О пищальниках и стрелецком войске

[thor]

2-я половина XV – 1-я половина XVI вв. – время больших перемен в жизни Русской земли. В течение этих ста лет на северо-востоке Руси Москва завершила процесс «собирания» русских земель под свою руку. Московское княжество превратилось в Российское государство, которое во весь голос заявило о своих великодержавных претензиях не только на политическое верховенство в Восточной Европе, но также на русские земли, находившиеся под властью великого князя литовского. Именно в эти годы в московской правящей и интеллектуальной элите постепенно укрепляется мысль, что Москва должна унаследовать имперский статус от распавшейся Орды и павшей под натиском турок-османов Византийской империи.

Естественно, что все эти достижения и планы на будущее не могли быть реализованы, если не были бы подкреплены мощной военной силой. Не случайно именно на эти годы приходится стремительная эволюция армии Московского княжества в вооруженные силы Российского государства. История этой эволюции во многом по-прежнему остается изученной недостаточно полно и обстоятельно. Скудные свидетельства, оставшиеся с тех времен, не позволяют однозначно интерпретировать те или иные события, оставляя простор для гипотез и различных реконструкций событий, имевших место в исторической реальности.

К числу прочих вопросов, связанных с историей вооруженных сил Российского государства и до сих пор вызывающих споры, принадлежит и вопрос о создании стрелецкого войска. Эта проблема представляет тем больший интерес, что ряд авторов связывает с их появлением начало истории регулярной армии в России1. В истории стрелецкого войска на первых порах его существования остается много неясного: откуда взялись стрельцы и кто был их предшественниками, каковы были их задачи, организационная структура, вооружение, как и чему их учили, в чем заключалась тактика их боевого применения, каково было их место в русской армии XVI в.

Само возникновение стрелецкого войска и вообще пехоты, вооруженной огнестрельным оружием, стало возможным в связи с распространением на Руси огнестрельного оружия. Здесь оно появилось несколько позднее, чем на Западе. Как отмечал Ф. Контамин, первые надежные свидетельства о применении артиллерии в европейских войнах относятся к 1326-1331 гг.2 На Руси первое упоминание об использовании артиллерии относится к 1382 г., когда защитники Москвы обстреляли боевые порядки осадившей город армии хана Тохтамыша3. Однако, судя по тому, насколько редко огнестрельное оружие встречалось на страницах русских летописей в конце XIV – XV вв., можно сделать вывод, что оно было явно не в чести у русских князей и воевод. В силу своего несовершенства артиллерия использовалась ими главным образом только при обороне крепостей от ордынцев, татар и литовцев. Первый отмеченный в источниках случай применения артиллерии в наступательных операциях относится только к 1463 г., когда псковско-московская рать безуспешно осаждала ливонский городок Нейгаузен4. Вне всякого сомнения, это было связано с крайним несовершенством первых артиллерийских орудий и связанной с этим примитивной тактики их использования.

Между тем н Западе в XV в. происходит своего рода прорыв в артиллерийском деле. Совершенствуется рецептура пороха, практически приблизившаяся к идеальной, для улучшения эффективности в 20 – 30-х гг. XV в. порох стали подвергать зернению. Со 2-й половины века пушки начинают все чаще изготавливать путем литья и устанавливать на колесный лафет, причем не только для транспортировки, но и для стрельбы5. Появившиеся в конце XIV ручные кулеврины (именуемые иногда еще как ручницы) в последней четверти XV в. получают намного большее распространение, чем прежде6. Они все чаще используются не только во время осад, но и в полевых сражениях, особенно во время Бургундских войн и многочисленных сражений итальянских кондотьеров. Дальнейшее их усовершенствование привело к появлению первых, пока еще чрезвычайно примитивных аркебуз и фитильных замков. Это случилось в конце XV в. Примечательно, что появление аркебуз, очевидно, произошло в Германии7. Для истории русских стрельцов это будет иметь особенно важное значение.

