II. "12 подвигов Булара" (исторические псевдоприключения)

Модератор: Analogopotom

II. "12 подвигов Булара" (исторические псевдоприключения)

Сообщение Мэйкпис Снобз » 30 апр 2011, 19:07

Подвиг второй: как генерал получил армию

1 мая 1794 года Дюгоммье, покоритель Тулона, разбил испанцев у Булу в Руссильоне: мы потеряли 1500 пленных, 140 орудий и, что было страшнее всего для армии, не выступавшей в поход без вереницы солдатских жен, детей и целого каравана маркитантов и маркитанток, почти весь обоз, 800 груженых мулов. Это было первое большое полевое сражение, в котором я участвовал, потому что в Тулоне борьба сводилась к вылазкам и стычкам, в большей части которых, к тому же, я не принимал никакого участия.

Я был адъютантом испанского командующего, дона Луиса Фирмина де Карвахаля, графа Ла Уньона, и смог спасти его вещи с небольшой частью обоза. За этот, прямо скажем, сомнительный подвиг счастливый командующий, только что проигравший сражение, удостоил меня чина капитана. Мою совесть утешали три мысли. Primo (1), очередная русская поговорка деда Йена про то, что «дареному коню в зубы не смотрят». Secundo (2), слова старого МакКоннэхи о том, что бог лучше всех знает, почему кошелек нашел Пат Фаркухарсон, а не Рон МакКензи. А terсio (3), в той небольшой части обоза, которую я спас вместе с вещами командующего, находилась еще и казна Гибернийского полка. Получилось, что я сделал для нескольких сотен буйных солдат-ирландцев доброе дело, и с тех пор как они узнали, что Макарисы не «проклятые саксы», а «честные шотландцы», я стал их кумиром. А несколько попоек с их офицерами, на которых мы весело распевали «Юного Нэда с холмов», «Красотку из Файви» и «Джонни Копа» (4), сделали меня своего рода почетным ирландцем.

Дела у испанцев в Руссильоне пошли неважно после смерти генерал-капитана (5) дона Антонио Рикардеса. В 1793 году он вторгся из Каталонии в Руссильон, взял несколько крепостей и одержал несколько побед. Однако, как говорил мой первый командир, капитан Стенхоуп, кроме поражения ничто так пагубно не влияет на армию, как победа. И без того не блещущие дисциплиной, организованностью и снабжением войска дона Рикардеса остановились после успешного сражения при Труйя — кончились порох, артиллерийские заряды, продовольствие, фураж и испанская фанаберия, во многих случаях заменявшая гордым идальго первое, второе, третье и четвертое. Дела обстояли настолько malcarado (6), как говорят испанцы, что дон Рикардес лично поехал в Мадрид заниматься тем, что двоюродный дед Йен называл русским словом «выбивать». И надо же было случиться тому, что в столице этот достойный, но весьма, кстати, престарелый воин с одной стороны неожиданно, а с другой и вполне уже вовремя отошел в мир иной.

Генерал-капитаном Каталонии и командующим армии в Руссильоне срочно назначили дона О'Рейли, аристократического потомка ирландских эмигрантов. Но глупая женщина уже выпустила злой рок с самого дна ада, как выражались мои новые соотечественники: новый командующий не успел добраться до зимних квартир и умер в пути. Король Карлос IV, точнее его жена Мария-Луиза и первый министр королевства дон Мануэль Годой, заправлявшие в королевстве всеми делами, решили, что лучшей заменой двум покойникам будет граф Ла Уньон. Впрочем, ознакомившись с бумагами дона Рикардеса, тот твердо решил отказаться от предложенной ему чести. Но королева и Годой также твердо решили, что командовать будет дон Луис. Испанцы вообще обожают упрямится, упрямее только их же мулы, управляться с которыми не может, по моему, никто в мире, кроме испанских погонщиков, да и тем это удается с трудом и далеко не всегда. Пока королева, Годой и граф Ла Уньон препирались, а длилось это ни много, ни мало, как три месяца, войсками в Руссильоне командовал маркиз Лас Амарилльяс, к которому меня и определили адъютантом после прибытия из Тулона. В итоге дон Луис вынужден был уступить и прибыл в армию в конце апреля, всего за несколько дней до сражения у Булу. Где и пожал чужие посевы, как выражался наш приходской священник, Джубедайя Ловснарк.

