Зачастую образы змея и дракона сливаются. В отдельных случаях змею называют драконом. Попытки отделить одно от другого, изучить природу и повадки, определить место обитания, составить описания предпринимались уже в древности.
Труд Тимофея из Газы – одна из таких попыток.
«Тигрица и грифон. Сакральные символы животного мира». Тимофей из Газы (византийский писатель 5 века). Перевод, исследование А.Г. Юрченко.
Параграф 25.
ДРАКОНЫ.
δράκονες
8. Драконы — враги слонов и часто убивают их, но и сами погибают от них.
9. Драконы имеют драгоценные камни в глазах. Индийцы с помощью колдовства усыпляют и убивают их и вынимают камни. Но часто охотники похищаются драконами в их логовища и погибают.
10. Индийцы, поедая сердце или печень драконов, [обретают способность] понимать диких животных, издающих звуки.
11. На спинах у слонов находятся деревянные башни, наполненные воинами, и [слоны] сражаются.
12. Слоны боятся свиней и мышей.
Примечания А.Г. Юрченко. Правда, длинные (не меньше километра), но они дают представление об отношении к драконам и змеям в античности и раннем христианском мире.
25.8. Образ слона в книге Тимофея отличается как от рациональных по своему духу описаний античных авторов, так и от символических толкований христианских авторов, представленных, в первую очередь, греческим «Физиологом». Однако тема вражды слона с драконом является общей для всего круга источников. Миф о вражде слона с драконом (змеем) намного древнее любой из его письменных фиксаций. Слон в этом случае выступает как животное нижнего (водного) мира; ср. характерную для древнеиндийского языка многозначность слова naga 'слон-змей'. С другой стороны, слон является священным животным, на котором ездит бог грозы Индра. В ряде гимнов «Ригведы» содержатся фрагменты мифа о поединке Индры со змеей-пожирательницей, вызывающей засуху. Слона следует рассматривать как боевого помощника Индры (змей в этом случае выступает как существо, преградившее течение вод). Победа над ним приравнивается к космогоническому акту перехода от хаоса к космосу, к процветанию и плодородию. Что же касается тех культурных традиций, в которых эти животные не представлены в повседневной реальности, то в них космогонический миф перекодирован в сакральный зоологический сюжет. Слон и дракон, являясь космическими символами в индийских мифах, в античных и средневековых западных бестиариях предстают как реальные животные, связанные загадочной войной. Сюжет, зафиксированный Плинием, более чем на тысячу лет определил восприятие этой темы в западной традиции. «В Индии водятся самые большие слоны, так же как и драконы, которые находятся с ними в постоянной вражде; они такой необычайной величины, что могут легко обвиться вокруг тела слона и задушить его в своих кольцах. Борьба заканчивается смертью обоих противников, потому что побежденный слон, падая на землю, сокрушает своим весом дракона, обвившегося вокруг него. В Эфиопии водятся драконы не столь большие, как в Индии, но все-таки [достигающие] двадцати локтей в длину» (Плиний. VIII. 11). Современник Плиния, римский поэт Марк Анней Лукан, описывая ливийских змей, отличает их от драконов, способных задушить в своих объятьях могучих быков и слонов. У Лукана еще сохраняется представление о драконах как божествах:
Вы же, везде на земле божества, ползущие мирно,
С телом блестящим своим в золотых отливах — драконы, —
Африка знойная вас смертоносными делает: вьетесь
В воздухе вы на крылах и, стада преследуя, часто
Даже могучих быков в объятиях душите грозных.
Слон не спасется от вас; вы всем посылаете гибель,
И для того, чтоб убить, не нуждаетесь вовсе в отраве.
