Analogopotom » 03 янв 2008, 17:05
* * *
Коснемся атрибутики кромешного воинства — в ней также можно увидеть проявление специфики средневекового сознания. Таубе и Крузе писали: "Опричники (или избранные) Должны во время езды иметь известное и заметное отличие, именно следующее: собачьи головы на шее у лошади и метлу на кнутовище. Это обозначает, что они сперва кусают, как собаки, а затем выметают все лишнее из страны". Такое объяснение символики внешнего вида конного опричника устраивает большинство историков. Не отрицая в принципе традиционного прочтения этой атрибутики, попробуем все же несколько иначе объяснить символ собачьей головы.
В Откровении Иоанна Богослова сказано, что "егда скончается тысяща лет, разрешен будет сатана от темницы своея, и изыдет прелстити языки сущыя на четырех углех земли, Гога и Магога, собрати их на брань, ихже число яко песок морский" (Откр. 20.7). О народах Гог и Магог, которые придут в "последние времена" говорит пророк Иезекииль непосредственно перед описанием Града Божьего (Иез. 38-39), что чрезвычайно показательно, если учесть практическую реализацию идей Иезекииля в Опричном дворне. Перед соединением Бога со своим народом во Граде Божьем, описываются Божьи наказания. Приход народов Гог и Магог — это высший промысел: "И приидеши от места своего от конца севера, и языцы мнози с тобою: конницы на конех вси, собор велик и сила многа, и взыдеши на люди моя Израиля, яко облак покрыти землю: в последний дни будет, и возведу тя на землю мою, да мя оуведят вси языцы, егда освящуся в тебе пред ними, о Гог! (...) И будет в той день, в оньже приидет Гог на землю Израилеву, глаголет Адонаи Господь, взыдет ярость моя во гневе моем" (Иез. 38. 15-16, 18 ). В Откровении не уточняется, кто эти народы: "И взыдоша на широту земли, и обыдоша Святых стан и град возлюбленый: и сниде огнь от Бога с небесе, и пояде я: И диавол лстяй их ввержен будет в озеро огненно... (Откр. 20.8-10). В толковании Андрея Кесарийского на это место Откровения говорится: "Как дикие звери из ущелий (...) предводительствуемые диаволом и его бесами разойдутся из своих мест по всей земле, чтобы пленить и разрушить стан Святых, т.е. Христову Церковь"95. В русских лицевых апокалипсисах XVI в. упомянутые места Откровения специально иллюстрируются. Изображаются Гог и Магог отдельно от Антихриста и лжепророка. Гог и Магог осаждают "стан святых", предводительствуя песьими головами.
На миниатюрах изображаются именно головы; от Гога и Магога их отличает только то, что на головах их нет корон. Песьи головы изображаются также в качестве тех, кто принимает участие в наказании грешников (водной миниатюре песьи головы копьями толкают в адский огонь грешницу). Они изображены под стенами города, где восседает Вавилонская блудница; песьи головы побивают народ, пожирают падших96.
Поиски истоков этого образа привели нас к эсхатологическому апокрифу, который приписывается Мефодию Патарскому, хорошо известному на Руси97. Кончина мира в так называемом "Откровении" Мефодия Патарского связывается с падением "Греческого царства". В седьмую тысячу лет "семя Измаила", загнанное Гедеоном в пустыню, выйдет из нее, и падет Греческое царство; Бог отдаст христиан в руки безбожных за их беззаконие. Но внезапно восстанет на измаильтян царь греческий, которого все считали мертвым, придет он от "моря Ефиопского", попленит измаильтян, их жен и детей. Во Вселенной наступит последняя тишина. Настанет на земле веселие перед концом века. После этого 33-летнего благополучного царствования греческого царя придет к власти "царь от сынов Рахилиных на три лета" и сотворит такое беззаконие, какого не было от Сотворения мира. В промежутке между этими царствованиями (по прошествии семи тысяч лет!) в "последняя же дни на скончание миру, яко Езекиль пророк рече, за беззаконие людей отверзет Господь Бог горы тии сиверские, и выйдут из тех гор 24 нечистых тех царей, что загнал и заключил Александр, царь македонский (...) Гог бе крьшат, держат его 29 человек, четырми чепьми разпелен на четыре страны, дабы не заел вси человекоядцы. А иным скотия ноги, песия главы, а ины о семи руках"98.