После неудачного боя Ла Уньон увел армию в лагерь у Фигуэраса, а Дюгоммье обложил Белльгард, крепость, запиравшую Пиренеи и не выпускавшую его из Руссильона в Каталонию. Нельзя сказать, что испанский командующий сидел сложа руки: в мае, июне и августе он трижды пытался прорвать французскую блокаду Белльгарда. В самом серьезном из боев, 13 августа у Сан-Лоренсо, я шел с одной из колонн, напавших на позиции генерала Ожеро, и получил свою первую рану, не без курьеза. Бомба разорвала на куски французского гренадера, и моя щека была процарапана штыком, отлетевшим от его мушкета. Затем я принял свое первое осознанное командирское решение, приказав роте ирландцев, потерявшей капитана и лейтенантов, пробиваться штыками к главной колонне. Если бы не мой авторитет в полку, заработанный у Булу, не знаю, послушались бы они меня. Тогда же, не колеблясь, ирландцы взяли мушкеты с примкнутыми штыками наперевес, ударили в барабан «Марш Бриана Бору» и дружно двинулись на французов. Те, как обычно в таких случаях, предпочли расступиться, и мы соединились с колонной.

17 сентября сдался Белльгард, а через два месяца Дюгоммье атаковал лагерь в Фигуэрасе. 17 ноября натиск французов был остановлен бомбой, убившей их командующего, но 20 ноября Периньон, заступивший на место Дюгоммье, разыграл разработанный покойным план атаки, и половина из 40-тысячной армии Ла Уньона была убита, ранена или попала в плен. Остальные, как гласило тщательно составленное штабом донесение в Мадрид, «прикрываясь арьергардными отрядами, сдерживающими неприятеля, совершили ретирадный маневр», а на самом деле попросту бежали к Жероне.

Граф Ла Уньон, не имевший возможностей для предотвращения этого позора, имел счастье его не пережить, поскольку бомба отправила генерала на рандеву с Дюгоммье. Та же самая бомба нанесла мне, сопровождавшему своего командира, первую контузию, гораздо тяжелейшую, нежели мое первое ранение. Верные ирландцы вынесли меня с поля боя в беспамятстве, и почти в таком же состоянии я был увезен в поместье моих кузенов, инфантов де Гарофа.

Отец был счастлив тем, что его сын наконец понюхал пороха, получил повышение и жив, а матушка была рада разве что последнему из этого. Их письма из Шотландии пришлись весьма кстати, как и векселя, возместившие великодушие выходивших меня кузенов. А к моему выздоровлению поспел и Базельский мир, который Годой быстро, но без особой славы подписал с революционной Францией, потому что успехи его генералов в Стране Басков и Гипускоа были ничуть не большими, нежели в Каталонии. Посему я подумал, что пришла пора завершить службу в испанской армии и возвращаться на родину. Хотя мой воинский опыт и был всё еще довольно скромен, я уже вполне мог позволить себе истратить отцовские деньги на покупку роты, ибо почитал себя Фридрихом Великим по сравнению с многими иными приобретателями патентов, огромное число которых не имело вообще никаких представлений о войне.

Однако, как любил повторять Джубедайя Лавснарк, богу служит каждая тварь, даже если она об этом не ведает. Оказалось, что капитан дон Алехандро Макарис для Великобритании намного полезнее, чем капитан Аласдер Макарис. Заключившая мир с Францией Испания отправила в Париж своего посла, а с ним и миссию, в число которой был включен военный атташе. Коим, стараниями Форин Офис (7), сыгравшего перед Годоем его любимую мелодию звона золотых монет, и стал Ваш покорный слуга, ибо король Георг, премьер-министр Питт и вся добрая старая Англия должны были иметь в логове врага свои глаза и уши, точнее, в виду малости и скромности моего опыта в занятиях подобными вещами, надежный почтовый ящик для тех, кто преуспел в искусстве тайных дел куда более моего. Так уж получилось, что из легиона умелых дипломатов и ловких тайных агентов, служащих моей стране, только я без труда, лишь надев свой белый испанский мундир, мог оказаться в Париже летом 1795 года.