Лукан. Фарсалия IX. 700— 733
Описывая животных западного побережья Африки, Страбон замечает: «Артемидор упоминает также змей длиной в 30 локтей, которые одолевают слонов и быков; он проявляет сдержанность, по крайней мере, определяя размеры змей в этой части света, потому что гораздо более сказочны индийские змеи, а также ливийские, на которых, говорят, растет даже трава» (Страбон. XVI. 4. 16). Диодор Сицилийский, которому известны сведения Артемидора, отвергает их правдоподобность. Павсаний, в свою очередь, заявляет: «Змей больших, в тридцать и более локтей, которые водятся у индусов и в Ливии, эпидаврийцы считают другой породой, а не [священными] «драконами»» (Павсаний. II. 28. 2). Любопытно, что в древнеегипетской «Сказке о потерпевшем кораблекрушение» мореход видит змея, тело которого составляло тридцать локтей (0). Остается загадкой, почему драконы обычно имеют длину в тридцать локтей. Античную традицию подхватывает арабский мистик и врач Ибн Сина (Авиценна). В «Каноне» Ибн Сины, в разделе «Общее рассуждение о ядах», драконы предстают как разновидность гигантских змей; параграф имеет подзаголовок: «Разновидности змей, которые, когда укусят, приносят вред вследствие ранения, а не сколько-нибудь сильного яда. Это змеи с очень крупным телом. Драконы»: «Говорят: «самая мелкая разновидность драконов, как свидетельствует один из врачей, имеет пять локтей длины, а крупные бывают от тридцати локтей и больше». Говорят: «у дракона два больших глаза, а под нижней челюстью выступ вроде подбородка; у него имеются большие клыки». Некоторые говорят, что драконы изобилуют в области Нубии и в Индии, и индийские драконы больше; нубийские, которые водятся в странах Азии, бывают до четырех локтей длиной, а индийские — это те, что очень велики» (Ибн Сина. Канон. IV. 6. 3. 52).
В описании путешествия Аполлония Тианского по Индии сообщается: «Равнинная змея достается охотникам, когда она нападает на слона, ибо это причиняет гибель обоим» (Флавий Филострат. III. 7). В христианской версии поединка, представленной «Физиологом», победа однозначно на стороне слона, «и когда он находит змею, то топчет ногами и убивает ее» (Физиолог, с. 152), ибо слон означает Адама, поднятого после грехопадения уничижением Христа.
Для римской культуры описание поединка слона с драконом было одной из метафор Индии. Так, Апулей во «Флоридах», перечисляя богатства и чудеса Индии, удивляется нравам гимнософистов, а не сражениям драконов со слонами: «Там огромные драконы с гигантскими слонами сражаются на равных, с обоюдною смертельною опасностью: дракон скользкими кольцами обвивает слона и сдавливает, ни шагу ступить, ни чешуйчатые узы сорвать цепкого змея, так что слону не остается иного средства к отмщению, нежели рухнуть громадным своим телом наземь и пытаться всею тушею раздавить оплетшую его гадину» (Апулей. Флориды. 6). Особую версию поединка излагает Филон Александрийский: «Нечто подобное, как рассказывают, происходит и со змеями в Индии. Взбираясь на самых больших животных, слонов, и цепляясь за спину или брюхо, они припадают к первой попавшейся жиле, ненасытно присасываясь к ней с сильным шипением и свистом. Слоны, ослабевая, некоторое время противятся, топчутся от безысходности и бьют себя хоботом по бокам, чтобы сбросить змей, но затем, навсегда покинутые жизненной силой, оказываются уже не в состоянии прыгать, стоят, сотрясаемые дрожью, ноги у них слабеют и они в судорогах погибают от малокровия. Но падение слона ведет и к погибели змей, виновниц его смерти, и вот почему. Не имея больше пищи, они всячески стремятся отцепиться и освободиться от своей жертвы, но, придавленные тяжестью слона, расплющиваются, — особенно если почва попадается твердая и каменистая. Извиваясь и всеми способами стараясь выбраться из-под давящего на них бремени, они ослабевают в бессильных и бесплодных судорогах и наконец (подобно тем, на кого падают камни или неожиданно рушится стена) погибают от удушья, не в силах даже поднять голову» {Филон Александрийский. О вечности мира. 23—24) (1).
25.9. В уже упоминавшейся древнеегипетской «Сказке о потерпевшем кораблекрушение» волшебный змей выглядел так: «Борода его велика, более чем в два локтя. Тело его оправлено в золото. Обе брови его из лазурита настоящего». В восприятии римлян драконы выглядели как божества с телом блестящим, в золотых отливах. Драконы обладают огненной природой (2), видимо, поэтому их тела блестят, а в глазах скрыты драгоценные камни. О лучезарной природе драконов свидетельствует следующий фрагмент «Финикийской истории» Филона Библского: «Первое, самое божественное, — змей, имеющий вид ястреба, весьма красивый. Всякий раз, как он открывал глаза, он наполнял все в своей первозданной стране светом, и [наоборот], наступал мрак, лишь только он их закрывал. Эней намекнул также, что это существо огненное, в силу того, что о нем говорят, будто оно «озарило». А «озарять» — свойство света» (3).