Введение в повседневную военную практику европейских армий огнестрельного оружия и его широкое распространение во 2-й половине XV - 1- половине XVI вв. имело для развития военного дела огромное значение. Его использование стало началом новой военной революции, имевшей колоссальное значение для последующего хода мировой истории. Если до конца XIV в. военное дело Востока в целом опережало в развитии военное дело Запада, то теперь Европа делает скачок и вырывается вперед. Как отмечал Ю.С. Худяков, распространение с XIV в. огнестрельного оружия (сначала артиллерии, а затем и ручного), ознаменовало начало новой эры в военном деле. «Его освоение изменило все стороны военной деятельности, – указывал он, – включая производство военной техники, формы военной организации, приемы ведения боя и способы войны. Но кочевое общество, основанное на экстенсивной скотоводческой экономике и натуральном хозяйстве, оказалось не способным к освоению новых форм производственной деятельности с разделением и кооперацией труда и безнадежно отстало в военно-технической области, утратив и военное преимущество своего культурно-хозяйственного типа»8. Но иначе и быть не могло – военной революции в Европе предшествовал научный и технический переворот, который, в свою очередь, опирался на солидную экономическую и финансовую базу, на многовековую традицию развития как теоретического, так и эмпирического знания, на развитую городскую культуру, тесно связанную с развитым ремеслом и торговлей. Всего этого не было на Востоке, особенно среди кочевников. В соревновании военных систем Восток начал терпеть одно поражение от Запада за другим. Времена блестящих побед Салах-ад-Дина, Батыя, Едигея и Баязида миновали. Как отмечал Дж. Паркер, «… в значительной степени «Подъем Запада» был предопределен применением силы, тем, что баланс сил между европейцами и их заокеанскими противниками постоянно склонялся в пользу первых;… ключ к успеху европейцев в создании первых по настоящему глобальных империй между 1500 т 1750 гг. заключался в как раз в тех усовершенствованиях способности вести войну, которые позднее будут обозначены как «военная революция»…»9

[thor]

Россия хотя и находилась на периферии начавшейся в Европе военной революции, тем не менее, не могла остаться в стороне от этого процесса. Слишком многое зависело от своевременного ознакомления и перенимания военных новинок в то время. Малейшее отставание от соседей в военном деле грозило поражением в первом же конфликте с перспективой утраты независимости. Что же это могло означать на практике – русские имели несчастье убедиться на собственном горьком опыте многовекового татарского ига. Поэтому вполне естественен тот интерес, который проявили русские к огнестрельному оружию. Оно давало русским, при всем его несовершенстве, неоспоримые преимущества над старыми врагами, татарами и, отчасти, литовцами. С обретением огнестрельного оружия, писал П. Кеннеди, «…Москва могла утвердить себя как «пороховую империю» и приступить к экспансии»10.

Превращение России в «пороховую империю», овладение огнестрельным оружием было составной и главной частью этой модернизации, а создание стрелецкого войска – необходимым ее компонентом. Правда, процесс внедрения огнестрельного оружия в повседневную практику средневековых русских армий несколько затянулся. Но это и неудивительно, учитывая существовавшую в то время оторванность Руси от Европы, ее практическую изоляцию от общеевропейских исторических процессов и противодействие ортодоксальной православной церкви расширению контактов с иноплеменниками. Однако по мере ослабления зависимости от Орды эта изоляция постепенно ослабевала, и при Иване III она в значительной степени оказалась преодолена, поскольку выход из этого положения отвечал интересам растущего молодого Российского государства.

Разрушение барьера, возникшего между Европой и Русью после подчинения большей части русских княжеств Ордой, шло с обеих сторон. И Иван III был заинтересован в развитии связей с Европой, и Европа, особенно Германия, заинтересовалась Россией. Взаимный интерес к установлению контактов между двумя мирами был обусловлен вполне прозаическими причинами. Русские желали получить от европейцев отсутствующие у них товары и знания, а Запад интересовала потенциальная возможность использовать молодое Российское государство в достижении своих внешнеполитических планов.

Что больше всего интересовало Запад, в особенности Германскую империю, в России? Ответ на этот вопрос нужно искать в событиях середины XV в. Более или менее благополучно пережив угрозу татарского вторжения в начале 40-х гг. XIII в., европейцы на время забыли о восточной угрозе, хотя эта угроза никуда не исчезла. Более того, она постепенно приобрела еще более грозные очертания. Вторжение татар изменило расстановку сил на Ближнем Востоке и в Малой Азии, чем воспользовались турки-османы. Мало кому известное тюркское племя, к середине XIV в. оно превратилось в весьма серьезного противника. Под ударами османов территория пришедшей в полный упадок Византийской империи стремительно сокращалась, турки укрепились на Балканах, расширяя шаг за шагом свои владения. К концу XIV в. под их властью оказалась большая часть владений византийского императора, пала Сербия и Болгария. Предпринятый европейцами крестовый поход в 1396 г. полностью провалился. В битве под Никополем султан Баязид наголову разгромил крестоносное войско. Успешное продвижение османов было остановлено на время Тамерланом, который в битве при Анкаре в 1402 г. уничтожил войско Баязида, а его самого взял в плен.

