Мародер Шолохов - 4

[Андрей Чернов]

Чего-то, господа, вы тут совсем закисли… Один Леонидов еще держится и собой легитимизирует продолжение этой рубрики, да вы его не слышите. Дошли до ссылок на случайные статьи случайных полувековой давности девушек…
В качестве аперитива: поскольку любимая моя виртуальная подруга Саша А. считает, что «занОило» есть «производная» от «нОет» (и вообще глагольные формы не образовываются от инфинитива по строгим законам языка, а плодятся друг от друга, как кролики), предлагаю для разбора такую конструкцию:
«Я замОила, как могла, помоями прежние свои ляпы, взмОила в голубые небеса, завОила на весь рунет, что Чернов фантазер, и тем вырОила ему яму, хотя русского языка и немного забОила (тьфу, забыла то есть)…»

А вот на закуску:

ДНЕВНИК УБИТОГО СТУДЕНТА-МАТЕМАТИКА

Дневник убитого студента (часть третья, «черновая рукопись», 3–14 страницы вставки) также переписан с протографа, выполненного по дореволюционной орфографии: «На галстукъ <две последние буквы зачеркнуты, а потом перекрыты размашистым «к»> даже извозчики обращают внимание» (с. 3). Таким же образом исправлено и на с. 7: «Кто приложил руку къ ее развитию». Вновь с. 3: «Пишу эти строки, а волос дыбом...» За «ъ» принято конечное «ы». В издании исправлено: «волосы» (ТД: 3, XI, 313). С. 11: «…и их отрядик поскакал по направлению на нас» (вновь неверно интерпретирован «ъ», очевидно, что в протографе было «къ намъ»). С. 13: «На запад идут бои», но в издании: «На западе идут бои» (принял «е» за «ъ» и убрал).

«Переживаю медовыR дни» (с. 5). Это вновь машинально скопированный «ять» (в той же самой графике, в которой он и до этого встречается в рукописях «Тихого Дона»).

«Был дождь, тепленький такой, приятный. Мы шли по Моховой, плиты тротуара резал косой ветер» (ТД: 3, XI, 313).
Как это представить?
В рукописи (с. 3): «косой дождь» с правкой другими (красными) чернилами на «ветер». Правщик избавлялся от повтора и не заметил вопиющей глупости правки.

«На углу Тверской мы расстались. Мы поцеловались к великому изумлению какой-то дамы» (ТД: 3, XI, 313). В рукописи (с. 5) замечательный образ, ради которого и выстраивалась фраза: «…каракулевой дамы». Но именно этот эпитет и зачеркнут.

«Сегодня решил купить себе на белье» (ТД: 3, XI, 315). Так и в рукописи. Видимо, пропущено слово «шелку». Пропущено, поскольку переписчику и так кажется гладко.
Но это не диво, для человека, который по-русски пишет (простите, переписывает) так:
С. 4: «плиты троТУРа» (тротуара). С. 7: «нОчало» (начало), «шмОток» (шматок); «Меня осыпало жОром» (с. 7). Но в издании: «Меня осыпало жаром» (с. 317).
(Не эти, но сомнительные написания «а», исходя из известной презумпции, интерпретируем в пользу переписчика.)
С. 8: «без нИкоторых» (без некоторых). С. 9: «послал нас шестерых в реЕкогносцировку»; «полусожжеНое». С. 10: «кожаННая подкладка»; «в полверсте»; «стены какого-то сожжеНого завода»; «мимо этого пепелищЕ»; «мы пригиНаясь шли» (это в речи студента-математика московского университета!); вновь «сожжеНого». С. 11: «…что-то крикнул резким гортОнным голосом…»; «вскОрабкался». С. 13: «раСгружая» (разгружая).

По изданию: «Работа покинута мною. Я покинут Елизаветой» (с. 317). В рукописи сначала было «Университет покинут мной. Я покинут Елизаветой» (с. . Но тут же первое слово зачеркнуто и сверху вписано «Работа» (с правкой на «покинута»). Правка бессмысленна, ведь это пишет студент-математик. Он хотя и подрабатывает время от времени где-то (как и почти любой студент), но речь-то о том, что он бросил университет и уходит в действующую армию.

Мародер-переписчик плевал не только на язык, но на смысл. Текст мстит и уличает:

С. 9: «…никогда не думал, что станут мыслить» (вместо «стану», впрочем, «т» не дописана).

