым представителям фирмы "Симекско" удалось даже получить пропуск для передвижения по оккупированным территориям Бельгии и Нидерландов и иногда осуществлять поездки в Германию, Чехословакию и другие страны.

В октябре 1941 года по заданию Центра я выезжал в Чехословакию и Германию. В Праге мне не удалось восстановить связь с чешской резидентурой, так как чешские резиденты были арестованы гестапо до моего приезда. Затем я поехал в Берлин восстанавливать связь с берлинской группой разведчиков-антифашистов Шульце-Бойзена - Харнака - Ильзе-Штёбе.

Мне удалось выполнить это задание, в Берлине я встретился с немецким офицером, референтом штаба авиации Германии Харро Шульце-Бойзеном (псевдоним Хоро). Связь была восстановлена. Кроме того, Шульце-Бойзен сказал, что у него скопилась очень важная для Центра информация, которая им была мне передана и сразу же после моего возвращения в Бельгию сообщена по радио в Центр. Из Центра вся эта информация была передана "Главному хозяину" - Сталину, от которого через руководство ГРУ мне была объявлена благодарность.

В частности, была передана информация о планах немецкого командования на 1942 год, об изменении направления главного удара с московского направления на юг СССР, о готовящемся ударе войск противника на Кавказ в районе Майкопа и в направлении на Сталинград.

Кроме того, в Москву были также сообщены данные о потерях германской авиации, о возможностях немецких предприятий по выпуску самолетов, о захвате немцами ключа к шифрам в городе Петсаме, которыми пользовались советские дипломатические учреждения за границей для связи с Москвой, о высадке немецких парашютистов под Ленинградом, о возможном использовании фашистами химического оружия против СССР, о раскрытии немецкой контрразведкой английской агентуры на Балканах и многое другое. Как видно из этого примера, для получения подобной информации работало множество людей, и это требовало огромных усилий. В фильме наши разведчики из разных стран, которые по воле авторов фильма оказались в Париже чуть ли не на общей вечеринке, добывают разведывательную информацию путем логических рассуждений и обмена мнениями и искусно обходят все ловушки гестапо.

Может быть, это и годится для некоего фильма под условным названием "Подвиг разведчиков", но не имеет отношения к событиям, которые в действительности происходили в Западной Европе в 1939 - 1945 годах. В жизни все было значительно сложнее и страшнее.

13 декабря 1941 года в Брюсселе на конспиративной вилле Треппер, который приехал из Парижа, собрал своих друзей по бывшей резидентуре без моего согласия. На этой же вилле работал радиопередатчик, который выходил в эфир более 5 часов в день, поэтому вилла была запеленгована немецкой контрразведкой. Самому Трепперу удалось избежать ареста. Конечно, можно было беречь себя, ограничивая время работы в эфире, но шел декабрь 1941 года, речь шла о существовании СССР, враг готовился захватить Москву и затем двинуться в южные районы страны. Ситуация была критическая, и все работали, не жалея себя.

Кроме того, как уже стало ясно после войны, гестапо предприняло беспрецедентные меры по поиску советских разведчиков, была задействована вся мощь спецслужб Германии для захвата передатчиков и радистов.

В январе 1942 года с согласия Москвы я переехал во Францию и легализовался в Марселе, где находился филиал брюссельской фирмы "Симекс". Гестапо понадобилось время, чтобы сломить волю одного из наших захваченных радистов. 9 ноября 1942 года я был арестован вместе с Маргарет у себя на квартире в Марселе. В декабре 1942 года в Париже был арестован Треппер.

В ноябре 1942 года я был доставлен в бельгийский форт Бреендок, который в то время был тюрьмой для особо опасных военных преступников, затем меня допрашивали в Берлинской тюрьме, с декабря 1943 года я находился в парижской тюрьме Френ. В апреле 1943 года Треппер сообщил в Москву о моем аресте и о том, что гестапо ведет с Центром радиоигру.

В фильме зачем-то все поставлено с ног на голову: какие-то драки наших разведчиков с немцами, арест Кента на железнодорожной станции, когда он пытается спасти Маргарет, которую сняли с поезда. Нужно ли даже в благих целях приукрашивать жизнь и вводить людей в заблуждение?

Особенно мне не понравилась ложь о Маргарет и нашем сыне Мишеле, прозвучавшая в фильме. Согласно сюжету фильма, снятому, надо полагать, в 2003 или в 2004 году, моя жена Маргарет погибла в концлагере, а мой сын так и не родился. А как было в жизни?

В мае 1945 года по согласованию с Центром я прибыл из Германии в Париж, занятый американскими войсками, вступил в контакт с советским представителем, а в июне 1945-го вместе с завербованными мною сотрудниками гестапо (бывшим шефом зондеркоманды гестапо "Красная капелла - Париж" криминальным советником Паннвицем, радистом Стлука, секретарем Кемпа) прибыл в Москву. Мне удалось во время проведения радиоигры не только завербовать Паннвица, но и сохранить и доставить в Москву документы гестапо по делу "Красной капеллы". Следы Маргарет и Мишеля я потерял в 1945 году.

В 1945 - 1947 годах я находился в тюрьме НКВД по обвинению в измене Родине, следствие возглавлял генерал Абакумов, заместитель Берии. О судьбе Маргарет и Мишеля мне ничего не было известно. В ответ на мои вопросы следователи НКВД мне сообщили, что они погибли в немецком концлагере во время бомбежки.

В январе 1947 года особым совещанием при МГБ СССР я был приговорен к 20 годам заключения по статье 58-1"а" Уголовного кодекса. С января 1948 по октябрь 1955 года я находился в лагерях Воркуты. Кстати, осуждены были и другие наши разведчики, оставшиеся в живых, в том числе Леопольд Треппер и Шандор Радо.

22 июля 1991 года я был полностью реабилитирован. Заключение о реабилитации было подписано заместителем генерального прокурора СССР - Главным военным прокурором генерал-лейтенантом юстиции А.Ф. Катусевым.

Справедливость восторжествовала, я жил в Ленинграде, стал пенсионером, но так и не знал, что случилось с моей семьей, живы ли Маргарет с Мишелем, а если нет, то как и при каких обстоятельствах погибли.

29 ноября 1990 года я узнал, что Маргарет выжила в лагере и умерла в 1985 году, а Мишель жив и проживает в Испании. Мой сын нашел меня, и в феврале 1991 года мы встретились с ним в Ленинграде. Зачем авторам фильма понадобилось повторять ложь образца 1947 года о моих близких?

И уж совсем не понятно, зачем в фильме персонаж Кент произносит странные фразы о том, что "победу над фашизмом одержали англичане и американцы", что "Шульце-Бойзен - авантюрист", что он (то есть я - Анатолий Гуревич) "собирался с Маргарет бежать в Австралию". Зачем нужен этот бред?!

Шульце-Бойзен - настоящий герой, это человек, который не стал ждать падения фашизма, а сделал все, что мог, для подрыва мощи этого преступного режима. Если бы таких людей было больше, то миллионы жизней могли быть сохранены. И нужно ли порочить память о человеке, который был казнен в 1943 году по приговору военного суда Германии за деятельность в пользу СССР?

Что же получается в итоге? Взяв за основу реальные события и исказив их до неузнаваемости, авторы фильма показали совсем другую жизнь и других людей. Создатели фильма со мной не встречались (они знали, что я жив), но взяли на себя ответственность по своему усмотрению изображать мою жизнь и жизнь моих товарищей согласно своей фантазии. Косвенно они бросили тень на авторов многочисленных передач по телевидению, книг, публикаций и научных исследований, посвященных истории "Красной капеллы".

Хочу поблагодарить всех журналистов и историков, которые сразу после выхода фильма опубликовали правдивые статьи, посвященные истории "Красной капеллы", а также всех тех, кто поддержал меня. Значит, мы боролись не напрасно.
Лучше быть, чем казаться.
Аватара пользователя
Sithka_Charley
Логограф
Логограф
 
Сообщения: 71
Зарегистрирован: 07 мар 2009, 10:30
Откуда: Мариуполь

Сообщение Sithka_Charley » 08 авг 2009, 16:47

А это приблизительно то что пишет Треппер в своих мемуарах.
_________________________________________________________________

Красная капелла (получило распространение также название "Красный оркестр") — самая крупная и эффективная советская разведывательная сеть, действовавшая во время войны в оккупированной фашистами Европе, в том числе в их центральном логове — Берлине.