Одной из многочисленных моих задач на новом месте и в новой роли стало возобновление общения с агентами мсьё Антрегю. Несколько скорее нагловатых, нежели отважных, персон подвизались тогда в Париже в роли его осведомителей, на основании сообщений которых он публиковал свои знаменитые бюллетени — странную смесь любопытных, неоднозначных и фантастических наблюдений жизни революционной Франции и ее политики.
Возглавлял его корреспондентов в Париже некий мсьё де Поммеле, бывший дворянин и подполковник, основная важность которого состояла в его дружбе с делегатом Конвента Тальеном, одним из тех, кто сверг Робеспьера и Сен-Жюста и пользовался потому большим влиянием и авторитетом среди тех, кто продолжал еще называть себя революционерами. И потому был ценным источником информации, которую де Поммеле выуживал из него, как терпеливый рыбак из пруда, раздувая немалое тщеславие и болтливость Тальена.

------

1 Во-первых (лат.).
2 Во-вторых (лат).
3 В-третьих (лат.).
4 Ирладские и шотландские народные песни.
5 На наши чины фельдмаршал, но испанские генерал-капитаны привязаны к их старым областям: Кастилии, Каталонии, Арагону и др.
6 Безобразно (исп.).
7 Здание, в котором до сих пор располагается министерство иностранных дел Великобритании; шире — само министерство.
Последний раз редактировалось Мэйкпис Снобз 30 апр 2011, 19:11, всего редактировалось 1 раз.
Аватара пользователя
Мэйкпис Снобз
Логограф
Логограф
 
Сообщения: 27
Зарегистрирован: 23 апр 2011, 23:14

Re: II. "12 подвигов Булара" (исторические псевдоприключения

Сообщение Мэйкпис Снобз » 30 апр 2011, 19:11

Еще одним приятелем Тальена был помощник де Поммеле по руководству агентами emigreé (8), адвокат Леметр. В свое время, когда призрак революции еще только поднимал голову в провинциальных парламентах, он был одним из пылких борцов против королевской власти, и даже трижды попадал за то в знаменитую Бастилию. Но, согласно утверждению моего дяди Шемуса, которое он повторял каждый месяц, выдавая жалованье своим слугам, ни одно доброе дело не должно остаться невознагражденным, потому что иначе приведет ко многим злым делам. Революция отменила покупку должностей, и Леметр потерял свое доходное место в одном из парламентов, не получив компенсации. А во времена террора он даже попал в число подозрительных, и снова угодил в тюрьму, откуда вышел только после казни Робеспьера. Всё это, а также любовь к золоту, какой бы национальности оно ни было, привело его в противоположный лагерь, и в 1795 году я наблюдал его совокупно с де Поммеле крутящимся около Тальена.

Помогали им личности не менее занимательные. Бывший аббат Бротье, издававший одну из множества парижских газет, человек угрюмй и желчный; любовница аббата-журналиста мадам Ривьер, чей муж, будучи капитаном военного корабля, сдал его и поступил в английский флот; глава полиции одного из провинциальных городов Сурда; некий де Прель, скромно подвизавшийся даже не на вторых, а на третьих ролях.

Вся эта компания суетилась, более изображая деятельность, нежели действуя. Основным их занятием, как я уже писал выше, было составление бюллетеней, которые они писали симпатическими чернилами и переправляли к Антрегю в Венецию, где тот подвизался тогда в роли секретаря русского посла. Де Поммеле в них обозначался как Тибо или Лё Капораль, Леметр становился Летремом, Бротье превращался в две буквы QQ или цифры 99, Ривьер оборачивался в RR, Сурда перевоплощался в ВВ, а де Прель по необъяснимой системе вновь обретал человеческое имя как Дюнан. Бумаги сии содержали всё, что им удавалось выуживать у Тальена, приправленное слухами, сплетнями и обрывками достоверной информации, попадавшей к ним по воле случая. Мне то и дело приходили настоятельные просьбы подтвердить или опровергнуть добытые ими сведения, поскольку министр иностранных дел лорд Гренвилл докладывал их Его Величеству королю Георгу лично, и не хотел рисковать своей репутацией.