С. 13: «Те же глаза, овал лица, но <!> с, волосы». Это, естественно, не противительный союз «но» с предлогом «с», а просто «нос». Мародер не удосуживается даже заранее прочитать фразу. Лепит, как по первости понимает.
Вот еще один такой же пример:

По изданию: «Григорий накрыл лицо убитого батистовым, найденным в кармане хозяина платком и поехал в штаб, изредка оглядываясь» (с. 325). Но по рукописи (с. 14) четко: «…и поехал в штОб изредка оглядываясь. Книжку передал в штаб <другими чернилами добавлено «е»> писОрям…». То есть переписчик «в штаб» прочитал как «в чтоб». Это значит, что он, в отличие от штабных писарей, совершенно не заинтересовался текстом дневника убитого студента.

Прочее новое см. на сайте.
Напомню адрес:

http://chernov-trezin.narod.ru/maroderSHOLOHOV.htm

[Алексей Н]

Студента еще и зовут по-разному - Тимофей (с.1) и Александр Иванович (с.4) - и так в изданиях до 1941г. включительно!

[Андрей Чернов]

А вот, господа, шолохопоклонники, еще шмат той же субстанции:
Вторая часть, «черновая рукопись». Я выбрал с 1–17 страницы лишь некоторые, самые забавные примеры:

С. 1: «…казаков, причастных к разбойному на баржу нОпадению»; «на плОвучих виселицах»; «черИнками для ножей» (черѣнками; видимо, это ять); «бурЯн-копытник»; «в стОнице» (в станице). С. 2: «Во время начал…» (Вóвремя начал);
С. 2: «торговал всем, что надо в сельском немудром хозяйстве» (так и в издании; надо «немудреном». Так и на с. 240: «Приходя с игрищ, она Наталье одной рассказывала немудрые свои секреты». И еще: «…мывших посуду после немудрого полуднования» (6, LXI, 407). Ясно, что переписчик по невнимательности пропустил две буквы в середине слова, поскольку: «И чего там мудреного?» (3, I, 243); «Ведь этак и замерзнуть немудрено»; 5, XVIII, 303);
С. 2: «Последнее время даже сельски-хозяйственными машинами снабжал»; «стояли возле… лавкой» (красным исправлено на «лавки»);
С. 3: «послушать равномерный гул вальцов, шестеРН»; «с трудом вы <!> прастывая ноги»; «с чОвканьем» (с чавканьем);
С. 4: «…и теперь уж беСзлобно и весело улыбался». В издании правка: «и теперь ужЕ беЗзлобно и весело улыбался» (с. 117; «е» в «уже» принято за «ъ»); «с расстОновкой»; «ухАдившего».
С. 5: «тощий, с недимый <или «с недеемый» – А. Ч.> огромным самолюбием» (снедаемый).
С. 10: «с /!/ просонок шаря по полу чирики» (вместо «на полу»); «зажимая в горсть оконную ручку» (в издании: «сжимая оконную ручку»; с. 125); «Сиди там, клечатей...» (то есть писец имел в виду «сиди, как в клетке»; в издании: «Сиди там, коченей...»);
С. 11–12: «…выбившихся из под косИнки волос» (некая «кòсинка»).
С. 12: «На лице Митьки блудила виноватость…» (так и в издании; с. 126); «нарощеной молодой атавой» (отавой); «Пошла, держа в откинутой руке наниз /!/ анную на таловую хворостинку рыбу» (т. е. понятно переписчиком как «держа… на низ»);.
С. 13: «– Кто такой есть? Полицевскай, с уды!» (т. е. понято как ироническая идиома: сам Митька – полицейский, то ли идущий с удочкой, то ли сорвавшийся с удочки; в издании: «Полицевский, сюда!); «– Нехай хуть трошки сопли уПрет!» (утрет); «Пала молва на лысеющую голову Сергея Платоновича, как балка с <переправлено, видимо, из «съ» – А. Ч.> постройки на идущего мимо человека, и придавила пониже к земле»; «за голубою <тенью? спелью? > резных ставень» (в последнем слове «ъ» понят как «ь»);
С. 14: «– Што супротив ничаешь?» (Что за глагол «ничать»? Однако в издании: «– Что супротивничаешь?»)
С. 15: в речи деда Гришаки: «Отдасть с руками и с потрохами» (позднее «ь» зачеркнут красным карандашом; в протографе был, конечно, «ъ»).
С. 16: о собаках: «потом научились валять баб на землю» (в издании исправлено: валить); «загрызли до смерти телку отца Панкратия да пОру атепинских кабанков-зимнухов» (надо: пАру); «а от остОльных с трудом отбили его проходившие мимо казаки».
С. 17: «Аксинья при встречах Омутно улыбалась…» (в издании поправлено: «смутно»).
Такого – немеряно.