Главным действующими лицами сети были радисты, без которых связь с Директором (начальником разведывательного центра в Москве) была бы невозможна. Радистов разведчики называли "пианистами", объединенные общей сетью они составляли "капеллу" ("оркестр"). "Дирижером" капеллы, естественно, был ее руководитель.

Деятельность Красной капеллы была настоящим кошмаром для секретных служб Германии, во главе которых стояли рейхсфюрер Гиммлер и адмирал Канарис. По оценке последнего, "Красная капелла стоила Германии 200 тысяч солдатских жизней". Для борьбы с этой сетью гестаповцы создали специальную зондеркоманду, действия которой контролировал лично Гитлер. Сама сеть и операция по ее ликвидации и были названы немцами Красной капеллой.

Книга Перро повествует о героизме и трагической судьбе членов Красной капеллы, многие из них погибли в фашистских застенках.

Организатором и руководителем сети был советский разведчик польский еврей Леопольд Треппер, для его соратников — Большой шеф, так же с невольным уважением называли его немцы.

В конце 1942 года гестапо удалось схватить Треппера. Его пытались склонить к сотрудничеству с немецкой разведкой, организовать радиоигру с Москвой для дезинформации советского руководства и командования. Основной целью этой, как позже назовет ее Треппер, Большой игры было внести раскол между союзниками по антигитлеровской коалиции.

Треппер сумел перехитрить гестаповцев, сообщить Центру о провале сети и работе немцев от ее имени. Более того, — бежать и продолжить разведывательную деятельность, снабжая Центр важнейшей информацией.

Однако никто не захотел поверить, что человек, схваченный гестапо, самостоятельно вышел на свободу и продолжает действовать, не будучи завербован тайной полицией. Связь с резидентом прервалась. О реакции Центра на его донесения Трепперу не было ничего известно. Понадобилось достаточно много времени, прежде чем ему снова поверили. Но миф о предательстве просуществовал долгие годы, тем более что гестапо всячески поддерживало его, подкрепляя "документальными свидетельствами".

В 1944 году вернувшийся из Парижа в Москву Треппер был арестован и приговорен к тюремному заключению на 15 лет. Этот срок сократился на 5 лет благодаря смерти Сталина. Его не только освободили, но и реабилитировали.

Красная капелла почти 25 лет служила мишенью для самых разных нападок. Приступая к исследованию ее деятельности, Ж. Перро, по его собственному признанию, сам находился в плену подобных мифов. В процессе работы над книгой мифы постепенно рассеивались. В течение трех лет Перро изучал документы, опрашивал многочисленных свидетелей, оставшихся в живых членов Капеллы, самого Треппера. Большого труда ему стоило заставить поделиться воспоминаниями бывших эсэсовцев, они опасались нового судебного преследования. Некоторые просили не называть их имен, и фигурируют они в книге под псевдонимами, кое-кто требовал вознаграждения за свои показания.



Любовь Бройде, 1925 год.

Юрист Перро грамотно сопоставил факты, сделал правильные выводы. Проведенное расследование убедило его в полной несостоятельности обвинений против разведчиков-антифашистов и в необходимости опубликовать полученные результаты, чтобы уничтожить какие бы то ни было подозрения и восстановить честное имя Леопольда Треппера.

Книга вышла в 1967 году во Франции и за очень короткое время была переведена на многие языки. Однако на русском языке она появилась только в 1990 году, опубликованная издательством "ДЭМ" (совместное предприятие СССР—Франция). В обращении издательства говорится: "Это не просто рассказ о тех, кто боролся, терпел лишения и пытки, умирал во имя Великой Победы. Это напоминание о нравственном долге, который обязывает нас быть благодарными тем, кто жертвовал собой ради счастья других".

Треппер не преминул откликнуться на выход книги: «Читая эти страницы, я вновь с большим эмоциональным подъемом пережил все наши драматические приключения, с удовлетворением убедился в правдивости повествования, написанного человеком, который, подобно бойцам “Красного оркестра”, отличался мужеством, великодушием, чувствами солидарности и товарищества... Публикация книги Перро, безусловно, является новой главой в истории нашей сети. Посвятив этому произведению три года жизни, Перро как бы извлек “Красный оркестр” из полицейских архивов, из мрака забвения. Благодаря ему весь мир узнал о драматической эпопее наших людей, принесших себя в жертву человечеству».



Леопольд Треппер, 1925 год.

Книга Перро побудила Треппера написать собственную книгу. Эта книга, "Большая игра. Воспоминания советского разведчика", была издана в 1975 году в Париже, затем еще в 15 странах на 17 языках, но не в Советском Союзе и не на русском языке. Граждане Советского Союза, которые могли бы гордиться своими героями разведчиками Красной капеллы, до конца 80-х годов ничего о них не знали. Наконец, в 1990 году, она дошла и до них. Политический обозреватель АПН А. Игнатов, посетивший автора "Красной капеллы" уже после смерти ее главного героя, напишет об этой встрече в "Литературной газете"*: «Моя встреча с Перро в его нормандском доме, увы, не имела тогда, в 1984 году, никакого продолжения. Ни Агентство печати "Новости", корреспондентом которого я работал в Париже, ни какая-нибудь наша газета или издательство "не интересовались" деятельностью Треппера и его людей».

Лишь в условиях гласности в Советском Союзе стало возможным рассказать правду о легендарных разведчиках и их Большом шефе. В конце 80-х годов в мире отмечали 50-летие Красной капеллы. Появились статьи в газетах и журналах и у нас. В частности, незадолго до выхода книги Перро "Литературная газета" опубликовала выдержки из нее, а газета "Вечерний Донецк" — отрывки из воспоминаний Треппера. Обе книги, отличаясь в некоторых деталях, дополняют друг друга (в русском переводе книги Треппера используется слово "оркестр" вместо "капеллы").

Треппер — человек героической и одновременно трагической судьбы. Он родился 23 февраля 1904 года в городе Новы-Тарг (севернее Закопане) в бедной многодетной еврейской семье. Новы-Тарг входил тогда в состав Австро-Венгрии. После распада последней в 1918 году этот город, как и Закопане, отошел к Польше, Треппер стал польским евреем и по сей день в этом качестве фигурирует в мировой литературе.

Отец умер, когда мальчику было 12 лет. В 1921 году семья переезжает в город Домброва (Верхняя Силезия), где молодой человек, чтобы не умереть с голоду, берется за любую работу — каменщика, слесаря, чернорабочего на металлургическом заводе и даже спекулирует водкой, которая в Домброве была дешевле, чем в Кракове. При малейшей возможности он посещает Краковский университет, слушает там лекции по психологии и социологии. В 1923 году Леопольд принимает участие в восстании краковских рабочих, выступивших против нищенских условий жизни, попадает в "черный список", что лишает его возможности устроиться на постоянную работу. Он примыкает к сионистской организации "Гехалуц", финансируемой американскими евреями, которая помогает ему перебраться в Палестину. Но и здесь его ожидала совсем не легкая жизнь. Работа досталась ему по осушению болот, от зари до зари приходилось стоять по колено в воде и тине, а ночью спасаться от мириад москитов. Жить надо было в палатке, питьевую воду возить за несколько километров на ослике. Ежедневно кто-то заболевал малярией.

Но молодость и энтузиазм помогали преодолевать все трудности. Он побывал в крупных городах Палестины, в то время подмандатной территории Великобритании, увидел "здоровенных парней из английской жандармерии, в большом количестве расхаживающих по улицам", поработал в ряде кибуцев.

Постоянная борьба за существование привела Треппера к коммунистам. По его инициативе была создана организация "Единство", целью которой явились объединение евреев и арабов против произвола предпринимателей, проведение совместных культурных мероприятий.

В 1928 году Треппера с группой товарищей арестовали и заключили в хайфскую тюрьму строжайшего режима, их предполагалось выслать на Кипр. Организованная Треппером голодовка протеста получила широкую огласку, о ней писали в газетах. Англичане вынуждены были освободить узников, но Треппер не избежал высылки из страны.

С рекомендацией ЦК компартии Палестины он отправился во Францию. В Марселе он работал мойщиком посуды, в Париже — уборщиком полов в крупных универмагах и одновременно ночным грузчиком на железной дороге. На этом перечень случайных профессий, за которые брался будущий Большой шеф, пожалуй, исчерпывается, он находит работу, близкую ему по духу, — корреспондента в коммунистических печатных органах.