Зададим себе вопрос: могла ли быть незнакома царю эта символика?
Шатровая, на погребах и подклетах церковь Троицы на Государевом дворе, на территории современного Успенского девичьего монастыря в г. Александрове, была специально перестроена в 1570-1571 гг.99, судя по всему, сразу после опричного похода на Новгород и Псков. В.В. Кавельмахер считает, что церковь уникальна едва ли не во всех отношениях. Это была домовая церковь-капелла русского государя. К алтарной части ее было пристроено специальное помещение для хранения личных сокровищ царя. Именно в трапезной, примыкавшей к церкви, как предполагает В.В. Кавельмахер, происходили опричные монастырские оргии, описанные иностранцами. Для нас, конечно, особый интерес представляет то, что шатровая церковь в 1570-1571 гг. была расписана сюжетными изображениями, хотя для шатровых храмов XVI в. это не было характерно. И тематике росписей церкви В.Д. Сарабьянов пишет: "Идея богоизбранности Московского царства, осененного небесным покровительством, продемонстрирована здесь достаточно определенно... В росписях... шатра нашли отражение эсхатологические настроения, чрезвычайно характерные для русского мировоззрения XVI столетия"100. Одна из фресок — изображение большой художественной силы, в котором обращают на себя внимание такие детали: в полыхающем адском огне дьявол, оскаливший пасть, держит в своей правой руке цепь, а по обе стороны от него такие же оскаленные песьи головы, пожирающие грешников101.
Итак, символический смысл опричной атрибутики не сводим к наказанию вообще; суть в ином: Божье наказание осуществляется избранными людьми царя в "последнее время".
A.M. Панченко и БА. Успенский считают, что "доктрина наказания, как она сложилась в "политическом богословии" Грозного, в сущности проста. Ее можно выразить с помощью параллелизма: на том свете наказание определяет Бог, а осуществляют сатана и бесы; на этом свете опалу полагает царь, а карательной практикой занимаются опричники-кромешники во главе с Малютой..."102. Словом, опричники — сила ада.
Хотя подобное сопоставление и привлекательно, источники свидетельствуют об ином. В концепции историков уделено большое внимание именованию царя "Грозным", что сопрягается с переносными значениями "грозы" (как ада, адской силы). На этом утверждении строится отчасти и сама концепция. Как это ни покажется удивительным, но в научной литературе не обращалось внимание на то, что ни один из современников царя так его не называет. И даже в фольклоре XVI-XVH вв., допускающем вольные переосмысления, четко выдерживается определенное, очень продуманное отношение к этому слову. "Грозный" в фольклоре — это прилагательное, не превращенное в имя собственное. "Отвечает Кастрюк-Мастрюк: "Говорит Грозный царь, Иван Васильевич""; "Во матушке было в каменной Москве, / При Грозном царе Иване Васильевиче"; "Другой борец идет Иванушка маленький./ "Уж ты здравствуй, Грозный царь Иван Васильевич!"" и т.д. и т.п.103 И ни разу — Иван Васильевич Грозный. Это значит, что современники и ближайшие потомки твердо знали, что царя нельзя подобным образом именовать. Судя по всему, причина запрета заключается в том, что слово "Грозный" как предикат уже употреблялось, и достаточно широко, но применительно к небесным силам вообще и архангелу Михаилу в частности. Как бы ни уподоблялся царь Богу, но небесная иерархия была выше любой земной. В великорусских заклинаниях, например, так определяется роль архангела Михаила: "И пошли, всемогущий Боже, Царю Небесный, Иисусе Христе, на помощь рабу твоему [имя рек] пастуху, архангела Михаила, грознаго небеснаго воеводу..." Вместе с тем в заклинании во время грозы и грома говорится уже о Боге: "...о Владыко страшный и грозный, сам суди окаянному дияволу с бесы, а нас грешных спаси, всегда и ныне и присно, и во веки веков"104. По всей видимости, именно из фольклора слово это при посредничестве В.Н. Татищева перекочевывает в науку, но уже с иным смыслом и как имя собственное русского царя. Таким образом, то, на чем строят свои соображения A.M. Панченко и Б.А. Успенский, не имеет прямого отношения к самой исторической эпохе и является скорее фактом истории исторической науки. Но вернемся все же к исходной позиции двух историков. Позволим себе не согласиться также и с предлагаемой ими структурой осмысления роли царя и его опричников.