Подтверждается вывод, сформулированный Зеевым Бар-Селлой на материале шолоховского рассказа «Обида»: перед нами «копия грамотного оригинала, снятого малограмотным человеком» .
Об том же говорят следы борьбы переписчика с дореволюционной орфографией протографа, представленной полным спектром тех ошибок, которые и должен был совершить малограмотный переписчик.
Итак, перед нами то, что выдает себя за черновики романа, но ни в коей мере ими не является. Это имитирующая перечерненный беловик копия с неизвестного протографа. Сделана она, как установила государственная экспертиза, рукой М.А.Шолохова. Мы же показали, что изготовитель этой подделки менее всего годится на роль автора романа: копиист – существо не просто инфантильное, а дремучее. В десятках случаев оно (это существо) просто не понимает переписываемого им текста.
Рудименты дореформенной орфографии в рукописи и в печатном тексте романа – прямые улики шолоховского плагиата. И это достаточное текстологическое доказательство для вывода о том, что Михаил Шолохов «Тихого Дона» не писал.

[Леонидов]

Прошу не обижаться, но впечатление возникает такое, будто все эти улики собирал Плюшкин. Получилась огромная куча бесполезного мусора, среди которого с трудом можно разглядеть редкие действительно ценные аргументы.

Бесполезно пытаться уличить Шолохова в копировании чужого текста, собирая описки (напр.: «бурЯн-копытник», «гул вальцов, шестеРН», «плиты троТУРа» и на той же странице обращение «– ЕлизаВТЕ Сергеевна» и пр.), случайные дефекты начертания («снедаемый» на стр.5 и «утрет» на с.13), примеры, допускающие несколько вариантов написания («…и их отрядик поскакал по направлению на нас/к нам», «шаря по/на полу чирики» «потом научились валять/валить баб на землю»), пропуски слогов, которых действительно тьма, а тем более случаи употребления мягкого знака в окончаниях глаголов в речи персонажей. Последнее говорит скорее об обратном – если в прямой речи мягкий знак (который отражает особенности разговорного языка) присутствует постоянно, а в речи автора лишь пару раз на весь роман, то перед нами либо очень внимательный и аккуратный переписчик, либо хуже того - сам автор.

Бесполезно вымерять расстояние между буквами в словах, и найдя, что в таком-то и таком-то случае оно превышает среднюю величину, доказывать, что перед нами не одно слово, а два.

Бесполезно доказывать, что Шолохов хотел написать именно «о», а не «а», если написание этих букв сходно и нет явных формальных признаков, по которым их можно было бы различить.
Вполне вероятно, что в ряде случаев - там, где слышится «о» (например «шмОток», «на плОвучих виселицах», «с расстОновкой» и т. п.) - именно так и было написано. Но верится с трудом, чтобы даже самый безграмотный человек мог написать «связующее нОчало – кровать» (видимо, производя его от слова «ночь»?), «Меня осыпало жОром» (в ударном слоге) и «в стОнице» (притом, что прежде он это слово сотню раз написал правильно). Кроме того, такое же начертание эта буква имеет в слове «кармане» на последней странице «Дневника» (5 сторока снизу), а чуть выше (13 строка снизу) слово «кармане» было написано через явное «а». И в слове «Александр» на 4-й странице (5 строка снизу) последняя гласная неотличима от «о». Человек, способный написать такое (учитывая, что он сам был Александровичем), был бы не просто безграмотным, но идиотом, вряд ли способным самостоятельно даже найти дорогу в нужную ему редакцию. И такой идиот чинил бы московские мостовые до конца жизни.

Есть и формальные аргументы против.
Приведен целый ряд примеров, в которых отражены индивидуальные (и неправильные) представления Шолохова о грамматике - «полусожжеНое», «кожаННая подкладка», «раСгружая», «беСзлобно», «речЬку» и т. п. - ошибки, которых, во первых, не могло быть в протографе, созданном грамотным человеком, и которые, во-вторых, невозможно было сделать, копируя текст букву за буквой. Эти ошибки доказывают, что Шолохов проговаривал текст в уме перед тем, как перенести его на бумагу.
По этой причине в рукописи не могло появиться ни еров, ни ятей, ни «и» десятиричного. Все приведенные примеры (среди которых нет ни одного достаточно четко и однозначно изображенного) проще объяснить правкой текста, либо дефектом и небрежностью письма.
Т. н. «ять» во фразе «Я переживаю медовыR дни» на стр.5 «Дневника» появился, скорее всего, в результате исправления последней буквы в слове «медовыЙ» (с предполагавшимся продолжением - «месяц») на букву «Е» после того, как вместо «месяц» Шолохов решил написать «дни». Черточка над буквой «й» там вполне отчетливо просматривается.
Точно так же в предложении «Пала молва на лысеющую голову Сергея Платоновича, как балка С постройки на идущего мимо человека, и придавила пониже к земле» - не «СЪ», а результат написания предлога «на» поверх предлога «с». То есть Шолохов собирался написать «... как балка на идущего мимо человека…», а после решил добавить «с постройки».
И всем остальным подозрительным местам можно придумать объяснение - было бы желание. Скажем, причиной мешанины в конце слова «галстук» на стр.3 «Дневника» могло быть предполагаемое, но недописанное и переправленное продолжение: «на галстуЧНЫЙ УЗЕЛ даже извозчики обращают внимание». Или что-нибудь подобное в этом роде. И так далее...
Продолжать собирать подобную ерунду на мой взгляд - пустая трата времени.