Европа на время получила передышку, но не прошло и полустолетия, как ситуация снова обострилась. В 1453 г. османы взяли Константинополь, а потом подчинили себе и остатки империи. Их армии вторгаются на территорию Венгрии, угрожают владениям Германской империи и Венеции, османские пираты бороздят Средиземное море. Император, папа, венецианские дожи пытаются найти союзников для борьбы с османами везде, где только можно – даже к хану Ахмату направляется посольство с предложением выступить совместными силами против турок.
Однако хан Ахмат в качестве союзника в походе против турок довольно быстро отпал по причине своей гибели. И вот здесь-то на горизонте возникла фигура Ивана III, могущественного государя, победителя Ахмата и успешно воюющего с Литвой. Мимо такого потенциального помощника Германия, Венеция и папа не могли пройти мимо просто так. Европа, слишком занятая своими внутренними проблемами, не имела достаточно сил для успешного противостояния турецкой угрозе. Так что можно согласиться с мнением А.И. Уткина, который отмечал, что на «…освободившуюся Русь Западная Европа рассчитывала как на союзника, способного отвлечь страшное давление оттоманов , сокрушивших Византию, овладевших Балканами и выходящими в Центральную Европу…Первые дипломатические контакты Запада с Русью касались именно этой животрепещущей проблемы, и Запад выступил в необычной для себя роли просителя»11 Например, в статейном списке русского посольства при дворе германского императора Максимилиана в 1518 г., разговор императора с послами слова императора были переданы следующим образом: «А воспоминает и молит брата нашего дражайшего господа Василья Великого, начальника и государя всеа Руссии, союзом братские любви, чтобы он брат его дражайший государь ваш, с наияснейшим королем польским помирился, и противу злочестивого невернаго турка с цесарским величеством и со всеми начальники, с королем и князем был заодно..." 12 При этом в Риме, давшем добро и на брак Зои Палеолог с московитским великим князем, рассчитывали, что расширение контактов с Европой позволит римской курии не только привлечь московитов к давно планирующемуся крестовому походу против османов, но и втянуть православную Москву в Флорентийскую унию.

Но в планы Ивана III все это, судя по всему, не входило. Таскать каштаны из огня в интересах латинян он вовсе не собирался. Но вот использовать знания и технику европейцев в собственных интересах для усиления военной мощи своей державы, для того, чтобы успешно бороться с Литвой за южно- и западнорусские земли – ради этого Иван был готов поддерживать с Германией и Италией видимость дружественных отношений. По существу, если воспользоваться предложенной С. Хантингтоном моделью поведения не-западных обществ в ответ на духовную и материальную экспансию Запада13, русские попытались осуществить модернизацию, но без европеизации, поскольку Россия вовсе не собиралась становиться частью западного мира. Превращение России в «пороховую империю», овладение огнестрельным оружием было составной и главной частью этой модернизации, а создание стрелецкого войска – необходимым ее компонентом.


Широкое внедрение огнестрельного оружия и модернизация русской артиллерии была связана, очевидно, с деятельностью Ивана III. По его указанию в конце 70-х гг. XV в. в Москве была устроена Пушечная изба, а в 1494 г. – пороховой (или, как тогда говорили, «зелейный») двор. В большом количестве он, а потом и его сын Василий приглашали в Россию иностранных военных специалистов, в первую очередь итальянцев и немцев. На это указывал С. Герберштейн («…Ныне князь имеет пушечных литейщиков из немцев и итальянцев, которые, кроме пищалей, льют пушки, также ядра и пули такого же рода, какие употребляют и наши государи…»14), а также и русские летописи15. Помимо приглашения иностранных мастеров производились и закупки огнестрельного оружия и необходимых компонентов для его производства за рубежом, прежде всего в Германии и в Дании, с которыми в конце XV – начале XVI вв. у Москвы были хорошие отношения16.