Однако агентами Антрегю сфера моих наблюдений не ограничивалась, ибо emigreé и их осведомители отнюдь не были монолитом, а напротив, являлись клубком спорящих и соперничающих друг с другом партий. Личный агент графа Прованского (9) и графа д'Артуа (10), мсьё Дютей, сам человек сварливый и желчный, в донесениях своих заявлял, что бюллетени Парижского агентства Антрегю есть «плод воображения и к тому же особенно опасного, поскольку он создается с определенным намерением». Впрочем, далеко не всё из их писаний было выдумано или перетолковано. Леметр имел нескольких ценных информаторов и помимо Тальена, хоть и не таких высокопоставленных. Как минимум трое мелких чиновников канцелярии Комитета общественного спасения были его платными осведомителями, имея доступ к некоторым подлинным бумагам и протоколам.

Среди вот таких персон я вращался, не забывая соблюдать конспирацию, ибо считать некоторых членов революционного правительства людьми, которые не смогут выяснить, кто такой «капитан дон Алехандро Макарис», было слишком самонадеянно. Изображая рассеянную жизнь молодого дипломата, я посещал салоны и приемы, стараясь общаться как с можно большим количеством людей, чтобы растворить в этом множестве тех, с которыми я вел дела.

Но представьте себе мое удивление, когда на приеме у Тальена, точнее у его жены, в девичестве Терезы Кабаррюс, дочери испанского торговца, носившей тогда из-за влияния на мужа и ведение государственных дел, а также за немалую красоту и такое же бесстыдство прозвание Богоматери Термидора, я встретился с неким генералом Буларом. В Тулоне мне как-то удалось увидеть его в подзорную трубу, и я его опознал как своего бывшего агента, потому и называю тогдашним вымышленным именем. Впрочем, даже если бы я его не узнал, спутники генерала, молодые офицеры Андош и де Вьесс, так громко и много рассказывали о его подвигах и своей в них роли под Тулоном, безбожно преувеличивая и то, и другое, что ошибиться было невозможно.

Тереза Тальен не отличалась ни особой нравственностью, ни чрезмерной щепетильностью, и многие молодые, и даже не очень смазливые люди, могли добиться ее на полчаса, однако притом она никому из них не давала больших авансов. Мой двоюродный дед Ангус в таких случаях всегда цитировал испанскую народную мудрость: «Предложив богу яблоко, не жди от него мешок золота». Так и Булар, думавший, что покорил саму Богоматерь Термидора, получил в итоге всего лишь бумагу, по которой на складе ему выдали отрез на новую шинель. Не забыв отрез получить, он, тем не менее, громко на это роптал, и в этом состоянии мне легко удалось его разговорить.

Жизнь его после Тулона продолжалась как в новомодных романах. Будучи назначен сперва заместителем, а затем и начальником артиллерии в Итальянскую армию, он проделал с ее командующим, генералом Дюмербионом, успешный, но небольшой и короткий поход через Пьемонтские Альпы, прерванный событиями 9 термидора. Булар, считавшийся, помимо всего прочего, любимцем Робеспьера, точнее его младшего брата, одного из народных представителей во время осады Тулона, был заключен в крепость по обвинению в измене и связи с казненными. Однако в виду начавшегося наступления противника и оттого большой нужды в Буларе, народный представитель в армии, его земляк-корсиканец, добился в трибунале полного оправдания. Такова была версия, изложенная Буларом, но от его адъютанта и по совместительству верного клеврета де Вьесса я чуть позже услышал после двух бутылок хорошей мадеры немного другую историю. Булар, по его словам, приударил за женой народного представителя, выделывая ради нее разнообразные трюки и даже устроив для ее потехи атаку на австрийские позиции, в которой погибло известное число солдат. Корсиканец взревновал и упек молодого ухажера своей ветреной супруги в крепость, откуда, спустя время, остыв и успокоившись, распорядился его отпустить. Так или иначе, Булар вернулся в армию, отличился в сражении при Дего, но с прибытием нового командующего, знаменитого Келлермана, вынужден был оставить пост начальника артиллерии. В начале 1795 года его было взяли в корпус, готовившийся к высадке на Корсику, но поражение Флота Леванта поставило на этой экспедиции крест.