Другое дело – ошибки там, где варианты исключены, а буквы прописаны без исправлений, ясно и четко. Такие ошибки появлялись там, где Шолохову встречались слова малознакомые, а ситуация допускала несколько сходных вариантов. Тут Шолохов попадал впросак.
Во 2-й главе 3-й части Шолохов записал слово «вахмистр» с мягким знаком:
«Бравый лупоглазый вахмистрЬ Каргин с нашивками за сверхсрочную службу проезжая мимо Григория спросил» (с. 10)
Эта фраза не допускает ни вариантов, ни изменений, и буква даже не зачеркнута, хотя вставка в этом предложении есть («Каргин»). И диалектные особенности исключены, так как в последней главе первой части Шолохов это слово уже воспроизводил, и не в авторской речи, а в речи персонажа – и во вполне традиционной форме: «— Вахмистр баклановскова полка Максим Богатырев.» (с. 84). Все последующие, весьма многочисленные «вахмистры» также были нормальными, без мягких знаков. Следовательно, причина могла быть только одна – «ер» в конце слова, плюс короткая память.

В 9-й главе 3-й части рукописи (в печатном тексте – 8-я глава) история повторилась. Здесь Шолохову встретилось редкое слово «портмонет», и в результате родилась фраза:
«— Ты, вот чево... — досадливо перебил Крючков и [достал] полез в карман шароваров за потертым портОмонетом.» (с. 44).
В этот раз Шолохов лишнюю букву зачеркнул – из-за чего теперь трудно понять была это «О» или же «Ь». Первое все же вероятнее, так как неудобопроизносимый мягкий знак наверное насторожил бы его, а соединительная «о» в составном слове – дело вполне обычное. Видимо, Шолохов так и понял, несмотря на то, что в 9-й главе 2-й части он это слово уже воспроизводил, и опять же – в прямой речи, и в произносительной форме: «Тут мы трогаем дале, а один носатый из партманета вынает десятку и говорит: „Выпейте, казачки за здоровье мово папаши покойнова”.» (c. 30).
Так что опять виноват «ер» в конце слова (точнее в конце его первой его части), так как слово действительно составное, но лишняя буква между «т» и «м» возможна только в том случае, если слово записано по старой орфографии: «портъ-монетъ».

Приведу и пример противоположного свойства. В 7-й главе 2-й части, аналогично с ошибкой на 13-й странице «Дневника» во фразе: «На запад идут бои» - пропущена последняя гласная в слове «просто»:
«Был в хозяйстве дельный и работящий казак, делал все с рассудком, кой-где и с хитринкой, а когда касался разговор атаманской его службы... тут уж — всяк прост руками разводил приседая на землю от хохота, выворачивавшего нутро.» (с. 35).
Пример, конечно, менее убедительный, чем предыдущие, так как мог возникнуть и в результате случайной описки, однако интересен тем, что ошибка эта не была исправлена ни в рукописи, ни в машинописи, и смогла попасть в первопечатный текст.

Продолжая критику А. Чернова, замечу, что несколько найденных «ошибок» являются на самом деле нормой старой орфографии - как раздельное написание предлога с наречием («во время начал»), либо диалектными формами - как выражение «пойдемте в куренИ», слова «Атава» и «клечатей» - все они есть в словаре А. Миртова со ссылкой не только на ТД («клечатей» - в значении «мучаться»). Но даже отсутствие слова в диалектном словаре еще не означает, что его не могло существовать – на 88-й странице рукописи 2-й части (нижняя строка) есть такое слово, не известное словарям. Пантелей Прокофьевич произносит там фразу: «Косу-то пырнула под сердце, а рука дрогнула, мимо взяла, а то б садуски.» (с ударением на «у»). Слова «садуски» не найти ни у Миртова, ни в современном словаре, зато пару раз можно встретить в рассказах Ф. Крюкова.