Все эти обстоятельства не могли не привести к тому, что последнюю четверть XV в. и в начале XVI в. огнестрельное оружие все чаще упоминается в летописях. Голос русской артиллерии зазвучал на полях сражений и оказывал серьезную поддержку русским ратникам в борьбе с многочисленными неприятелями. Ни один более или менее крупный поход не обходился без участия «наряда», особенно если он был связан с осадами крепостей.. Так было, к примеру, во время похода на Новгород в 1478 гг., когда Иван III приказал «…наместнику своему псковскому князю Василью Васильевичю Шуйскому со псковичи поити на свое дело на службу на Новгород ратью с пушками и с пищальми, и з самострелы, со всею приправою, с чем к городу приступати…»17. Огнестрельное оружие было применено во время знаменитого стояния на реке Угра в 1480 г. (когда московские ратники татар «стрелами и пищалми многих побиша»18) и во время похода московской рати на Феллин в 1481 г. (когда воеводы Ивана III обступили город «с пушками и с пищалми и с тюфяки»19). Многочисленная артиллерия участвовала в походе Ивана III на Казань в 148220, и на Смоленск в 1492 г.21. В 1506 г. во время похода на Казань в росписи полков русского войска впервые появился «наряд», включавший в себя как пушки, так и пищали22.

Взятие же Смоленска в 1514 г. и вовсе обошлось без штурма, поскольку мощная бомбардировка города русской артиллерией вынудила литовский гарнизон капитулировать. «И месяца июля пришел князь великий сам и со своею братиею под город Смоленеск со многими силами и с великим нарядом пушечным. И пушки и пищали болшие около града уставивши, – писал русский летописец, – повеле град бити со всех сторон, и приступы великиа чинити без отдуха, и огненными пушками в град биша, яко от пушечнаго и пищалнаго стуку и людскаго кричания и вопля, такъже и от градских людей супротивнаго бою пушек и пищалей, земли колебатися и друг друга не видети, и весь град в пламяни и курении дыма мняшеся воздыматися ему…»23. Не выдержав жестокой бомбардировки, смольняне, до того успешно отражавшие неоднократные попытки московских воевод взять город, сдались Василию III.

[thor]

Однако все эти часто цитируемые летописные свидетельства о применении русскими на полях сражений огнестрельного оружия относятся, скорее всего, к артиллерийским орудиям, а не к ручницам и аркебузам. На наш взгляд, использование ручного огнестрельного оружия во время этих кампаний было вряд ли возможно. Стояние на Угре было типичным степным походом, где исход сражения во многом решала скорость и маневренность. Пехота в такой кампании была бесполезна из-за своей малоподвижности и недостаточной защищенности. Поместная же конница не могла быть вооружена ручницами по одной простой причине – обычный сложносоставной лук, стандартное оружие степняка и русского сына боярского на протяжении еще более чем ста лет, в скоротечной схватке был намного более эффективным, нежели медленно стреляющая и недостаточно надежная ручница24.

Скорее всего, и во время осады Феллина речь шла все-таки об артиллерии, а не о ручницах. Поход московских воевод был предпринят зимой, носил скоротечный характер – не случайно великий магистр, не успев изготовиться к отражению внезапного вторжения, бежал из города накануне подхода к нему русской рати. Кроме того, из текста летописи следует, что московские воеводы использовали осадную, стенобитную артиллерию, посредством которых они разрушили участок стены пригорода Феллина и взяли его25. То же касается и походов Ивана III и Василия III на Казань и Смоленск.

Единственный случай, когда можно предположить участие отрядов стрелков, вооруженных ручным огнестрельным оружием в боевых действиях, это поход Ивана III на Новгород в 1478 г., в котором приняли участие псковская рать «с пушками и с пищальми, и з самострелы». Псков находился на русском пограничье с Литвой и Ливонией, и псковичи были неплохо осведомлены о новейших достижениях европейской военной техники26. Активные же торговые контакты как Пскова, так и Новгорода с Западом позволяют предположить, что именно здесь и появляются первые образцы ручного огнестрельного оружия. Однако в конце XV в. ручное огнестрельное оружие в России вряд ли имело широкое распространение. Поэтому можно предположить, что достаточно часто встречающиеся в актовых материалах того времени «пищальники» – это, прежде всего, мастера, изготавливающие артиллерийские орудия и одновременно обслуживающие их во время осад и обороны крепостей27.

Хотя огнестрельное оружие достаточно часто упоминается русскими летописцами конца XV в., вряд ли оно к началу XVI в. стало обыденностью и использовалось эпизодически. Этому способствовала как невысокое качество самих артиллерийских орудий, обусловленное нехваткой искусных мастеров и артиллерийских специалистов, так и особенности степной войны. По причине ее скоротечности артиллерия приносила мало пользы в полевых сражениях с татарами, а если и участвовала в кампаниях против степняков, то только в том случае, если русским удавалось заблаговременно занять оборонительные позиции и подготовиться к встрече «гостей»28. В противном случае от артиллерии было слишком мало толку – «наряд» и сопровождавший его обоз были слишком тяжелы и сковывали конное русское войско. «Они (русские – THOR) никогда не употребляли в сражении ни пехоты, ни пушек; – указывал на эту особенность русского военного искусства начала XVI в. С. Герберштейн, – ибо все, что они ни делают, делают внезапно и быстро – нападают ли на неприятеля, преследуют ли его или бегут; таким образом, за ними не может следовать ни пехота, ни артиллерия (выделено мною – THOR)…»29.