Булару пришлось ехать в Париж, хлопотать о новой должности в Комитете общественного спасения. Военными делами там занимался некий Обри, очень похожий на Булара тем, что всего за полгода сделал себе карьеру, повысившись от капитана до генерала дивизии. Однако он был старее Булара на 20 лет, и не имел никаких резонов ему покровительствовать. Самый молодой артиллерийский генерал не мог, конечно, рассчитывать на выгодное место, и единственное, что ему было предложено — пехотная бригада в Вандейской армии. Что до глубины души оскорбило некий особый артиллеризм Булара, отвергшего в негодовании этот вариант. Впрочем, как объяснил мне после всё той же мадеры другой адъютант Булара, капитан Андош, командовал Вандейской армией такой же молодой и амбициозный генерал Гош, и вертеть им, как дилетантом Карто или старым гренадером Дюмербионом, никак не получилось бы. В итоге от предложения Обри Булар отказался, сославшись на болезнь.

Его увлек другой прожект. Султан Блистательной Порты прислал тогда во Францию послание с просьбой отправить к нему нескольких офицеров, дабы они обустроили его армию на европейский манер. Булар уже грезил постом начальника артиллерии османской армии и всеми прелестями Востока, но тут его настигло неприятное известие: военное министерство за отказ принять бригаду в Вандее исключило его из списков армии. Гоняясь за химерами, бывший агент Антрегю остался, как в басне Лафонтена, в роли стрекозы, растратившей напрасно время и усилия.

Тем временем кончались деньги, которые Андош вытягивал из своего отца, провинциального торговца, тем паче что трое приятелей вкладывали их в разнообразные сомнительные предприятия, поглощавшие их скромные суммы бесследно. Вот в таком, прямо сказать, «перигелии карьеры», как выражался наш семейный доктор Буханан, и повстречался мне Булар на приеме у Терезы Тальен, успешно пытаясь ее соблазнить и безуспешно стараясь подвигнуть составить проекцию у ее постоянного любовника, члена Директории Барраса. Имея в виду, что успешное продолжение карьеры существенно повысит его полезность для моей службы, я решился нарушить правило молчания, каковое положил себе, будучи вовлечен в шпионские негоциации и секретные предприятия, и посоветовал ему обратить внимание не на Терезу Тальен, а на ее лучшую подругу, Жозефину Таше де ля Пажери. Баррас делил ее с Терезой практически поровну, но, в отличие от молодой подруги, Жозефина была уже не первой свежести, не ослепительная красавица, к тому же имела от казненного во времена террора мужа-аристократа двоих детей, сына и дочь 15 и 13 лет. В тюрьме, где она дожидалась вслед за мужем казни, у нее был роман с молодым, но уже знаменитым генералом Гошем, но после освобождения она сошлась с Терезой и Баррасом. Тем не менее, как женщина опытная и семейная, Жозефина явно искала выгодную партию, которая могла бы обеспечить ее и детей приличное существование, и была, на мой взгляд, готова оказать на Барраса давление, чтобы дать толчок карьере своего избранника. Булару не пришлось намекать дважды, и он уже через пять минут увивался вокруг мадам де ла Пажери со скромностью и грацией быка.


-----

8 Эмигрантов (фр.).
9 Брат Людовика XVI, будущий король Франции Людовик XVIII.
10 Младший брат Людовика XVI и графа Прованского, будущий король Франции Карл Х.
Аватара пользователя
Мэйкпис Снобз
Логограф
Логограф
 
Сообщения: 27
Зарегистрирован: 23 апр 2011, 23:14

Re: II. "12 подвигов Булара" (исторические псевдоприключения

Сообщение Мэйкпис Снобз » 30 апр 2011, 19:15

А совсем скоро в Париже произошли события из разряда тех, которые вертят колесо Фортуны в разные стороны, по выражению отца Лавснарка. В столице Франции случилось вандемьерское восстание, описывать причины и общий ход которого я не берусь, ибо излагаю скромные события своей жизни, а не пишу историю своего времени. Достаточно сказать, что жители нескольких предместий возмутились новым избирательным законом, направленным на сохранение власти в руках у тех, кто ею уже обладал, и, вооружившись, приготовились атаковать самоё грозный Конвент. Не последнюю роль в подготовке этого возмущения сыграли агенты Антрегю, в особенности мсьё Леметр. Роялисты смогли сплотить толпу, большая часть которой отнюдь не жаждали немедленного возвращения Бурбонов, но были возмущены против злоупотреблений властей, придать ей подобие порядка и дать командиров.

