I. Преамбула (В основном для stalin’а. Можно не читать никому, включая самого stalin’а)
stalin, Вы вероятно, заметили, что мне, наверное, не в меньшей степени, нежели Вам профессор Преображенский, нравятся герои Льюиса Кэрролла. Выдающийся французский философ Жак Лакан сказал когда-то: «поэты, которые не знают, что говорят, говорят, тем не менее, всегда первыми». И фактически наследие Кэрролла было на приемлемом уровне интерпретировано только спустя многие десятилетия после его смерти; решающим шагом здесь была работа не менее выдающегося, чем Лакан, французского философа Жиля Делёза «Логика смысла». Приключения Алисы в чудесных топосах на деле есть наши приключения в различных пространствах Смысла, в его парадоксах и упрямстве. В этой связи очень хочу процитировать маленький отрывок, имеющий, на мой взгляд, к нашей теме прямое отношение.
«Тут почему-то Алиса и Королева бросились бежать...
Самое удивительное было то, что деревья не бежали, как следовало ожидать, им навстречу; как ни стремительно неслись Алиса и Королева, они не оставляли их позади.
Королева, видно, прочла ее мысли.
- Быстрее! Быстрее! - закричала она. - Не разговаривай!
Но Алиса и не думала разговаривать. Ей уже казалось, что она никогда в жизни не сможет больше произнести ни слова, так она задыхалась, а Королева все кричала:
- Быстрее! Быстрее!
И тянула ее за руку...
- А ну, давай! - кричала Королева. - Еще быстрее!
И они помчались так быстро, что, казалось, скользили по воздуху, вовсе не касаясь земли ногами, пока, наконец, когда Алиса совсем уже выбилась из сил, они внезапно не остановились, и Алиса увидела, что сидит на земле и никак не может отдышаться.
Королева прислонила ее к дереву и сказала ласково:
- А теперь можешь немного отдохнуть!
Алиса в изумлении огляделась.
- Что это? - спросила она. - Мы так и остались под этим деревом! Неужели мы не стронулись с места ни на шаг?
- Ну, конечно, нет, - ответила Королева. - А ты чего хотела?
- У нас, - сказала Алиса, с трудом переводя дух, - когда долго бежишь со всех ног, непременно попадешь в другое место.
- Какая медлительная страна! - сказала Королева. - Ну, а здесь, знаешь ли, приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте! Если же хочешь попасть в другое место, тогда нужно бежать по меньшей мере вдвое быстрее! »
Вот это отношение двух способов перемещения мне как раз и напоминает отношение Мифа и Логоса. Мифу как раз и приходится бежать для того, чтобы по его природе ему оставаться на месте.
II. О том «месте», в котором однажды появились на свет Миф и Логос(Можно не читать тем, для кого важен только голый вывод)
Если мы предельно сократим контекст, в котором сущность Мифа и Логоса возможно отыскать, мы всегда натолкнемся на то, что и тот, и другой всегда живут в пространстве
понимания кем-то чего-то. Наше понимание чего бы то ни было всегда целостно и в этом смысле преддано тому, что понимается. Мы ведь не читаем буквы или даже слова, равно как мы, как это ни странно бы звучало, не слышим звуки. И то, и другое мы воспринимаем только в определенной оформленности целого, данной нам культурой. Любому восприятию
всегда предшествует некий контекст. И то, что не укладывается в нашу культуру (незнакомые слова, неизвестные предметы и т.д и т.п.) не имеет для нас
Смысла. Нет, мы конечно, можем подразумевать, что и иностранное слово что-то значит, и предмет тоже для чего-то сделан, но само это «подразумевание» говорит только о том, что мы пытаемся набросить на них петлю Смысла, т.е. измерить неизвестное частное известным целым.
Вот это контекстуально предданное целое, собственно, и есть Смысл. И три выделенные модуса Смысла – целое, преданность, контекст – составляют его структуру. Я опущу экспликацию этой структуры; скажу лишь, что такое ее понимание базируется на хайдеггеровской модели мира (само хайдеггеровское определение Смысла я приводить не буду, дабы не пугать окружающих; впрочем, если хотите, могу привести). Обращу внимание на то, что это не элементы, а именно модусы: Смысл одновременно и целое, и предданность, и контекст.
III. О Слове и двух единственно возможных его ипостасях (Вот это уже можно почитать)
Так же, как бегущие, для того, чтобы оставаться на месте жители Зазеркалья (да, собственно, и мы с вами), Смысл может существовать только
способом собственной трансценденции. Проще говоря, Смысл может оставаться Смыслом только прирастая. Если я Вам двести раз повторю одно и то же предложение, Смысл это предложение нести уже не будет (точнее, Смыслы будут искаться вами в его ближайшем контексте, например, вы сделаете резонный вывод, что я идиот). Предложение
не изменилось. И Смысл куда-то делся. Приращение Смысла не происходит, интерес теряется. Это я тоже подробно расписывать не стану, можно посмотреть известную работу Лотмана «Внутри мыслящих миров», хотя, конечно, Лотман, в отличии от Хайдеггера, Смысл не онтологизирует.