Нужно было время, что огнестрельное оружие перестало быть диковиной, чтобы оно стало обычной вещью, чтобы появились в достаточном количестве люди, способные владеть им и умело применять его на деле. Этот процесс, во многом благодаря иностранным военным специалистам, которых привлекали на русскую службу и Иван III, и его сын, занял немного времени. Не прошло и десятка лет, как на страницах русских летописей и разрядов появляются отряды пищальников, предшественников знаменитых стрельцов, численностью в несколько сот человек. Такое количество явно свидетельствует о том, что мы имеем дело именно с отрядами стрелков, вооруженных ручными пищалями – русским вариантом западноевропейской аркебузы. Причину такого поворота в отношении к огнестрельному оружию, и в особенности к ручному, надо искать в опыте столкновений с ливонцами и литовцами. По мере поворота России лицом к Западу военные столкновения с ними становились все более и более частыми, и все чаще и чаще русские воеводы имели дело с ливонскими и литовскими стрелками, вооруженными аркебузами. Неприятельские военачальники с конца XV в. активно привлекали их не только к обороне и осаде крепостей, но и часто выставляли их в поле, не без успеха используя аркебузиров против русской поместной конницы. Активно и достаточно успешно использовал артиллерию и аркебузиров в сражениях против русских магистр Ливонского ордена Вальтер фон Плеттенберг30.

[thor]

Вооруженных аркебузами «желнырей» (так русские летописцы называли польско-литовских солдат – жолнеров) в сражениях начала XVI в. использовали против русских и литовские военачальники. Участвовали жолнеры в знаменитом сражении на р. Ведроши в 1500 г., причем несколько сот из них попали в русский плен и оказались потом в нижегородских тюрьмах. Упоминаются литовские «желныри» под 7100 г. в летописном рассказе о походе русской рати под Мстиславль и под Смоленск в 7021 г. и 7022 г.31. Но если в этих случаях речь шла о обороне городов, в которой принимали участие стрелки, вооруженные гаковницами и аркебузами, то в сражении под Оршей осенью 1514 г. польско-литовские «желныри» отлично зарекомендовали себя в полевом сражении. Эта битва была проиграна русскими во многом именно благодаря успешным действиям литовских аркебузиров: «…Приидоша на них (на воинов Василия III - THOR) безвестно королевы воеводы, князь Констянтин Острожский и иные Лятцкие и Литовские воеводы, со многими людми и с пушками и с пищалми и нападаша на великого князя воевод. Воеводы же великого князя бишася с ними крепко, и много людей на обе стороны паде; с королевыми же воеводами многие желныри с пищалми, а место пришло тесно, и биша из лесов великого князя людей…»32.

Отличились «желныри» и на русской службе. Меткая стрельба пленных литовских стрелков, выпущенных из нижегородской тюрьмы в 1505 г., помогла отразить внезапный набег казанцев и ногаев на город. «Воевода же был тогда во граде Хабар Симский и мало с ним боицев, токмо народ градцкии, страшливыя люди. И не успеша бо к нему с Москвы воя притти, вскоре бо царь, безвестно, пришел, и мало града не взял, аще бы во граде не Бог прилучил огненныя стрелцы, Литовския, рекомыя желныри. Яты быша на бою, когда побили Литовскую силу на Ведроши храбрыи воевода Московскии князь Данило, Щеня прозвищем… И мало бе их числом, – толко 300 человек.., – но превзыдоша б многочисленных храбростию, и побиша много Казанцов и Нагаев, огненным своим стрелянием, и град ото взятия удержаша…»33.

Познакомившись поближе с эффективностью ручного огнестрельного оружия, Иван III и в особенности Василий III не могли не попытаться заиметь отряды вооруженных им стрелков на своей службе, тем более что к этому моменту у них появилось в распоряжении достаточное количество ручниц и первых аркебуз, и мастера, которые могли их изготавливать34. Так в начале XVI в. родились отряды русских пищальников – своего рода аналоги польско-литовских и ливонских «желнырей» и предшественники знаменитых московских стрельцов.