В Париж к нему приехала жена Люба, в 1931 году у них родился сын Мишель, второй сын, Эдгар, родится позже, в 1936 году, в Москве.

Активность Треппера была замечена, в 1932 году руководство ФКП направляет его в Москву в Коммунистический университет национальных меньшинств Запада им. Ю.Ю. Мархлевского. По окончании университета в 1934 году, сотрудничая в еврейской газете "Дер эмес", он становится слушателем военной академии, где генерал Орлов читал специальный курс будущим разведчикам. В Москву переезжает Люба с сыном. Окончившего академию Треппера приглашают в Управление разведывательной службы Красной Армии, руководил в то время этой службой знаменитый Ян Берзин. Ну, а Треппер — уже убежденный антифашист, твердо решивший бороться с этим "царством разнузданного варварства". После встречи с Берзиным мысль о переходе в разведку и борьбе с фашизмом именно в ее рядах прочно утвердилась в его сознании.

Но, как показало недалекое будущее, опасность грозила разведчикам не только со стороны фашизма.

Гитлер в Германии и Сталин в Советском Союзе установили в своих странах неограниченную кровавую диктатуру. Методы были практически одинаковые: уничтожение миллионов ни в чем не повинных людей в специальных лагерях, разрушение памятников истории, изъятие из библиотек "неугодных" книг, запрет даже на упоминание имен их авторов, искажение и фальсификация истории, расправы над предполагаемыми политическими противниками или теми, кто осмеливался высказать мнение, отличное от мнения диктатора, а также над их семьями, принижение и уничтожение интеллигенции, геноцид против целых народов и, конечно, антисемитизм.

"Наши товарищи исчезали, — пишет Треппер, — лучшие из нас умирали в подвалах НКВД, сталинский режим извратил социализм до полной неузнаваемости".

Когда из Испании вернулся Берзин, находившийся там в качестве военного советника республиканской армии, Треппер вновь встретился с ним. Это было осенью 1937 года. Начальник разведуправления выглядел совершенно другим человеком. В Испании он узнал, что Тухачевский, которого он глубоко уважал, и весь его штаб арестованы, а затем расстреляны. Берзин не питал иллюзий относительно собственной персоны и спешил использовать остававшееся ему время.

Треппер вспоминает: «Берзин принял меня для беседы, хорошо сохранившейся в моей памяти. Да и могло ли быть иначе, если этот день оказался решающим для всей моей дальнейшей судьбы? "Я вам предлагаю перейти на работу к нам, потому что вы нам нужны, — сказал Берзин. — И не сюда — в аппарат. Тут вам не место. Нет, вы должны создать в Западной Европе базу для наших действий"».

"Вопреки всей нашей растерянности и тревоге, — пишет далее Треппер, — вопреки тому, что Советский Союз перестал быть той страной социализма, которой мы грезили, его обязательно следовало защищать. Эта очевидность и определила мой выбор. С другой стороны, предложение Берзина позволяло мне с чистой совестью обеспечить свою безопасность. Польский гражданин, еврей, проживший несколько лет в Палестине, человек, лишившийся родины, журналист, сотрудничавший в ежедневной еврейской газете... Для НКВД я не мог не быть стократ подозрительным".

В ходе беседы начальник разведуправления и будущий резидент согласовали план действий. Он заключался в развертывании разведывательной сети в масштабах Европы, в частности в Германии и соседних с нею странах.

Для покрытия материальных и финансовых расходов Треппер предложил создать коммерческую "крышу". "Думаю, — пояснил он, — что в капиталистической стране при наличии известной сметки не так уж трудно зарабатывать деньги. Я мыслю себе создание экспортно-импортной фирмы с базой в Бельгии и филиалами в нескольких странах". Ему выделили десять тысяч долларов в качестве вступительного долевого капитала, и больше он за деньгами в Центр не обращался.

Берзин предупредил, что до начала военных действий, которые, как он считал, начнутся года через два, разведывательную организацию не следует вовлекать ни в какие другие мероприятия. Он также дал понять, что подготовку соответствующих людей и особенно поиск руководителей групп в отдельных странах надо будет проводить только на месте.

По взволнованному тону, которым были произнесены эти слова, Трепперу стало ясно, что значительная часть квалифицированных кадров, которые могли бы выполнить эту работу, уже арестована.

Начальник разведуправления посоветовал будущему резиденту при отправке добытых сведений никогда не задаваться вопросом, как их примет руководство. "Иначе вы будете просто плохо работать".

"Прислушивайтесь только к голосу вашей совести, — сказал Берзин, прощаясь, — для революционера только она верховный судья..." Треппер воспринял эти его слова как политическое завещание.

Больше им не суждено было беседовать...

В марте 1938 года в разведуправлении Трепперу сообщили, что ему готовят паспорт на имя Адама Миклера, канадского промышленника, желающего обосноваться в Бельгии. Шифровальщик несколько часов обучал разведчика, как зашифровывать донесения. Связь с ним должен будет поддерживать один из служащих советского торгпредства.

Ему сказали, что в Германии уже есть опытная и надежная группа, но она бездействует. Опасаясь провокаций и боясь вызвать подозрения у Гитлера, Сталин лично распорядился прекратить ее деятельность.

Итак, осенью 1938 года Леопольд Треппер, он же Адам Миклер, прибывает в Брюссель. Законы маленькой Бельгии обеспечивали относительную безопасность разведчика (в случае провала его просто выселяли из страны), а ее географическое положение позволяло быстро перемещаться в Германию, Францию, Скандинавию.

Треппер прежде всего восстанавливает связи со своими старыми друзьями по Палестине Лео Гроссфогелем и Гилелем Кацем. Первый живет в Брюсселе, второй — в Париже. Оба они евреи, оба — основные помощники резидента, оказавшиеся ему преданными до самой смерти под пытками в гестапо. Коммерсант Гроссфогель возглавлял фирму "Король каучука", торговавшую плащами. Адам Миклер становится одним из акционеров фирмы, а сама фирма — коммерческой "крышей" будущей организации.



Лео Гроссфогель.

Вскоре к ним присоединились направленные из Москвы командиры Красной Армии радист Михаил Макаров — уругвайский гражданин Карлос Аламо и разведчик Анатолий Гуревич — также "уругваец" Виктор Сукулов, он же "Кент". Оба — смелые, отважные люди, имевшие опыт войны с фашистами в республиканской армии в Испании. Не будучи летчиком и никогда не управлявший самолетом, Макаров во время наступления франкистов поднял в воздух свободный самолет, сбросил бомбы на врага, вернулся, посадил самолет и гордо встал возле него. Видевшие это приветствовали его как героя.

Судьба Гуревича не менее необычна, но более трагична, чем судьба Треппера. Он служил в штабе ПВО Кировского района Ленинграда, хорошо знал испанский язык и был направлен в 1938 году адьютантом-переводчиком на подводную лодку республиканской Испании к будущему Герою Советского Союза капитану И. Бурмистрову. Лодка после ремонта во французском порту Бордо прошла путь вдоль атлантического побережья Пиренейского полуострова через Гибралтарский пролив к порту Картахен на восточном берегу Испании. Почти на всем пути маршрут контролировался фашистскими кораблями и авиацией, лодка неоднократно подвергалась опасности быть затопленной. Героический поход лодки Гуревич описал в своем рассказе "На подводной лодке через Гибралтар" (сб. "Ленинградцы в Испании". Л., 1973). Как и Треппер, Гуревич после войны вернулся в Москву и был арестован, но в тюрьме содержался гораздо дольше...



Гилель Кац.

К мужу в Брюссель приехала Люба с младшим сыном Эдгаром, которому тогда было полтора года. Старшего, Мишеля, она оставила в Москве, в интернате. Поездка ее чуть было не сорвалась из-за вызова в НКВД в связи с арестом подруги. В течение 12 часов Люба отказывалась давать ложные показания. Узнав, где находится ее муж, следователь отпустил женщину, выразив на прощание недовольство ею. Люба помогала мужу собирать информацию, обучала присылаемых из Москвы разведчиков особенностям поведения за рубежом, французскому языку.

В окружении семьи Большой шеф выглядел вполне благополучным бизнесменом, внушающим полное доверие. Дела фирмы шли успешно, у него даже появилась возможность помочь Зорге с деньгами, которые он по указанию Центра перевел в Японию. Продолжалось комплектование организации.