И еще. Замена «университета» на «работу» в записи «Университет покинут мной. Я покинут Елизаветой» (стр.8 «Дневника») - вполне логична и оправданна, так как запись датирована 4 июля - временем, когда учеба давно окончена (а в армию он пока что не собирается – отправиться в армию он решит 3 августа, после начала войны). Так что это исправление только подтверждает, что Шолохов был не идиотом, а человеком вполне вменяемым и адекватным.
А вот исправление наречия «Омутно» на «Смутно» - наоборот – сделана человеком, не понимающим авторского замысла (хотя и не Шолоховым). Автор то писал как улыбка и взгляд Аксиньи топили, засасывали Григория – и поэтому слова ее сделал «вязкими, тИнистыми»:
«А Аксинья при встречах омутно улыбалась, темнея зрачками роняла вязкие, тинистые слова.» И опять же - Шолохов этот смысл понял, и даже сумел (ИМХО) улучшить фразу, заменив «вязкие, тинистые слова» на «вязкую тину слов».

Однако, сколь бы долго и удачно порой плагиатор ни редактировал чужой текст, ошибок ему не избежать - где-нибудь, да проколется. И Шолохов прокололся еще раз в той же 2-й главе 3-й части (чуть ниже вахмистра с мягким знаком). Не догадываясь о смысле всей фразы, он вместо слова «кисеЙная» увидел привычное – «кисеЛЬная», да так и записал:
«Парился хмурый теплый день и солнце, тоже как-будто не донское, бродило где-то за кисельной занавесью сплошных туч.» (с. 11).
В таком виде это место пережило собственную шолоховскую правку, было переписано в беловике (к сожалению, не известно кем именно) и попало в первопечатный текст (см.: «Октябрь», 1928, № 3, с. 157). После уж догадались, что «занавесь» бывает не из киселя, а из кисеи, и исправили: «... где-то за кисейной занавесью сплошных туч.». Да было поздно - что написано пером, то, как говорится, не вырубишь топором.

[Андрей Чернов]

Леонидову.

Ну что вы, как я могу обижаться на Плюшкина? Это нормальная (и единственно приемлемая) археологическая практика -- поднимать все, что может быть артефактом. И если сам не можешь атрибуировать, отдать за бровку (что я тут и делаю), где другие, те, кто не в "яме" с ножом, а у стола и с лупой, смогут разобраться, что именно ты поднял (керамику, ЖПНН или вымытый вчерашним дождем из бровки кусок асфальта).

А случаи и в языке, и в поле бывают самые трудные: пока, какое-нибудь коровье ребро в Волхове не помоешь, фиг поймешь, что на нем -- следы ножа при затрапезной разделке, или руны.
А еще есть такое ценное приспособление -- грохот (оно, кстати, упомянуто в ТД). Это большое сито, подвешенное на столбах. Туда в нормальных экспедициях бухают отвал. И просеивают, прежде чем выкинуть.
Вот я вам в грохоте и показываю остаток. Да, там заведомо много просто камешков -- уж извините. Таков этот слой.
Но, что для вас мусор, для археолога и текстолога -- клад. (Совершенно не представляю в какой области вы специалист, и, видимо, хороший, но то, не археолог, не криминалист и не текстолог -- видно по подходу; хотя иные ваши текстологические замечания дельны. Особенно те, которые "простые".)

Вот что принял безусловно и исправил на сайте:

С. 17: «Аксинья при встречах Омутно улыбалась…». В издании поправлено: «смутно», и кажется, что редакторы правы. Но Леонидов (ник) в электронной нашей переписке обратил внимание на то, что речь об омуте страсти, в который Аксинья затягивает Григория:
«”А Аксинья при встречах омутно улыбалась, темнея зрачками роняла вязкие, тинистые слова”» Шолохов этот смысл понял, и даже сумел улучшить фразу, заменив «вязкие, тинистые слова» на «вязкую тину слов».
Признаем правоту Леонидова, но с одним уточнением: Шолохов не улучшил, он просто копировал не с того варианта, который пошел в печать и был исправлен редакторами. (Отстоять же правоты этой метафоры он не мог, потому что сам ее не понимал.)

По изданию: «Работа покинута мною. Я покинут Елизаветой» (с. 317). В рукописи сначала было «Университет покинут мной. Я покинут Елизаветой» (с. . Но тут же первое слово зачеркнуто и сверху вписано «Работа» (с правкой на «покинута»). Правка бессмысленна, ведь это пишет студент-математик. Он хотя и подрабатывает время от времени где-то (как и почти любой студент), но речь-то о том, что он разочаровался в деле своей жизни и бросает университет: запись в дневнике от 4 июля, а это значит, что из-за романа с Лизой летнюю сессию студент не сдавал и уже отчислен.