Выход в свет исследования А.В. Чернова35, где был затронут вопрос появления в вооруженных силах Российского государства пехоты, вооруженной огнестрельным оружием – пищальников и стрельцов, породил дискуссию вокруг проблемы, были ли пищальники непосредственными предшественниками стрельцов или же последние не имеют с ними ничего общего. Последний раз к этой теме обратился И. Пахомов в своей статье «Пищальники Василия III»36. Проанализировав ряд работ, в которых затрагивалась предыстория стрельцов, он пришел к выводу, что в отечественной историографии по данной проблеме существует два мнения. Первое состоит в том, что стрельцы и пищальники никак не соотносятся друг с другом, поскольку последние скорее артиллеристы, нежели стрелки из ручного огнестрельного оружия (на этой позиции, по мнению И. Пахомова, стоят А.В. Чернов и А.Н. Кирпичников), второе – пищальники выступают в роли предшественников стрельцов (А.А. Зимин)37.

На наш взгляд, противопоставлять оба этих мнения неверно, поскольку и та, и другая сторона по своему правы. Первоначально пищальники были, скорее всего, именно мастерами-изготовителями огнестрельного оружия и артиллерийской прислугой, причем государство могло пойти на предоставление им определенных налоговых и иных льгот. Впоследствии, по мере накопления опыта обращения с огнестрельным оружием и возникновением необходимости создания отрядов стрелков, оснащенных ручным огнестрельным оружием, правительство прибегло к традиционному набору таких стрелков из числа тяглых посадских людей. Причина такого подхода объясняется, скорее всего, тем, что первые образцы ручных пищалей были примитивны и всадники не могли ими успешно пользоваться. Поэтому первые отряды стрелков были пешими, а в пешем строю традиционно служили посадские люди. Лишь позднее, к середине XVI в., когда выяснилась недостаточная обученность и дисциплинированность собираемых время от времени отрядов пищальников, власти решили придать им более постоянный статус. Так родились стрельцы, причем еще А.В. Чернов обратил внимание на то, что первые стрельцы именовались «выборными» – т.е. Ивану IV при их организации было из кого выбирать38.

Т.о., можно предположить, что за более чем 70 лет истории значение термина «пищальники» существенно изменилось и с приданием части из них статуса полурегулярных воинских формирований отделившийся от основной массы ратных «посошных» людей контингент стрелков был назван стрельцами для отличия от прежних иррегулярных пищальников. В пользу такого предположения говорит также и тот факт, что, говоря о вооруженных ручными пищалями стрелках, неизвестный автор «Казанского летописца» постоянно именует их не пищальниками, а «огненными стрельцами», причем н страницах этой летописи «огненные стрельцы» появляются уже в 1547 г.39. Получается, что для автора летописи термины «пищальники» и «стрельцы» фактически были синонимами. Заподозрить же его в незнании сути вопроса никак нельзя, поскольку его труд был создан примерно в середине 60-х гг. XVI в. на весьма широкой источниковой базе, включая все ведущие русские летописные своды того времени.
Еще раз подчеркнем, что первоначально, как и на Западе, московские государи стали привлекать к службе в своем войске отряды горожан, способных владеть ручным огнестрельным оружием. Об этом свидетельствует тот факт, что первые известия о крупных отрядах стрелков, вооруженных ручным огнестрельным оружием связаны именно с городами, а конкретно – с Новгородом и Псковом. Очевидно, что это было не случайно. Оба этих города были крупными центрами ремесла и торговли, издавна связанными с Европой прочными экономическими связями, и непосредственно граничащими с владениями Швеции, Ливонии и Литвы, где огнестрельное оружие получило к тому времени широкое распространение. Именно через эти города новинки европейской военной техники поступали в Россию, и именно здесь быстрее всего оно осваивалось. Этого нельзя сказать о городах в других регионах страны. Так, в описанной выше обороне Нижнего Новгорода от татар заслуживает внимания небольшая деталь. Нижний Новгород по тем временам был крупным торгово-ремесленным городом с многочисленным посадским населением, имевшим важное стратегическое значение. В 1505 г. в нижегородском кремле уже имелось несколько десятков, если не сотен аркебуз и пищалей, но людей, умевших владеть ими, практически не было, почему воевода и был вынужден выпустить из темниц пленных литовских стрелков и поручить им оборону города от татар.