Примерно через семь лет на одном из допросов тогдашний министр госбезопасности ярый антисемит генерал Абакумов спросит арестованного Треппера:

— Скажите, почему в вашей разведывательной сети так много евреев?

Получив ответ разведчика, он к этой теме больше не вернется:

— В ней, товарищ генерал, находились борцы тринадцати национальностей; для евреев не требовалось особое разрешение, они не были ограничены процентной нормой. Единственным мерилом при отборе людей была их решимость бороться с нацизмом до последнего. Бельгийцы, французы, русские, украинцы, немцы, евреи, испанцы, голландцы, швейцарцы, скандинавы по-братски работали сообща. У меня было полное доверие к моим еврейским друзьям, я знал их раньше и был уверен, что они никогда не станут предателями. Евреи ведут двойную борьбу: против нацизма и против истребления своего народа. Даже предательство не могло стать для них выходом из положения...



Михаил Макаров.

В начале своего расследования Перро, как он сам говорил, не придавал значения тому, что руководитель, его ближайшее окружение, многие члены капеллы были евреями. "Но, — пишет он, — с течением времени я понял, что это довольно близорукий подход... У евреев особый счет с нацистами".

Того же мнения придерживался и Гиммлер. Полицейским, которым будет поручено "стереть с лица земли эту еврейскую гниль" (Красную капеллу), он отдаст письменный приказ использовать любые средства и пытки, чтобы добиться признаний.

"Насколько нам известно, — пишет Перро, — это единственный случай, когда рейхсфюрер осмелился поставить свою подпись на документе, разрешающем применение пыток вплоть до смертельного исхода". Представляется, впрочем, что Гиммлер не только "осмелился", но и сделал это с удовольствием — тем самым он угождал Гитлеру, который лично заменял приговоры "оркестрантам" о тюремном заключении смертными приговорами.

Известно, что наряду с евреями Гитлер считал своими злейшим врагами коммунистов. С его приходом к власти западноевропейские компартии были в значительной степени разгромлены, оставшиеся коммунисты ушли в подполье и продолжили борьбу в рядах Сопротивления. От них к Большому шефу поступали информация, помощь в организации связей. Так, особо важные секретные донесения он передавал через главу французской компартии Жака Дюкло, имевшего каналы для связи с Москвой. Это оказалось неоценимым в дальнейшей Большой игре.

С Большим шефом сотрудничали не только коммунисты-подпольщики, но и немцы, занимавшие весьма высокое положение. Треппер пишет о многих из них, отдавая должное их мужеству и скорбя об их гибели. Его ближайшими соратниками по берлинской группе были немцы Харро Шульце-Бойзен и Арвид Харнак.

Харро — немецкий аристократ, внучатый племянник знаменитого адмирала Тирпица. Еще до прихода Гитлера к власти он вместе со своим другом Анри Эрлангером выпускал журнал, направленный против нацизма. Когда пробил их час, эсэсовцы арестовали издателей и подвергли их жестокой пытке (несколько раз прогнали сквозь строй, избивая плетьми). Еврея Анри убили прямо на глазах у друга, и с этого момента Харро стал убежденным антифашистом. Через несколько лет он женится на внучке князя фон Ойленбурга, приближенного маршала Геринга, благодаря чему попадает в институт, где ведутся важнейшие исследования в области военной техники. К началу войны он занимал высокий пост в министерстве авиации.

Арвид Харнак, доктор философии, изучал экономику в США. Как советник министерства экономики он имел доступ к самым конфиденциальным планам выпуска промышленной продукции, включая военную. В группу Шульце-Бойзена—Харнака входили различные специалисты, писатели, старые коммунисты и даже бывший министр культуры Пруссии. Аналогичные группы были созданы во Франции, Бельгии, Голландии. В Швейцарии действовала независимая, но поддерживающая контакты с Большим шефом группа разведчика венгра Шандора Радо.



Л. Треппер с женой. Бельгия, 1938 год.

Участники сети считали, что их пребывание внутри германской военной машины будет способствовать ее разрушению, уничтожению нацизма.

Но до этого еще далеко, а пока в конце 1939 года происходят эпохальные события:

23 августа гитлеровская Германия и Советский Союз подписывают в Кремле пакт о ненападении. «Чтобы отметить такое событие, — пишет Треппер, — подали шампанское, и Сталин, подняв свой бокал, произнес незабываемый тост: "Я знаю, как сильно немецкий народ любит своего фюрера, и поэтому с удовольствием выпью за его здоровье"».

1 сентября дивизии вермахта вступили в Польшу. Особые подразделения эсэсовцев убивали тысячи евреев и поляков.

Во время погромов бандиты выбрасывали еврейских детей из окон домов.

28 сентября Советский Союз и Германия заключили договор о дружбе и границе. Выступая месяц спустя, Молотов заявил: "Мы всегда были того мнения, что сильная Германия является необходимым условием прочного мира в Европе".



Харро Шульце-Бойзен.

"Сильная Германия", как известно, не замедлила продемонстрировать свое "миролюбие": 10 мая 1940 года она начала наступление на Западном фронте. Одна за другой оккупированы Франция, Бельгия, Голландия...

Треппер следовал за войсками вермахта вплоть до Дюнкерка, присутствовал при дюнкерской катастрофе. Он подробно описал организацию немцами ввода подкреплений, роль, которую они отводили бомбардировщикам, тактику, применяемую ими при уничтожении противотанковых сооружений противника. Его донесение, отправленное в Москву на восьмидесяти страницах, по существу было описанием новой, разработанной и опробованной стратегии Гитлера — блицкрига.

Но сеть Треппера работала не против Германии, а против Англии. Указание Сталина прекратить разведывательную деятельность против третьего рейха связывало руки, а новое руководство Центра уже не проявляло интереса к созданию крупной разведывательной сети. Была даже сделана попытка отозвать Треппера в Москву. Но ядро трепперовской организации было убеждено, что какими бы ни были замыслы Сталина, войны с Германией не избежать. И Большой шеф, несмотря на запрет, по собственной инициативе начинает подготовку к этой войне.



Арвид Харнак.

Он переводит свою резиденцию из Брюсселя в Париж. В бельгийской столице он оставляет своим заместителем Кента (Гуревича), который становится Малым шефом.

В августе 1940 года немецкий штаб разработал операцию "Морской лев" — наступление на Великобританию с суши, моря и воздуха. Но в октябре Гитлер неожиданно откладывает операцию на неопределенный срок. Дивизии, предназначавшиеся для вторжения, отводятся с побережья Атлантики в Польшу. Большой шеф сообщает в Центр, что никаких попыток высадиться в Англии немцы предпринимать не будут.

18 декабря 1940 года Гитлер подписывает план "Барбаросса", предусматривающий "разгром Советской России в ходе быстрой военной кампании", еще до окончания войны против Великобритании. Об этом плане Центру сообщают Треппер, Зорге, послы США и Великобритании.

Но Сталин уверен, что пакт с Германией подписан на долгие годы и поступающие донесения являются провокационными. Он считал, что предоставляет капиталистическим государствам уничтожать друг друга и Гитлер не рискнет начать войну на Востоке, пока не одержит победу на Западе. Вождь не был способен объективно оценивать обстановку, а его окружение докладывало ему только то, что он хотел услышать, и во всем его поддерживало.

В январе—феврале 1941 года Шульце-Бойзен и Треппер сообщают Центру о намеченных бомбардировках Ленинграда, Киева, Выборга, называют число дивизий, выведенных из Франции и Бельгии, отправленных на Восток.

В мае через советского военного атташе в Виши генерала Суслопарова Большой шеф передает в Москву сведения о предстоящем немецком наступлении на СССР, указывает дату начала военных действий — 22 июня. Эта же дата названа в донесении Зорге из Японии. 21 июня из Берлина подтверждают, что вторжение в СССР назначено на следующий день. Генерал Суслопаров отказывается этому верить, но по настоятельному требованию Треппера все же посылает в Москву шифровку.



Схема Красной капеллы. Конец 1941 года.