То, какой именно концепт может зафиксировать трансценденцию Смысла, вопрос открытый, и в нем присутствует громадный логический люфт. Примененный здесь термин «Слово» не единственный возможный претендент. И само Слово как концепт давно мифологизировано. Но представляется, что именно этот концепт способен весьма удачно выразить вечное забегание-вперёд Смысла. По крайней мере, логическая собранность в концептуализации присутствует.
Трудно сказать, в каком смысле случайным является то, что греческая философия, всегда базировавшаяся на святой вере в то, что план Языка каким-то таинственным образом пересекается (или, если хотите, коррелирует) с планом Бытия (открытие этой онтологической максимы, видимо, следует приписать Гераклиту), начала различать именно две эти ипостаси Слова – μυθος и λογος. Вероятно, первым по времени текстом, где они уже различены чётко, является платоновский «Протагор» (хотя ручаться за это не стану, специально вопрос не изучал). Но если это так, то Миф и Логос должны казать свою сущность именно в вышеприведенной структуре Смысла.
IV. О сущности Мифа и Логоса в структуре Смысла (Наконец, подобрались к коренному вопросу)
Хотелось бы напомнить три выделенных ранее элемента структуры Смысла – целое, предданность и контекст. Каждый из них является и модусом Смысла, способом его «существования». Смысл есть всегда целое своих частей, он всегда им преддан, и всегда конституирует их. Однако «элементность» этих модусов заключается в том, что они способны в каждом конкретном случае выстраиваться в два единственно возможных варианта иерархии. Вот этими вариантами иерархизированного Слова и являются Миф и Логос.
Любая воспринятая нами информация всегда двулика. По определению всегда содержа в себе новое (см. вышеозначенную работу Лотмана), она тем не менее призвана к понятности. (Только в обоих этих случаях получаемая информация
будет «иметь Смысл» хотя это спорный вопрос, кто на самом деле кого имеет
. Ведь, например, папуасская речь для подавляющего большинства европейцев Смысла иметь не будет; будет лишь допущение того, что она несет какой-то Смысл, и только). Иными словами, трансценденция Смысла – т.е. Слово – может происходить лишь по двум возможным схемам: целое может превосходить себя (трансцендировать, двигаться от целого к целому) только
либо в очередности телос – контекст, либо в очередности контекст-телос.
Проще говоря, при «переваривании» любой информации на первый план может выходить ее соответствие либо нашей собственной «Истине» либо Истине мира.
Либо предданность подстраивает контекст под себя, либо контекст сам служит предданостью. Вот это и есть высвеченные Миф и Логос. Либо мы видим то, что хочется нам, либо мы видим то, что хочется миру. Третьего не дано. А первое и второе всегда необходимо переплетены друг с другом.
У Мифа – речь ведь главным образом о нем – есть в арсенале большое количество способов объездить контекст. Вероятно, самым простым способом является синкретизм, который по сути есть прыжок к замыканию Смысла
даже без подстройки (или раппорта) необходимого контекста. Ну что общего у Артемиды с ланью или у жвачки «Стиморол» с владельцем «Феррари»? Да ничего. Просто в какой-то момент появляется цель (т.е. телос) их как-то согласовать, чтобы различные образы воплощались в едином. Или, вот Леви-Строс открыл такое шикарное явление, как бриколаж. Это уже свидетельство зрелого Мифа. Готовый мифологизированный контекст в бриколаже уже настолько силён, чтобы подстроить под себя любые входящие в его пространство элементы. Просто потому, что Миф, как сказал когда-то ученик Хайдеггера Гадамер, «не допускает иной возможности опыта, кроме того, который был получен в процессе самого рассказа». Это и означает: он старается срабатывать раньше контекста. Либо вообще его опустить, либо подмять под себя. В этом Смысле
Миф всегда есть Ложь.Точнее сказать, Ложь есть всё, что не Логос. А вообще, за любой схемой, структурированной собственным телосом, с легкой руки постмодернистов закрепилось старое словечко «нарратив».
Миф везде. Любое употребленное слово потенциально мифологично, ибо границ контекста его значений мы не знаем. (Ну, особенно это, конечно, касается имен, как говаривал Лосев, «имя - стихия Мифа». μυθεω – «именовать». Вот это, к слову, и есть подмечавшийся здесь Миф как «штамп»). А если нам неизвестен контекст, мы, даже не желая того, начинаем лгать. И ложь эта будет заключена в одном словечке:
допущение. Там, где мы начинаем «допускать», начинается Миф. Но иного пути у нас нет. Человек есть сущее, существующее способом понимания (Хайдеггер), и если контекст уходит у нас из под ног, мы всегда необходимо создаём свой.
Собственно, насколько некая объяснительная схема подстраивает под себя окружающий ее контекст, настолько эта схема и мифологична.
.