Рассказ Тимофея об индийских драконах заимствован из книги о путешествии Аполлония Тианского (Флавий Филострат. III. 7). По сведениям Флавия, у горных индийских драконов следующий вид: «Чешуя их блистает серебром, а в зеницах очей заключены самоцветы, о коих рассказывают, будто они обладают чудодейственной силой во многих таинствах». Далее этот автор поясняет, в чем состояло чародейство индусов, охотящихся на драконов: «Они кладут перед змеиным логовом алый плащ, затканный золотыми письменами, чародейство коих нагоняет сон, и так побеждают змею с вечно бдящим взором, баюкая ее пением многих сокровенных заклинаний: под действием оных тварь высовывает шею из логова и засыпает прямо на письменах — тут-то индусы, набросившись на спящую, бьют ее топорами, а затем, отрубив голову, добывают находящиеся в ней самоцветы. Говорят, будто в головах у горных змей хранятся светловидные камни, переливающиеся всеми цветами радуги и обладающие сокровенной силой, — вроде того, какой был якобы в перстне у Гига*(* У лидийского царя Гига был волшебный перстень, делавший его невидимым (Платон. Государство. II. 359d—360b).
Впрочем, часто случается и так, что, несмотря на топор и ворожбу, змея, схватив индуса и увлекая его за собою, уползает в логово, едва не сотрясая горы» (Флавий Филострат. III.

. « Любовь к музыке и пению присуща всем драконам, в том числе китайскому, а также древнегреческим — Тифону и Дионису-Загрею, зачарованному звуком погремушки и убитому. Плиний (Плиний. 32. 158) со слов Сотака передает, что персидский камень «драконит» получается из застывшего мозга драконов: последний якобы затвердевает лишь тогда, когда голова отсечена у живого экземпляра, для чего драконов предварительно усыпляют сонною травой. Современник Флавия Филострата, Тертуллиан, автор первых христианских апологий, смотрел на эти вещи несколько иначе: «Говорят, что самоцветы извлекают даже из головы змей, так же как в головном мозге рыб находят некое камневидное образование. Только того христианке и не хватало — носить украшения от змеи! Как может она попирать голову дьявола, если из головы его делает украшения себе на шею и даже на голову?» (Тертуллиан. О женском убранстве. I. 6). Исследовательский интерес античных авторов к драконам сменится у христианских писателей нездоровым интересом к дьяволу в образе дракона. Эпоха христианства открыла новую страницу в драконоведении, превратив фантастическую рептилию из достойного соперника в исчадие ада.
Счастливое исключение представляет творчество испанского епископа Исидора Севильского, который дает классическое описание дракона: «Дракон (draco) больше всех гадов или даже всех животных на земле. Греки называют его δράκων: от этого слова латынью, как уже сказано, заимствовано имя „дракон». Он часто, покинув пещеры, носится в воздухе, возмущая его. У дракона есть гребешок, небольшой рот и узкие отверстия, через которые он вдыхает воздух и высовывает язык. Сила его не в зубах, а в хвосте, и вред он наносит скорее ударами, нежели укусами. В отношении яда он безвреден, но для причинения смерти яд ему не нужен, так как он убивает жертву сдавливанием. Из-за этого даже слон подвержен опасности, несмотря на величину тела. Ведь, спрятавшись у тропинок, по которым обычно ходят слоны, дракон обвивается узлами вокруг их голеней и убивает удушьем. Рождаются драконы в Эфиопии и Индии в самый зной середины лета» (Исидор Севильский. XII. 4. 4—5).
25.10. Ср.: Об индийцах «говорят, будто они понимают наречия и намерения зверей, потому что едят змеиное сердце и змеиную печень» (Флавий Филострат. III. 9). Мотив вещего знания исследован В. Я. Проппом, по мнению которого, знание языка зверей и птиц приобретается не только тем, что герой сказки пожирается и выхаркивается змеем, но и тем, что он, наоборот, сам съедает какую-либо частицу змеи. Таким образом, посвящаемый приобретает магические способности, в первую очередь, охотничье умение подчинять себе зверей (4).
Примечания к примечаниям:
0. Максимов Е. Н. О взаимодействии религии и фольклора на примере образа волшебного змея из «Сказки о потерпевшем кораблекрушение» // Древний Восток. М., 1980. Сб. 2. С. 120—121.
1. Цит. по: Фрагменты ранних стоиков. Т. I: Зенон и его ученики / Пер. и коммент. А. А. Столярова. М., 1998. С. 55—56.
2. Чеснов Я. В. Дракон: метафора внешнего мира // Мифы, культы, обряды народов зарубежной Азии. М., 1986. С. 64—66.
3. Финикийская мифология. СПб., 1999. С. 81.
4. Пропп В. Я. Морфология сказки. Исторические корни волшебной сказки. М., 1998. С. 312—313.