Иван IV, думается, относился к опричникам как к праведной силе, исполняющей волю царя и Божью. Г. Штаден сообщает, что во время Ливонской войны царь, осаждая Ригу, "приказал послать за Вильгельмом Фюрстенбергом и поставить его перед собой. Великий князь в своем одеянии сидел со своим старшим сыном. Опричники стояли в полате — по правую руку великого князя, а земские — по левую"105. Подобная символическая расстановка столь существенна, что нет никаких сомнений в том, что она не случайна. Согласно евангельской притче о Страшном Суде (Мф. 25. 31-33), Сын Человеческий, когда сядет "на престоле славы", поставит овец по правую свою сторону, а козлов, т.е. грешников, — по левую. Таубе и Крузе свидетельствуют: "пехотинцы (опричники. — А.Ю.) все должны ходить в грубых нищенских или монашеских верхних одеяниях на овечьем меху, но нижнюю одежду они должны носить из шитого золотого сукна на собольем или куньем меху. Он, великий князь, образовал из них над всеми храбрыми, справедливыми, непорочными полками свою особую опричнину, особое братство"106.
Если не модернизировать средневековое сознание, то нет никаких оснований считать некоторые действия царя циничными. Г. Штаден сообщает, что Грозный "послал в земщину приказ: "Судите праведно, наши виноваты не были бы""107. Этот приказ, переданный Штаденом, может быть, и не очень точно, означал, что опричники, будучи избраны царем для выполнения особой миссии, не могут быть обвинены кем-либо, кроме царя: это противоречило бы царскому замыслу о наказании зла ("Кто поемлет на избранныя Божия; Бог оправдаяй" — Рим. 8.33).
Точно так же обстоит дело с образом жизни монастырской братии в опричнином дворце и с поведением царя-игумена. "Живя в упомянутом Александровском дворце, словно в каком-нибудь застенке, он обычно надевает куколь, черное и мрачное монашеское одеяние (...) И так великий князь, — писал А. Шлихтинг, — каждый день встает к утренним молитвам и в куколе отправляется в церковь, держа в руке фонарь, ложку и блюдо. Это же самое делают все остальные (...) Всех их он называет братией, также и они назьшают великого князя не иным именем, как брат. Между тем он соблюдает образ жизни вполне одинаковый с монахами. Заняв место игумена, он ест один кушанье на блюде, которое постоянно носит с собою; то же самое делают все..."108. Таубе и Крузе подробно описали едва ли не каждый час жизни монастырской братии. Обратим внимание на одну интересную особенность психологии опричного братства. "После того, как он (царь. — А.Ю.) кончает еду, редко пропускает он день, чтобы не пойти в застенок, в котором постоянно находятся много сот людей; их заставляет он в своем присутствии пытать или даже мучить до смерти безо всякой причины, вид чего вызывает в нем, согласно его природе, особенную радость и веселость. И есть свидетельство, что никогда не выглядит он более веселым и не беседует более весело, чем тогда, когда он присутствует при мучениях в пытках до восьми часов. И после этого каждый из братьев должен явиться в столовую или трапезную, как они назьшают, на вечернюю молитву, продолжающуюся до 9 (...) Что касается до светских дел, смертоубийств и других тиранств и вообще всего его управления, то отдает он приказания в церкви (...) этому приказанию никто не противится, но все, наоборот, считают за счастье и милость, святое и благое дело выполнить его"109.
В одном из древнейших изображений Страшного Суда, в мозаике церкви св. Ангела (близ Капуи, XI в.) избранные (т.е. праведные) — исключительно монахи и лица духовные. Монашеская близость к Богу не противоречила осуществляемым опричным наказаниям.