23 июня из Москвы в Виши возвращается заместитель Суслопарова. Он рассказывает, что за несколько часов до начала войны Директор попрощался с ним со словами: "Передайте Трепперу, что я немедленно доложил его информацию о непосредственной угрозе нападения немцев Большому хозяину. Большой хозяин удивлен, как это такой человек, как Треппер, старый коммунист, разведчик, поддается на удочку английской пропаганде. Вы можете передать ему глубокое убеждение Большого хозяина в том, что война с Германией не начнется до 1944 года". Известно, во что обошлось стране и миру это "глубокое убеждение" Большого хозяина — Сталина. Зорге получил из Москвы короткий ответ: "Мы сомневаемся в достоверности вашей информации". Клаузен, радист Рихарда Зорге, через много лет рассказал: «Рихард пришел в ярость, впервые мы были вне себя. Он вдруг вскочил, заметался по комнате, обхватив голову руками. "С меня хватит! — говорил он. — Почему мне не верят? Как могут эти несчастные люди игнорировать наше донесение?"»

День нападения Гитлера на Советский Союз стал днем усиления беспощадной борьбы подпольной сети Большого шефа с нацизмом, ослабленной после подписания упомянутых соглашений. "Наша задача, — пишет Треппер, — заключалась в том, чтобы добывать еще больший объем военной, экономической и политической информации. Это и явилось бы нашим вкладом в общее дело победы".

С 1940 по 1943 год "пианисты" Треппера передали в Центр около 1500 донесений. Они касались военной промышленности, сырья, новых типов вооружений, военной обстановки и планов наступлений, морального состояния войск вермахта.

В Москву были посланы сверхсекретные документы по танку типа "Тигр-Т6". Это помогло советской промышленности разработать танк "КВ" с более высокими, чем у немцев, показателями.

Осенью 1941 года Центр получил сообщение, что «суточное производство самолетов "Мессершмитт" равно девяти—десяти единицам. Суточные потери самолетов на Восточном фронте доходят до сорока штук».

В конце 1941 года новое сообщение: «Предприятия "Мессершмитт" уже три месяца работают над созданием нового истребителя, снабженного моторами, позволяющими достигать скорость 900 км/ч». Микрофильмы с чертежами этого нового самолета ушли в Москву.

12 ноября 1941 года Центр получает из Брюсселя ту самую историческую радиограмму:

"Кент—Директору.

Источник Коро. Осуществление плана III, цель которого — Кавказ, первоначально назначенное на ноябрь, перенесено на весну 1942 года. Переброска частей должна быть закончена к 1 мая. Материально-техническое обеспечение операции начинается 1 февраля. Линя развертывания для наступления на Кавказ: Лозовая—Балаклея—Чугуев—Белгород— Ахтырка—Красноград. Штаб-квартира — в Харькове. Подробности позднее".



Анатолий Гуревич, 1937 год.

12 мая 1942 года специальный курьер привозит в Москву микрофильмы с детальной информацией Большого шефа о направлениях предстоящего наступления немцев. Главное — завладеть Баку: Германии нужна нефть. Сталинград — один из важнейших объектов наступательной операции. Взятие его позволило бы также окружить Москву с Востока. 12 июля сформирован штаб Сталинградского фронта под командованием маршала С. Тимошенко. Результаты известны: Сталинградская битва — одна из крупнейших и решающих в Великой Отечественной войне — завершилась ко 2 февраля 1943 года окружением и ликвидацией ударной группировки немецко-фашистских войск (330 тысяч человек). Информация о Сталинграде была получена от участника берлинской группы Красной капеллы, работавшего в немецком генеральном штабе.

Фашистский режим столкнулся с нехваткой рабочей силы, но знал только один способ преодоления этого — обращение в рабство народов захваченных стран.

Через своих агентов Большой шеф узнает и сообщает в Центр, сколько рабочих потребуется от каждой страны, каких будут использовать в Германии и, что самое ценное, на какие промышленные предприятия их будут отправлять в первую очередь.

После нападения Германии на Советский Союз генерал Суслопаров покинул Виши; использовать дипломатическую почту стало невозможно. Радистов и передатчиков катастрофически не хватало. Приходилось даже использовать самодельные передатчики, не обладавшие достаточной мощностью для связи с Москвой, но позволявшие вести передачи на Лондон в советское посольство. Находили и обучали новых радистов, помимо присланных Центром. Двух потенциальных радистов, Герша и Миру Сокол, изгнанных из Бельгии за политическую деятельность, Трепперу рекомендовал перед своим отъездом Суслопаров. Компартия Бельгии подтвердила надежность супругов Сокол. Сотрудник Большого шефа Фернан Пориоль в короткий срок сделал из них отличных радистов. К концу 1941 года у Фернана было уже семь учеников, и через несколько месяцев французский "оркестр" заиграл; вместе с радиостанциями в Брюсселе и Берлине заработала вся сеть.



Герш и Мира Сокол.

Радисты немецкой станции радиоподслушивания обнаружили в эфире новые, незнакомые радиосигналы с хорошо зашифрованной информацией и доложили об этом руководству. Им поначалу просто не поверили, но в течение трех месяцев дополнительной проверки было перехвачено 250 радиограмм, установлено, что все они предназначались для Москвы и передатчики находятся в разных городах, возможно, и в Берлине. А ведь немецкая армейская разведка (абвер) и служба безопасности (СД) совсем недавно уверяли Гитлера в том, что Германия чиста от каких-либо шпионских сетей.

На специальном совещании Гитлер приказывает немедленно покончить с русскими шпионами в Германии и на оккупированных территориях. Возглавить эту работу, обеспечить сотрудничество соответствующих ведомств (гестапо, абвер, СД) поручено Гиммлеру. Операция по уничтожению трепперовской сети и сама сеть получили название "Красная капелла" ("Красный оркестр"). Созданную смешанную зондеркоманду возглавили один из лучших полицейских Германии эсэсовец Гиринг и представитель абвера под псевдонимом Фортнер.

Большой шеф знал о начавшейся охоте на его людей. Его основная забота заключалась в том, чтобы уберечь их от провала и научить, как себя вести, если это случится.

Был принят ряд условностей, в том числе "обратный язык". Например, свидание назначалось так, что приходить на него следовало за двое суток плюс два часа до названного времени. Сообщение "все хорошо" означало "все плохо", "я скоро вернусь" — "я не вернусь" и т.д. Подобные меры предосторожности позволяли разведчикам избегать ловушек гестапо.

Каждый из участников сети не был посвящен в деятельность остальных. Так, Макаров и Гроссфогель даже под пытками не смогли бы выдать друг друга — они не знали, кто чем занимается. Правда, сказать, что они знакомы, можно было: их представляли на каком-то банкете, и устроитель банкета подтвердил бы это (банкеты устраивались в каком-либо клубе). Допускалось также "случайное" знакомство в кино или театре, где места оказались рядом. Говорить на допросе надо было только то, что немцам уже известно или может стать известно.

Не все возможно было передать с помощью радиограмм, например микропленки. И для таких случаев предусматривался выход. Разведчик едет в купе поезда, а посылка находится в тайнике соседнего пустующего купе, в которое билеты куплены, но “пассажир не пришел”. Перед демаркационной линией полицейские тщательно обыскивают разведчика, в соседнем купе никого нет и обыскивать некого, они идут дальше...

Наибольшей опасности подвергались радисты. На всех оккупированных территориях немцы создали подразделения радиопеленгации, оснащенные новейшим, самым современным оборудованием. "Пианисты" понимали, что над ними нависла смертельная опасность, и принимали ответные меры предосторожности: сокращали время передач, меняли интервалы между ними, шифры, позывные, длину волн...

Но круг неумолимо сжимался, а ошибки нового Центра в Москве помогали преследователям. Настойчивые просьбы Большого шефа не увеличивать продолжительность радиопередач сверх 30 минут из-за опасности быть запеленгованным игнорировались, радисты обязаны были вести передачу каждую ночь по пять часов подряд! "Безрассудный приказ, равнозначный смертному приговору", — характеризует его Перро.

Разумеется, радиограммы зашифрованы, но у немцев достаточно высококлассных специалистов и оборудования, так что в ряде случаев им удается добиться успеха.

В одной из радиограмм Директор поручил Кенту лично выехать на объекты, чтобы ликвидировать неполадки с радиосвязью и обеспечить нормальные радиопередачи. При этом подробно указывались адреса (улицы, номера домов, даже этажи и расположение квартир на лестничной клетке). "Из-за этих нескольких фраз, — пишет Перро, — которые равнодушно отстучал радист, десятки мужчин и женщин будут повешены или обезглавлены". О том же пишет Треппер: "Сколь бы неправдоподобным это ни показалось, но мой Директор действительно передал по радио адреса трех ответственных руководителей берлинской группы, а именно: Шульце-Бойзена, Арвида Харнака и Кукхофа! Я знал: неуязвимых шифров не бывает, как бы искусно они ни были составлены. Если немцам удастся подобрать ключ к нашему шифру, думал я, они запросто прочитают эти адреса.