Положение было отчаянным, самые робкие бежали из столицы, остальные были охвачены самой настоящей паникой. Командующим назначили Барраса, как самого энергичного и беспощадного из Директоров, но ему нужен был твердый помощник из числа военных. Командир Парижского гарнизона Мену, за которого схватились как за самую близкую кочергу, как говаривал МакКоннэхи, не решился атаковать мятежников, за что и был посажен под арест. Баррас никак не мог найти офицера достаточно бесстыдного, чтобы отдать приказ стрелять по парижским жителям из артиллерийских орудий.

И тут мадам де ля Пажери решила, что пора делать судьбу ее и детей. Она и решившая оказать ей «услугу за услугу» Тереза Тальен убедили Барраса, что Булар подходит ему для этой роли. Баррас год назад был народным представителем в Тулоне как раз после его падения, и помнил энергичного офицера, замешанного, как признавались мне, не сговариваясь, Андош и де Вьесс, в казнях роялистов и жирондистов. И потому, а паче того поскольку, по поговорке деда Иена, «утопающий за соломинку хватается», он назначил Булара командующим войсками, призванными подавить мятеж.

А Булар в тот момент оказался в роли Буриданова осла, разрывавшегося между двумя мерами овса. В мятеже он увидел шанс добиться власти, сыграв роль генерала Монка для роялистов, и предложил свои услуги повстанцам в качестве командующего. И когда к нему явился посланец Барраса, он всё еще ждал от них ответа, почему и вынужден был просить полчаса на размышление. Однако для главарей мятежа он был никто, о его роли во время осады знал лишь я, а победа соратникам мсьё Леметра, вооружившим сорок тысяч горожан, казалась уже делом решенным. Что им было до амбиций молодого артиллерийского генерала? Они ему отказали.

Остальное слишком хорошо известно. Некий лейтенант Мюра вовремя привез артиллерийские орудия из Саблонского лагеря, опередив мятежников буквально на минуты. «Неправда, что мы стреляли сначала холостыми зарядами, это было бы напрасной тратой времени», - сказал Булар впоследствии кому-то из своих клевретов. Поражение мятежников было молниеносным, решительным и окончательным. А с ним рухнула и всё предприятие агентов мсьё Антрегю. Де Поммеле, Сурда и де Прель сумели скрыться, но Леметру и Бротье не повезло, и они были схвачены. Однако судьба их была «как черный и белый боб в одной корзинке», по выражению моей тети. Леметр был осужден и казнен на гильотине, а бывшего аббата выпустили за неимением улик, как было официально объявлено. Многие тогда были убеждены, что Бротье купил себе жизнь и свободу сотрудничеством со следствием, выдав своих соратников. В одно мгновенье грозная сила роялизма, собравшая многие тысячи вооруженных инсургентов, испарилась, как густой туман под лучами яркого солнца.

Булар же превратился в героя дня. Никому неизвестный генерал бригады оказался во главе гарнизона Парижа, носившего гордое название Внутренней армии. А мое собственное положение превратилось в угрожающее. Директория очень была заинтересована в том, чтобы представить всё произошедшее не как восстание масс против своей политики, а как заговор наемников, инспирированный иностранными шпионами. И британец, выдающий себя за испанского офицера, о котором не замедлили проговориться на допросах некоторые агенты Антрегю, попавшиеся в руки революционеров, пришелся как нельзя кстати. Предупредил меня о намечающемся аресте всё тот же Булар, здраво рассудивший, что ему вовсе не выгодно, чтобы я, попав под следствие, имел возможность рассказывать о нем лишнее. И пришлось мне, по словам МакКоннэхи, ночным зайцем скакать из Перта в Абердин.