С половиной ваших замечаний соглашаюсь. С другой -- нет (но аргументировать буду у себя на сайте).

Однако, если коротко: вы хотите безусловных аргументов для ваших простых решений, а моя задача показать структуру этого "культурного слоя".
В этой структуре, которую вы пока не понимаете, написания типа "стОница" и другие описки в ударных гласных очень важны. (Не потому, что их вагон с тележкой, а потому что они системны и о многом говорят.) Просто вы судите по себе и по своему опыту переписывания или конспектирования (так котенок считает катящийся клубок шерсти или прыгающую на нитке бумажку живыми существами), а у нашего подопечного опыта конспектирования нет (2 или все же 4 класса он успел закончить?).
Я показываю, что он практически необучаем и просто не по этому делу: в соседних строках пишет два одинаковых слова по-разному (примеры у меня на сайте). То есть не помнит, как сам это слово только что написал.
Для вас такое -- признак идиотизма. (Для меня... Ну, наверное, можно и так сказать.)

Кроме того, у любого писца, даже весьма вдумчивого, в процессе работы меняются настроения и состояния, внимание то концентрируется, то рассеивается (особенно к концу работы). Тут схватил фразу (или несколько слов) и записал так, как запомнил (сделав свои орфографические ошибки), тут надоела эта скукота и перестал вдумываться в смысл, начал копировать по словам (и вышло "што б" вместо "штаб). А иногда скопировал, не понимая, и молодец. Поскольку дал представление об оригинале (то, что потом замазано редакторами).

Концентрация ошибок накапливаются к концу работы (закон Зализняка; исходя из этого закона можно будет определить, сколько именно страниц в день переписывал писец; тут-то шолоховские датировки и рухнут).

Вы пишете: "примеры, допускающие несколько вариантов написания («…и их отрядик поскакал по направлению на нас/к нам», «шаря по/на полу чирики» «потом научились валять/валить баб на землю»)".
Что ж, это значит только то, что вы к тому же не филолог и не лингвист. По-русски нельзя сказать "поскакал по направлению на нас". Можно: "поскакал на нас" или "поскакал по направлению к нам". Можно: "шаря по полу", можно "нашаривая на полу что-то", но нельзя: "шаря по полу что-то". Приемлемо "научились валить баб на землю", приемлемо "научились валять баб", но чудовищно "научились валять баб на землю".

Ваш "вахмистрЬ" -- просто прелесть!
Но, вглядевшись в этот пример, вы можете заметить собственную ошибку. Если б копиист писал только "по памяти" и при том проговаривал текст, он никогда бы этой ошибки не сделал. Но у него нет профессионального стереотипа, он пишет то так, то эдак. (Так что вы поспешили сбросить в отвал выковыренные мною со дна текстологического грохота "описки". Действительные описки я старался пропускать.)

А мягких неинфинитивных форм глаголов в рукописи (в речи героев) так мало, что из этого следует только одно: Шолохов сам так не говорил, и казаки не говорили, а поэтому их употребление в тексте -- рудимент неверно понятого ера.
Спасибо за проделанную вами работу. Она помогает не только мне.
Кстати, где именно вы встретили написание "речЬку"?
Я то ли пропустил, то ли еще до нее не дошел.

[sasha a]

В 9-й главе 3-й части рукописи (в печатном тексте – 8-я глава) история повторилась. Здесь Шолохову встретилось редкое слово «портмонет», и в результате родилась фраза:
«— Ты, вот чево... — досадливо перебил Крючков и [достал] полез в карман шароваров за потертым портОмонетом.» (с. 44).
В этот раз Шолохов лишнюю букву зачеркнул – из-за чего теперь трудно понять была это «О» или же «Ь».

.

Не согласна. Здесь явная ирония: "портмоне" - предполагает французскую элегантность и франтоватость. "Шаровары" - ну, совсем для денди не годится. Достать "потертое портмоне" из "шароваров" - дает еще более колоритный образ. "ПортОмонет" - попытка придать иностранному слову еще более "французский" вид.
Шелохов, видимо, почувствовал "перебор" и зачеркнул букву О.

Искать систему в написании слов Шолоховым - бессмысленно. Он подходил в каждом случае индивидуально, играя не только со звучанием, но и с графикой.

«Парился хмурый теплый день и солнце, тоже как-будто не донское, бродило где-то за кисельной занавесью сплошных туч.» (с. 11).
В таком виде это место пережило собственную шолоховскую правку, было переписано в беловике (к сожалению, не известно кем именно) и попало в первопечатный текст (см.: «Октябрь», 1928, № 3, с. 157). После уж догадались, что «занавесь» бывает не из киселя, а из кисеи, и исправили: «... где-то за кисейной занавесью сплошных туч.». Да было поздно - что написано пером, то, как говорится, не вырубишь топором.