Впервые отряды пищальников упоминаются в разрядных книгах под 7017 г. (1508 г.), когда после получения известия о «приходе литовских людей» Василий III приказал направить к воеводе князю Семену Серебряному в Дорогобуж «з городов пищалников и посошных»40. Следующее упоминание пищальников относится к 1510 г., когда вместе с Василием III во Псков прибыло 1000 «пищальников казенных», а после того, как государь покинул город, в нем было оставлено 500 пищальников новгородских41. Приняли участие пищальники в отражении набега крымских татар в 1512 г., когда Василий III, заблаговременно развернув полки вдоль Угры, приказал «….пищалников и посошных … разделити по полкам, сколко где пригоже быти, на берегу…»421000 псковских пищальников, «срубленных» с псковских «сох», приняли участие в зимнем смоленском походе 1514 г., причем в летописи упоминались, наряду с псковскими пищальниками, отряды стрелков и из других городов43.

Однако, судя по отрывочным свидетельствам как русских летописей, так и иностранных источников, Василий III (а, возможно, и Иван III, если принять сведения Г. Перкамоты) не ограничился только лишь набором на время походов отрядов пищальников с тяглецов. При нем были сделаны первые попытки формирования более или менее постоянных отрядов стрелков полностью на государственном содержании, причем как пеших, так и конных44. Очевидно, что при их создании московские государи не обошлись без помощи иностранных наемников. Во всяком случае, именно так можно истолковать сообщение летописи о «казенных» пищальниках. Очевидно, это те самые стрелки, о которых сообщал С. Герберштейн: «В нашу бытность он (Василий III – THOR) действительно имел около 1500 человек пехоты из литовцев и других иностранцев, стекшихся из разных мест…»45, и которых другой иностранец, Ф. Тьеполо, характеризовал как неопытных и плохо вооруженных46.

Пищальники неоднократно упоминаются и в последующие годы. Так, они составляли часть гарнизона «украинного городка Гомии» в 1535 г.47, а в казанском походе 1545 г. новгородцы выставили 2000 пищальников (по 1000 пеших и конных), одетых в однорядки или сермяги, со своими пищалями, порохом, свинцом и провиантом48. И в последствии неоднократно московские власти в случае необходимости прибегали к набору ратных людей, вооруженных ручным огнестрельным оружием, из числа городских и сельских тяглецов. Так, собираясь в поход на Полоцк зимой 1562 г., Иван IV наказывал своим воеводам и дьякам, «…чтоб выбрали людей на конех в саадацех, которые б люди были собою добры и молоды и резвы, из луков и из пищалей стреляти горазды; и на ртах ходить умели, и рты у них были у всех; и наряду б у них было: саадак или тул с луком и с стрелами, да рогатина или сулица, да топорок…». Спустя почти полстолетия, в 1614 г., Михаил Федорович потребовал собрать в Вятской земле ратных людей. В направленной по этому случаю «памяти» дьяку Сергею Москотинцеву говорилось: «...И Сергею, приехав на Вятку, отдели от боярина и воевод князя Ивана Никитича (Одоевского – THOR) с товарыщи, дьяку Ивану Поздееву и Федору Резанцову отписки, и говорити им, чтобы они собрали на Вятке ратных людей триста человек тотчас, с вогненным и с лучным боем, и рогатины б у них с прапоры были; а были б ратные люди молоды и резвы, и из пищалей бы стреляти были горазды, а старых и недорослей в них не было…»49.

Однако уровень дисциплинированности и боевой выучки пищальников, набираемых из числа посадских людей, был явно недостаточен, и сами они были слишком малочисленны, чтобы представлять собой внушительную силу. Этому препятствовал прежде всего их иррегулярный характер. Отряды стрелков, вооруженных ручным огнестрельным оружием, должны были приобрести более или менее постоянную организацию и регулярно обучаться владению своим оружием. Пищальники нуждались в реорганизации, чтобы успешно противостоять и крымским и ногайским татарам в Поле, и литовцам, и казанцам. Да и в целом политика властей была направлена на протяжении XVI в. на то, чтобы четко разграничить несение военной, гражданской служб и тягла, по возможности не смешивая их. Реформа пищальников была неизбежной.