14 июля 1942 года то, чего я опасался больше всего, стало совершившимся фактом". Немцы не сразу начали арестовывать, они установили слежку, наладили подслушивание телефонных разговоров. "Начиная с 30 августа в течение трех-четырех недель в тюрьме оказываются шестьдесят человек берлинской группы. В начале 1943 года в застенки гестапо брошено уже около ста пятидесяти человек, многие из них не имели никакого отношения к Красному оркестру", — пишет Треппер.

Концентрационный лагерь в форте Бреендонке, находившийся между Брюсселем и Антверпеном, по жестокости обращения в нем с заключенными можно было сравнить с Дахау, Маутхаузеном или Бухенвальдом. Заключенных привозили сюда для окончательных пыток и казни. В этот лагерь попало большинство участников Красной капеллы, среди них и супруги Сокол, Герш и Мира. Их подвергли жестоким пыткам с избиением плетьми, подвешиванием на дыбе, затягиванием наручников так, что они разрывали кожу, и другими "изобретениями" гитлеровцев. Не добившись от разведчиков признаний, палачи спустили на них специально обученных собак...

Красная капелла была разгромлена. Треппера обнаружили случайно у зубного врача. На следующий день он должен был исчезнуть и хотел до этого подлечить зубы. "Вот уж два года, как мы идем по вашим следам во всех странах, оккупированных Германией", — радостно сообщил ему Гиринг. Не менее доволен был и Гиммлер. "Теперь будьте особенно внимательны, — предупредил он своих подручных. — Самое лучшее связать ему руки и ноги и бросить в яму, а то ведь никогда не знаешь, что может случиться!..”

Но гестапо Большого шефа в яму бросать не стало. Гиммлер уже понял, что войну на два фронта немцам выиграть не удастся и необходимо договариваться с Западом о сепаратном мире. Для этого надо представить ему доказательства того, что Германия уже ведет такие переговоры с Советским Союзом. Доказательствами могли бы служить, в частности, радиограммы, которыми якобы обмениваются Берлин и Москва. А для этого нужен Треппер, ибо никому другому Центр доверять не будет. Поэтому обращение с арестованным с самого начала было достаточно корректным.

В первые же дни после ареста выяснилось, что Большой шеф хорошо осведомлен, находчив, его безупречная логика ставила гестаповцев в тупик, вынуждала верить ему. Треппер вспоминает, что первый допрос, на котором присутствовал шеф гестапо Мюллер, скорее напоминал взаимоинтересную беседу.

— Вам хорошо известно, — сказал Гиринг, — что в Москве не верят людям, которые побывали хотя бы одну минуту в руках гестапо. Вы можете быть расстреляны как враг третьего рейха, но мы можем сделать и так, чтобы вас расстреляли в Москве как предателя.

— Господин Гиринг, в который уже раз вы рассказываете эту историю про "двоякую" смерть?

— Откуда вы знаете мое имя? — удивился полицейский.

Коллеги Гиринга рассмеялись, и он сменил тему:

— Вы знаете, где находится Кент?

— И вы и я хорошо знаем, что 12 ноября он был арестован в Марселе гестапо совместно с французскими полицейскими. Вы так уверены в их преданности и думаете, что они ничего не говорят?

"Моя последняя ремарка, — пишет Треппер, — тщательно продумана. Почему бы не посеять недоверие к их французским пособникам? Во многих случаях гестапо не добилось бы никаких успехов без консультации французской полиции".

Высокопоставленные чины были возмущены, услышав, что французы участвовали в операциях, относящихся к "государственной тайне". Позже Треппер узнал, что с этого дня личному составу зондеркоманды запретили привлекать французов к обыскам и арестам.

В дальнейшем Большой шеф указывал немцам на ряд других "промахов", и они утвердились во мнении, что его надо привлечь на свою сторону и сохранять в тайне его арест. Но существующая связь при посредстве коммунистической партии могла разрушить все их планы, так как через этот канал Центр мог получить информацию об аресте резидента. Очевидно, что радиограммы в Центр необходимо передавать и по этому каналу, доступа к которому у немцев пока не было.

Со своей стороны, Большой шеф понимал, что гестаповцы проверяют его реакции, прощупывают, не пойдет ли он на сотрудничество с ними. Ему было ясно, что по замыслу гестапо он должен стать главным действующим лицом в радиоигре с целью вбить клин между Советским Союзом и его союзниками по антигитлеровской коалиции. Заодно гестапо надеялось с его помощью найти доступ к французской компартии.

Треппер знал о провале сети Красной капеллы, аресте ее основных участников. Единственным доступным ему способом борьбы с гестапо было симулировать согласие сотрудничать с ним и подорвать его замыслы изнутри. И он начинает свою игру.

Гиринг предлагает Трепперу устроить так, чтобы Директор не узнал о его аресте. Большой шеф тут же просит Гиринга позвонить владельцу одного из кафе и попросить передать Андре (Кацу): "Все прекрасно, вернусь через несколько дней". Гиринг не знает "обратного языка" и вполне удовлетворен. Для Каца это сообщение об аресте шефа.

От имени Треппера Директору направляется предложение встретиться с Дювалем, ответственным за работу канала связи с ФКП. Директор согласен, указывает место, день и час встречи. Гестаповцы устраивают засаду, но... никто не приходит. Дюваль побывал на месте встречи согласно "обратному языку" за двое суток и два часа, никого не застал и заподозрил неладное. Гиринг удивлен — не исполняются приказы самого Директора! Удивляться ему придется еще не раз.

А пока нацистское руководство нервничает. В Париж летят телеграммы: "Что говорит Большой шеф?" Гиринг представляет Большого шефа как предателя, готового участвовать в Большой игре.

Треппера как особого заключенного поместили в отдельную камеру, переоборудованную из двух больших комнат. Его охраняли круглосуточно, охранники за решетчатой стеной не спускали с него глаз. В камере были только стол, койка и два стула. Свет в ней горел днем и ночью.

Заниматься заключенным было поручено старому служаке Бергу, которому разрешалось приходить к нему, когда ему вздумается. Он ведал его питанием, выходил с ним на прогулки во внутренний дворик.



Тюремная фотография Анатолия Гуревича, 1945 год.

Берг был телохранителем Риббентропа, когда тот приезжал в Москву. Жизнь этого человека не сложилась, и он находил утешение в беседах со своим "подопечным". Берг научил Треппера манипулировать завязками, чтобы высвободить правую руку, помог ему получить бумагу, карандаш, словарь и даже газеты под предлогом пополнения знаний немецкого языка.

Треппер решил написать отчет Центру. Он писал его на клочках бумаги между двумя и тремя часами ночи, когда стражники засыпали, положив головы на свой стол. Написанное он прятал в полые ножки койки, еще не представляя себе, как передаст это дальше. Но вскоре такая возможность появилась.

Гиринг все еще надеялся установить контакты с ФКП. От имени Большого шефа он просит Директора организовать ему встречу с представителем ФКП Мишелем. Ответ положительный, но, как и в случае с Дювалем, на "свидание" никто не приходит, Мишель также знает "обратный язык".

С помощью страшных пыток гестапо узнает от одного из участников капеллы о существовании мадам Жюльетты, работающей в кондитерской, связной ФКП. Через нее по каналам партии можно передать успокоительное послание Гиринга от имени резидента в Центр. Треппер надеется, что с посланием Гиринга уйдет и его отчет, в конце которого содержится просьба: если Центр сочтет полезным продолжать Большую игру и взять инициативу в свои руки, Директор должен 23 февраля 1943 года послать ему поздравительную радиограмму по случаю годовщины Красной Армии и дня его рождения.

Мадам Жюльетта имела право принять донесение только от Большого шефа. Вручая бумаги связной, он успел шепнуть ей: "Как только передадите это, немедленно исчезните", после чего они с Бергом вышли из кондитерской.