Тоже не согласна.
"Кисея" - легкая, тонкая ткань с чрезвычайно редким расположением нитей, что делает ее полупрозрачной. Занавески из кисеи - легкие, пропускающие свет, часто с дырочками.
"Сплошные тучи" исключают полупрозрачность и разрывы.
Прилагательное "кисельное" характеризует тучи, а не "занавесь".

[Андрей Чернов]

Видимо, про тучи Саша А. права:
кисельная туча -- каламбур; не кисейная, а мутная, тягучая и непрозрачная, как кисель.
А с портомонетом не права. Это авторская речь. Шаровары и порт-монет смешно уже само по себе (с ерами или без оных).

[Андрей Чернов]

Оборотная сторона борьбы с ерами (повторюсь: этими злостными сорняками проклятого прошлого на ниве колхозного сочинительства) хорошо представлена в рукописи: «Аксинья… пробует просунут /!/ свою руку в мокрый его рукав» (с. 22).
Но эта «описка» означает, что копиист менее всего думал о смысле фразы.
А вот более интересный случай. В дневнике убитого студента (вставка в рукопись третьей части, с. 13) читаем: «На запад идут бои», но в издании: «На западе идут бои». Ясно, что Шолохов принял «е» за конечный «ъ» и потому убрал. Однако это ошибка столь малозаметная (не фактическая, а, скорее, интонационная), что таковой вовсе не кажется. А потому и редакторы вряд ли могли обратить на нее внимание. Но коли так, то текст печатался с машинописи, набранной по какому-то иному протографу (видимо, авторскому).

Пример от Леонидова:

«...пропущена последняя гласная в слове “просто”: “Был в хозяйстве дельный и работящий казак, делал все с рассудком, кой-где и с хитринкой, а когда касался разговор атаманской его службы... тут уж – всяк прост руками разводил приседая на землю от хохота, выворачивавшего нутро” (С. 35)»

Это не описка, это такое понимание текста: всяк настолько прост, что и сказать ничего не мог, только руками разводил.
Отсутствие запятой ничего не меняет: следующей запятой также нет, а запятая перед предпоследним словом предложения поставлена красным, то есть при сверке рукописи с протографом (или с уже печатным изданием). Так что пример надежный.

[Леонидов]

"Вряд ли могли" не считается. Вот если бы "никак не могли" - тогда другое дело.

В "кисейной занавеси" Вы с Сашей заставили меня усомниться. А жаль - хороший был образ. Но ничего - будет шолоховедам работа, пущай исправляют.
А "речЬка" с ней рядом, на той же 11-й странице 3-й части (3 строка сверху).

С "примерами, допускающими несколько вариантов написания" я, конечно, погорячился. Таких форм действительно не может быть. Но ведь я не филолог, не лингвист и не текстолог, - это вы верно подметили - поэтому и ошибся.
В отношении же мягкого знака в окончаниях глаголов в прямой речи, расстояний между буквами внутри слов, неправильных "а", похожих на "о", еров, ятей, десятиричных "и", и прочей мелочи - остаюсь при своем мнении.
Но раз уж вы собираете все артефакты - набросаю в ваше решето еще несколько малоценных находок.

8-я глава 2-й части:
«Снег игольчатый и рыхлый падал гроздьями осыпая закутанную Аникушкину женА.» (с. 40) Н. Громославская, переписывавшая беловик, последнюю букву пропустила - не разобралась что к чему.

13-я глава 2-й части:
«Не успели отойти от колодезя — иХ куреня прибежала Лукинична.» (с. 55)

17-я глава 2-й части:
«Лошади храпя и нюхаЮ воду вошли нехотя.» (с. 67)
Обе ошибки исправлены в беловике.

«И» на месте «ять» в 8-й (в рукописи – 9-й) главе 3-й части:
«Тот бежал, [прижим] приподняв рукой шашку, вихляя[сь обутыми] ногами по кочковатой пахотИ.» (с. 47)

11-я страница «Дневника»:
«Я ПОжал спуск и услышал стонущий полет моей пули.»
Так и первопечатном тексте (см.: «Октябрь», 1928, № 3, с.214). Со временем исправили на единственно возможное: «НАжал спуск».