Мало было выбраться живым из Парижа, нужно было добраться до границы и пересечь ее, вопреки рвению тысяч фанатичных санкюлотов, которыми полнились все города Франции. Королю Людовику XVI в свое время именно это и не удалось. Мне же на помощь пришел еще один emigreé, вернувшийся на родину, чтобы изо всех сил бороться с соотечественниками. Хотя Филиппа Довернье вряд ли можно было назвать настоящим французом. Он родился британцем, служил в Королевском Флоте чине капитана, а во время войны с американскими поселенцами попал в плен и жил во Франции, где так полюбился старому герцогу Буйонскому, что тот усыновил его и сделал своим наследником. Однако революция уничтожила наследственные владения, и смерть старика не принесла Довернье ровным счетом ничего. Естественно, что он лютым образом возненавидел революционеров и, упорно называя себя герцогом Буйонским, направил всю свою немалую энергию на борьбу с ними. Бывший капитан создал организацию, названную им «Корреспонданс», состоявшую из агентов и тайных убежищ на пути из Парижа к Ла-Маншу, которой пользовались бывшие аристократы, политические деятели, тайные агенты и все те, кто хотел скрытно покинуть Францию или же так же скрытно в нее проникнуть. Остается добавить, что себя Довернье именовал Алым Первоцветом, так он подписывал хвастливые послания, которые адресовал своим врагам, дабы позлить их или сбить со следа.

Именно с помощью агентов «Корреспонданс» я быстро добрался из Парижа до побережья Нормандии, откуда в рыбацком судне пересек пролив, снова оказавшись, после двух лет самых разнообразных приключений, в Британии. По правде говоря, я не рассчитывал на особо теплый прием, ибо роялисты во Франции были разгромлены, и не в последнюю очередь по моей вине, так как это я свел Булара с мадам де ля Пажери, рекомендовавшей его Баррасу. Я не стал этого скрывать, написав подробный рапорт о вандемьерских событиях лорду Гренвиллу, и ждал самых неприятных для своей карьеры последствий.

Но Фортуна оказалась дамой поворотливой, как выражался учитель логики Фаркухарсон, и я снова оказался осыпан наградами тогда, когда ждал наказаний. Граф Прованский, проживавший в Курляндии и принявший после смерти племянника имя Людовика XVIII, изволил пожаловать мне военный орден Людовика Святого, ибо я изо всех участников событий в Париже, сумевших спастись, единственный обладал достаточной знатностью, ведь Макарисы известны со времен короля Константина II (11). А король Карлос Испанский, точнее его жена Мария-Луиза и премьер-министр Годой, заключившие с французами мир, но не переставшие ненавидеть убийц Людовика XVI и его жены, добились от Директории того, что мое имя нигде не было упомянуто. Хотя не думаю, чтобы Баррасу так уж тяжело далось это решение, поскольку никакой особой чести и выгоды побег тайного агента от властей его политике не сулил. Так что я оставался на испанской службе, и даже получил отпуск на полгода, чтобы улеглись слухи и разговоры.

Посему в Форин Офис в итоге положили мой рапорт под сукно, по выражению деда Иена, а в Конной Гвардии меня даже принял герцог Йоркский, который сострил, что мне нужно оставаться в испанской службе, потому что красная лента ордена Людовика Святого потеряется на красном (12).

Остается лишь рассказать о дальнейшей судьбе Булара. Баррас, внезапно увидевший в нем опасного соперника в борьбе за власть, всячески желал от него избавиться. Посему когда мадам де ля Пажери, вышедшая замуж за Булара сразу же после вандемьерских событий, начала добиваться для супруга места командующего Итальянской армии, директор настолько быстро, насколько ему позволяли приличия, дал свое согласие. Булар, получивший чин генерала дивизии, наконец-то получил свое вожделенное командование.

-----

11 Король Шотландии, годы правления 900-943.
12 Герцог намекал на красный цвет мундиров в английской армии.
Аватара пользователя
Мэйкпис Снобз
Логограф
Логограф
 
Сообщения: 27
Зарегистрирован: 23 апр 2011, 23:14


Вернуться в Мэйкпис Снобз

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1