Жюльетта, к удивлению Гиринга, исчезла, но 23 февраля ему вручили поздравительную радиограмму Директора, адресованную Большому шефу. Это было согласие на возобновление связи с Москвой и, главное, на продолжение Большой игры. Гиринга радиограмма обрадовала, поскольку она возвещала, что в Москве не знают об аресте Треппера и он, Гиринг, может выступать от его имени.

Треппер убедил Гиринга в том, что ему необходимо иметь какое-либо удостоверение личности, как у его охранников, на случай, если во время прогулок его остановят французские полицейские. Гиринг велел выдать Большому шефу документы и немого денег.

Вскоре Гиринг, болевший раком, вынужден был лечь в больницу. Его заменил более жестокий, но менее осторожный Панвиц. Неважно чувствовал себя и Берг, особенно после похмелья. Треппер часто говорил ему, что знает аптеку, где много хороших лекарств. Эта аптека имела еще одну дверь, ведущую на улицу с противоположной стороны дома.

Сентябрьским утром 1943 года он подвез Берга к аптеке и хотел помочь ему выйти из машины, но услышал нечто невероятное: "Поднимитесь, купите лекарство и быстро возвращайтесь". Ему осталось только войти в одну дверь аптеки и выйти в другую. После сообщения Берга о побеге Треппера Панвиц организует грандиозную облаву, но тот исчез.

Панвиц и Мюллер были в панике: как доложить об этом Гиммлеру? Они решили ничего не говорить ему и строго соблюдали заговор молчания. Гиммлер никогда не узнает о побеге Большого шефа.

Итак, Треппер бежал. "Прямо из логова гестапо, — пишет Перро, — из лап отборной группы, которой являлась зондеркоманда, ему удалось под носом у охранников установить связь с Москвой. Благодаря ему Центр получил более чем достаточно козырей, чтобы сорвать игру эсэсовцев".

Треппер долго блуждал по Парижу и пригородам, нашел оставшихся друзей, установил связь с представителями ФКП, сообщил в Москву о своем побеге и с помощью друзей обрел убежище.

В августе 1944 года, после освобождения Парижа, он получил радиограмму из Центра с поздравлением по поводу его действий и просьбой прибыть в Москву на самолете советской военной миссии.

На аэродроме его встретила группа полковников, которые отвезли его на квартиру, приставили к нему офицера-адъютанта, изолировав от внешнего мира, и предложили в течение двух—трех недель написать отчет о его деятельности. На вопрос о семье ему ответили, что с ней все в порядке.

Большого шефа волновало, как предотвратить гибель оставшихся у Панвица участников Красной капеллы. Еще в Париже он узнал, что гестаповец старался избавиться от свидетелей. О своих опасениях он постоянно твердит посещающим его офицерам НКВД и предлагает действовать через Кента (Гуревича), также находящегося в плену у Панвица.

Тем временем приближался конец войны. Панвиц хорошо понимает неизбежность поражения Германии и начинает беспокоиться о своей судьбе. Его уже мало интересуют радиопередачи Кента, между ними складываются доверительные отношения. Постепенно Маленький шеф (Кент) убеждает гестаповца, что ему безопаснее перейти в Советский Союз, чем к англичанам или американцам, которые почти наверняка отправят его на виселицу. А Советскому Союзу он окажет услугу, помогая ему, Кенту, и это будет учтено. Панвиц поддается на уговоры своего пленника, и после некоторых приключений они прилетают в Москву, где их встречают и доставляют на Лубянку. Немца допрашивают и ссылают в Воркуту. Через десять лет, в 1955 году, канцлер Аденауэр добьется репатриации всех своих соотечественников, и Панвиц вернется в Германию. Гуревич, также осужденный на длительный срок, в 1955 году будет освобожден по амнистии. Однако в 1958 году его опять арестуют, а в 1960 году вновь освободят.

В газете "Советская Россия" 16 декабря 1990 года была напечатана большая статья "Разведчик, узник гестапо и зек", фактически реабилитировавшая Гуревича.

В 1991 году его реабилитировали уже формально и признали участником войны с соответствующей повышенной пенсией. О нем по телевидению показали документальный фильм. Приехавшего к нему в Москву сына он не знал, и тому пришлось представить доказательства, что он действительно его сын.

Треппера, написавшего свой отчет, перевели в тюрьму на Лубянке. Никаких обвинений ему не предъявили, его не пытали и не избивали, как других заключенных, но на протяжении долгих ночей следователь ему предлагал:

— Расскажите о своих преступлениях против Советского Союза.

А он устало повторял:

— Никаких преступлений против Советского Союза я не совершал.

Арестанту давали на подпись фальшивые протоколы и требовали их подписать. И опять неделями: "Подпишете?" — "Нет". — "Значит, не подпишете?" — "Нет". — "Почему вы не хотите подписать?"

Время от времени его вызывал на допросы "сам" генерал Абакумов. Об одном из таких допросов, касающегося евреев, сказано выше.

19 июня 1947 года "тройка" (прокурор, судья и представитель министерства госбезопасности) приговорила Треппера к 15 годам "строгой изоляции". После его заявления на имя генерального прокурора СССР в январе 1952 года срок был сокращен до 10 лет.

Смена тюрем, издевательства над заключенными, беспринципность и прямое хулиганство, произвол надзирателей, тяжелые условия содержания — все это описано Треппером в его книге.

Лишь один из следователей, ознакомившись с материалами дела, заявил, что отказывается от дальнейшего следствия, так как убедился в полной невиновности обвиняемого. Следователь дал понять Трепперу, что он, как и Зорге, находился под подозрением еще с 1938 года. Они оба были учениками и выдвиженцами Берзина, а Берзина арестовали и расстреляли как врага народа в том самом, 1938 году. Следователя понизили в должности, и через два года он уволился из органов.

Представляется все же, что приведенная версия — одна из вероятных, возможна и другая. Такие люди, как Треппер и Зорге, были лично известны Сталину, и только он мог определять их судьбу. Без его указаний, без согласования с ним никто не решился бы выносить приговор таким разведчикам.



Ян Берзин.

А у "отца народов" была хорошая память. Он помнил, что именно эти люди предупреждали его о готовящемся нападении Гитлера, были свидетелями его ошибок и просчетов. Подобные свидетели Сталину не нужны были. Треппер имеет большие заслуги? Вот и не надо трогать его физически (бить и т.п.), пусть пока посидит. Это "пока" и было первоначально определено в 15 лет.

В тюремных камерах Треппер встречался со многими благородными интеллигентными людьми, чья вина, по его словам, "состояла единственно в том, что они были невиновны!" Он пишет: «Я благодарен "отцу народов" за то, что мне довелось пообщаться с духовной элитой Советского Союза. На Лубянке, в Лефортове и Бутырках я видел чаще всего таких людей, чья образцовая и удивительная жизнь помогла мне узнать очень многое из истории нынешнего столетия».

Треппер рассказывает, например, историю двух братьев-врачей. Один из них посчитал, что не может бросить на произвол судьбы своих больных, несмотря на приближение немцев; другой бежал с коллегами-врачами и присоединился к партизанам. После войны обоих арестовали, одного обвинили в сотрудничестве с врагом, а его брата — в том, что он покинул пациентов...

Один из узников, военно-морской врач, на очередном допросе заявил следователю: "Вместо того чтобы охранять меня здесь, лучше отправьте-ка меня в Палестину. Я мог бы послужить этой стране". Следователь возмутился: "Послать контрреволюционного пса в Палестину?! Туда мы посылаем только лучших офицеров, выдержавших все испытания..."

Сокамерником Треппера оказался заместитель министра гособороны Японии генерал Томинага, попавший в плен в Маньчжурии. Он знал французский, и на вопрос товарища по несчастью, почему Зорге был приговорен к смерти в конце 1941 года, а казнен только 7 ноября 1944 года, с понятным возмущением ответил: «Трижды мы обращались в русское посольство в Токио с предложением обменять Зорге и всякий раз получали один и тот же ответ: "Человек по имени Рихард Зорге нам неизвестен"».



Справка о “пропаже без вести” Леопольда Треппера.

Пока муж сидел в тюрьме, Люба с детьми жила в бараке и зарабатывала на жизнь, фотографией. Из разведуправления ей сообщили, что ее муж "пропал без вести при обстоятельствах, не дающих права ходатайствовать о получении пенсии". После смерти Сталина все изменилось, как по мановению волшебной палочки.