И несколько замечаний.
"Пешня" слово довольно распространенное - оно есть даже в словаре Даля: «ПЕШНЯ сев. пешня ж. (пехать, песть, пестерь и пр.) пешедь вят. пешник м. пск. железный лом, с трубкою, в которую вставляется деревянная рукоять. Пешней лед колют, ломают камень, копают.»
Несколько раз встречается в ТД: «Было так тихо, что Пантелей Прокофьевич слышал, как на Дону у проруби кто-то, наверное Аникушка, долбил лед пешней.» (ч. 6, гл. 15), «Григорий и двое казаков выдолбили пешнями в мерзлом, чугунно-твердом суглинке могилу» (ч. 7, гл. 27) и в "Целине": «Кондрат долго долбил пешней смерзшуюся землю <…> Ощеряя рот, он с силой, с яростью опускал пешню» (кн. 1, гл. 11)

Слово "туп" тоже существует - в словаре Миртова есть глагол "тупотить" в значении "стучать" (он не в основной части, а в дополнительной - в конце). А в ТД и само слово есть в 8-й главе 2-й части: «Она лежала на высоко взбитой перине, привалясь спиной к подушке, поставленной торчмя. На туп знакомых ей шагов повернула голову»

Хутор не лево-, а правобережный. "Шпили костелов" не из Ровно, а из Лешнюва. И фотография не 1890-х, а 1900-х годов.

[Андрей Чернов]

С левобережным -- просто описка. (Атлас Ростовской области у меня на столе, еще со времен каяльской экспедиции, и там масса интересного, касающегося ТД.) И за другие уточнения спасибо.
"И" на месте ятя -- просто фантастика (вы-то знаете, как они в почерке Крюкова похожи); жалею, что вы пока не можете этого оценить. (Я до этого случая пока не дочитал. Обязательно сошлюсь на вас.)
С кисельно-кисейной тучей -- не расстраивайтесь. Текст, а в особенности гениальный, да к тому же и правленный -- такая штука, что что в нем мстятся самые убедительные миражи. И нормально, что лажаемся. Но для этого и нужно обсуждение.

[sasha a]

Видимо, про тучи Саша А. права:
кисельная туча -- каламбур; не кисейная, а мутная, тягучая и непрозрачная, как кисель.
А с портомонетом не права. Это авторская речь. Шаровары и порт-монет смешно уже само по себе (с ерами или без оных).

Почему вы считаете, что в авторской речи не может быть неологизмов или нарочитой неправильности?

Написание слова "портмоне" и в те времена было БЕЗ буквы "Т" на конце, исходя из французского port-monnaie.

Крюков никак не мог написать с Т на конце, не мог он и склонять "портмоне", если у него было классическое дореволюционное образование. Следовательно, в этом случае перед нами шелоховская манера вводить в авторскую речь неправильности, которые делают его мысль еще более выразительной.

[sasha a]

Догадалась, что "потмонет" - это слово-гибрид из "портмоне" и "лорнет" (лорнет, кстати, склоняется). Снимаю шляпу перед Шолоховым.

[sasha a]

Что-то мои оппоненты озадаченно молчат. Я даже не сышу выкриков со стороны г-на Чернова: "Этого не может быть, потому что не может быть никогда!" Упреждая его возмущение, отвечаю: "Может".

В 20-е годы у литераторов была своеобразная мода на слова-гибриды. Соединяли несоединимое. И не только в отдельные слова, но в целые предложения. Вспомним хотя бы знаменитое: "Не плюй в колодец, вылетит - не поймаешь" (Маяковский).

"Портмонет" - гениальное изобретение Шолохова. Одно слово делает весь эпизод еще более комичным: представьте себе этого "денди" в шароварах, который полез (по-медвежьи) в карман за потертым портмоне и достал его, как лорнет, оттопырив мизинец.

Г-н Чернов, вы все еще будете утверждать, что слова не могут являться производными от других слов, а образовываются лишь

по строгим законам языка

?

Сформулируте, пжлста, закон, по которому образовано "портмонет".

Хотелось бы еще узнать, встречаются ли подобные гибриды у Крюкова, или это - индивидуальный почерк Шолохова?

[Андрей Чернов]

Наденьте шляпу, Саша А. Простудитесь.
Вот цитаты из двух рассказов разных авторов, написанных в один и тот же год ровнехонько за 20 лет до официальной даты рождения нашего мародера:
"— Вытащили,— говорит,— у меня портмонет с деньгами, двадцать три рубля,— говорит,— было: две десятирублевые и три мелочью." Л.Н.Толстой. Два старика. 1885 г.
"Да так, говорю, украдь у меня вот этот самый пустой портмонет, вот тебе и тюрьма на полтора месяца". А.П.Чехов. Староста. 1885 г.
Пользуйтесь услугами Яндекса. И Гугла.

[sasha a]

ОК, Шолохов не автор "портмонета". Однако вы привели примеры употребления этого слова в прямой речи.
У Шолохова - в авторской.
У Крюкова есть подобные примеры употребления просторечия в авторских словах?