Треппера вместе с другими заключенными переводят в больницу Бутырской тюрьмы. "В течение нескольких недель, — пишет он, — врачи старались восстановить наше здоровье, подорванное годами заключения и лишений. Когда мы вернулись назад в тюрьму, наши камеры напоминали номера гостиницы: обильное питание, книги, газеты, а надзирателей будто подменили — они услужливы, как лучшие официанты в кафе..." 23 февраля 1954 года его вызвали в министерство, поздравили с пятидесятилетием и праздником Красной Армии. Через три месяца, 23 мая, в обстановке большой торжественности в министерстве же огласили решение Верховного военного трибунала: он полностью реабилитирован, все обвинения, выдвинутые против него в прошлом, объявлены лишенными всякого основания.

Его отвезли на машине к семье. Дети его не узнали. А Люба? "И вот мы молча после пятнадцати лет разлуки смотрим друг другу в глаза, и для нас это больше многочасовых бесед, — пишет Треппер. — К слезам радости примешиваются чувства глубокой печали. Ведь сам факт реабилитации не может вернуть нам утраченные годы".

Треппера поместили в санаторий, определили пенсию "за заслуги перед Советским Союзом", годы, проведенные в тюрьме, засчитаны в трудовой стаж. В 1957 году ему разрешили выехать с семьей на родину, в Польшу.



Справка о реабилитации Леопольда Треппера.

Он посетил Новы-Тарг, где ему рассказали, как немцы в 1942 году уничтожили еврейское население города. Мужчин отправили в Освенцим, а женщин и детей заставили вырыть могилу, после чего расстреляли из пулемета. Члены семьи Треппер оказались и среди тех, кого отправили в Освенцим, и среди погибших в очередном Бабьем яру.

Треппер возглавил "Идиш бух" — единственное еврейское издательство во всех социалистических странах. Позже он станет председателем Социально-культурного союза польских евреев.

В 1965 году Треппера посетил Жиль Перро с рукописью своей книги "Красная капелла". Треппер отказался читать рукопись, не желая брать на себя ответственность за чужое произведение. Он примет от автора книгу, уже вышедшую в свет. Они стали друзьями.

Но в Польше снова наступили черные дни. 17 июня 1967 года первый секретарь ЦК ПОРП Гомулка выступил на съезде Объединенных профсоюзов с резкой антисемитской речью. Он назвал еврейскую общину страны пятой колонной империализма и тем дал старт массовой антисемитской кампании. Начались повальные увольнения евреев. Старший сын Треппера Мишель, оставшись без работы, уехал первым. Младший, Эдгар, доктор наук по специальности русская литература, которого не принимает на работу ни один университет, также вынужден уехать.

Леопольд и Люба остаются под полицейским надзором.

К ним не допускают кинематографистов из Бельгии и Франции, намеревавшихся после выхода книги Перро снять фильм о Большом шефе.

Супруги решили покинуть Польшу. Но Леопольду отказали в выездной визе, Люба, получившая визу, в апреле 1972 года уехала в Копенгаген. Три года оставался Леопольд в полном одиночестве в своей варшавской квартире, ожидая разрешения на выезд. Тогда-то он и решил написать свою книгу, посвятив ее Любе, "отважной спутнице моей жизни".

Между тем в странах Запада создавались "трепперовские комитеты", добивавшиеся его права на выезд. Его поддерживали видные писатели, художники, общественные и политические деятели, в их числе Франсуа Миттеран и Жиль Перро. В Женеве друзья Леопольда обратились к представителям Польши в Лиге по правам человека, в Международную комиссию юристов и к социалистическим депутатам парламента.

Но польское правительство упорствует. В Дании пресс-атташе польского посольства передал прессе статью, порочащую Треппера. Однако датские газеты отказались ее печатать, заявив, что не хотят участвовать в "новом деле Дрейфуса".

В сентябре 1973 года Треппер тяжело заболел. По совету Перро он объявил голодовку и сообщил в ЦК ПОРП, что "она прекратится только с моим выездом из Польши или с моей смертью". О своем решении он поставил в известность агентства печати. Через несколько дней ему разрешили выехать в Лондон для лечения.



Любовь Бройде и Леопольд Треппер. Копенгаген, 1974 год.

Наконец Треппер обрел полную свободу. Он посетил Лондон, Копенгаген, потом переехал к сыну Эдгару в Израиль; он нуждался в постоянной медицинской помощи, которую ему могла оказывать жена сына — врач.

В январе 1981 года легендарный разведчик скончался в Иерусалиме и там же был похоронен.

После смерти отца Эдгар с семьей переехал в ФРГ, где издал 14 книг. 14 июля 1991 года газета "Московские новости" поместила заметку "Он вернулся", начиналась она словами: «”Восстановить в советском гражданстве Треппера-Бройде Эдгара Леопольдовича". Всего одна строчка в указе, под которым подпись Горбачева, — и 54-летнему профессору из Франкфурта-на-Майне дан зеленый свет на бессрочный приезд в Москву».

Любовь Евсеевна Бройде стала гражданкой Дании. Корреспондент АПН в Дании С. Серебряков, посетивший ее там, пишет: «Мы беседуем в ее скромной квартире в Норребро — рабочем районе датской столицы. На книжных полках — мемуары Треппера в переводе на английский, голландский, итальянский, испанский.... Говоря о России, она то и дело повторяет:

"у нас", "мы", "наши"...»

В газете "Аргументы и факты" в июне 1991 года была опубликована небольшая статья под названием «Кто "водил за нос" Мюллера». Подчеркнув заслуги группы Шульце-Бойзена—Харнака и Шандора Радо, автор в заключительной ремарке "Вечная память" пишет: «В СССР чтят память героев "Красной капеллы". 28 членов группы Шульце-Бойзена—Харнака, а также Ильзе Штебе и другие были посмертно награждены орденами Советского Союза. Высокая правительственная награда была вручена Шандору Радо и другим участникам Сопротивления. Хочется надеяться, что не будут забыты и советские разведчики, помогавшие антифашистам-подпольщикам».

Кроме как в этой последней ремарке, Красная капелла нигде в предыдущем тексте не упоминается. Ее организатор и руководитель Леопольд Треппер не назван вовсе. Будто не было ни книги Перро, ни книги самого Треппера, ни других книг и статей в мировой печати. Да и погибшие в гестаповских застенках, если бы они могли заговорить, вряд ли согласились бы только с ролью "помощников"...
Лучше быть, чем казаться.
Аватара пользователя
Sithka_Charley
Логограф
Логограф
 
Сообщения: 71
Зарегистрирован: 07 мар 2009, 10:30
Откуда: Мариуполь

Сообщение Onkel_Wowa » 09 авг 2009, 20:24

Нет никаких оснований утверждать, что "Красная капелла" была советской разведкой. Людей в разных странах принимали на работу в секретные службы, им давали задания: кого-то убить, за кем-то следить, кому-то что-то передать. А на кого они работали (и сейчас работают), сотрудники не имели и не имеют никакого понятия. Тоже относится и к членам правительств, они ничего не знают чем занимались и занимаются "собственные" секретные службы. Читая мемуары их сотрудников нетрудно догадаться, что войну между собой (например, между НКВД и Абвером) они просто имитировали, а фактически работали над какими-то совместными проектами. Не случайно, что Сталин не доверял докладам "своих" секретных служб. После выполнения важных заданий исполнителей часто ликвидировали (например, группа Николая Кузнецова).
Все руководители "советских" и "немецких" секретных служб, работавших во время войны были либо казнены, либо убиты во время спец. операций. Последним был начальник СМЕРШа Виктор Семёнович Абакумов.
Onkel_Wowa
Логограф
Логограф
 
Сообщения: 586
Зарегистрирован: 15 сен 2005, 19:32

Сообщение Sithka_Charley » 10 авг 2009, 06:53

Я бы не был столь категоричен, на счёт ликвидации людей бывших руководителями. К примеру тот же Шелленберг, в тюрьме отсидел, но ликвидирован не был. И если вы привели в пример Абакумова, так тот же Судоплатов тоже остался в живых.
Ну и как основной персонаж Леопольд Треппер. Согласитесь такая широкая шпионская сеть, он её курировал, и он остался жив в конце концов.
Лучше быть, чем казаться.
Аватара пользователя
Sithka_Charley
Логограф
Логограф
 
Сообщения: 71
Зарегистрирован: 07 мар 2009, 10:30
Откуда: Мариуполь


Вернуться в Новейшее время

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 22