[thor]

Необходимые предпосылки для этого уже сложились. Выше уже неоднократно отмечалось, что на протяжении первых десятилетий XVI в. в Москве уже освоили производство новейших видов огнестрельного оружия, необходимого количества пороха. В войнах и походах начала века был получен и необходимый положительный и отрицательный опыт применения огнестрельного оружия, в том числе и ручного. Высокой была и боеспособность русских воинов, их воинские качества. Иностранцы, наблюдавшие за русскими воинами того времени, в дни голос подчеркивали их неприхотливость и способность переносить самые тяжелые лишения. Так, Р. Ченслер писал, что «…нет под солнцем людей стол привычных к суровой жизни, как русские: никакой холод их не смущает, хотя им приходится проводить в поле по два месяца в такое время, когда стоят морозы и снега выпадает более чем на ярд. Простой солдат не имеет ни палатки, ни чего-либо иного, чтобы защитить свою голову. Наибольшая их защита от непогоды – это войлок, который они выставляют против ветра и непогоды, а если пойдет снег, то воин отгребает его, разводит огонь и ложится около него. Так поступает большинство воинов великого князя, за исключением дворян, имеющих особые собственные запасы. Однако такая их жизнь в поле не столь удивительна, как их выносливость, ибо каждый должен добыть и нести провизию для себя и для своего коня на месяц или на два, что достойно удивления. Сам он живет овсяной мукой, смешанной с холодной водой, и пьет воду. Его конь ест зеленые ветки, стоит в открытом холодном поле без крова и все-таки работает и служит ему хорошо. Много ли нашлось бы среди наших хвастливых воинов таких, которые могли бы пробыть с ними в поле хотя бы только месяц (выделено мною – THOR)?.. Что могло бы выйти из этих людей, если бы они упражнялись и были бы обучены строю и искусству цивилизованных войн? Если бы в землях русского государя нашлись люди, которые растолковали бы ему то, что сказано выше, я убежден, что двум самым лучшим и могущественным христианским государям было бы не под силу бороться с ним, принимая во внимание степень его власти, выносливость его народа, скромный образ жизни как людей, так и коней и малые расходы, которые причиняют ему, ибо он не платит жалования никому…»50.

Судя по всему, такие люди в окружении Ивана IV нашлись. М. Фоскарини, побывавший в Москве в 1557 г. писал, что «…в настоящее время император Иван Васильевич много читает из истории Римского и других государств, отчего он научился многому. Он также часто советуется с немецкими капитанами и польскими изгнанниками…» Ему вторил другой итальянец, Ф. Тьеполо, также указывавший на присутствие при дворе Ивана IV иностранных военных специалистов51. Даже если они и преувеличивали роль и значение иностранных советников, тем не менее роль их была достаточно велика, и, надо полагать, во многом их советы способствовали рождению знаменитого стрелецкого корпуса.

Эту реформу по праву можно считать одной из наиболее важных среди военных преобразований Ивана IV. Россия сделала еще один большой шаг на пути превращения в «пороховую империю». На смену плохо обученным и организованным, набираемым от случая к случаю отрядам пищальников пришел постоянный корпус пеших стрелков, более или менее единообразно вооруженный и обученный, находившийся на содержании государства. Примечательно, что стрельцы были полностью вооружены огнестрельным оружием. Древковое холодное оружие играло второстепенную роль – и это при том, что в Европе в это время соотношение пикинеров и аркебузиров составляло в лучшем случае 1 к 152. Иван, несомненно, знал о том, что на Западе мушкетеры и аркебузиры в середине XVI в. сосуществовали с пикинерами, которые все еще являлись главной ударной силой европейских армий. Однако он не стал заводить себе этот узкоспециализированный род пехоты. Полезность пикинеров в русских условиях была более чем сомнительна, так как в середине XVI в. главным противником русских были татары, а не европейские армии. Против же татар глубокие, малоподвижные колонны пикинеров были и бесполезны, и беспомощны. Ни уйти, ни навязать бой татарам они не могли, тогда как татары всегда могли буквально расстрелять пикинеров с дистанции, на которой последние не могли нанести степным наездникам ни малейшего вреда. Даже против польско-литовской конницы XVI в., снаряженной «по усарску» и «по козацьку»53, пикинеры были больше обузой, чем необходимым компонентом полевой армии. Их время в России еще не настало.

[thor]

Создание стрелецкого войска относится к 1550 г., когда на основе уже существовавших разрозненных и плохо организованных отрядов «казенных» и «посошных» пищальников было «выбрано» 3000 человек, сведенных в 6 «статей» по 500 стрелков в каждой54. Во главе статей стояли головы – Григорий Желобов Пушешников, дьяк Ржевский, Иван Черемисинов, Василий Прончищев, Федор Дурасов, Яков Бундов55. Им были подчинены сотники из детей боярских, пятидесятские и десятские (соответственно этому делились и сами статьи, позднее переименованные в приказы) Для поселения выборным стрельцам в пределах Москвы была отведена специальная слобода – Воробьева. С самого начала стрельцы более или менее регулярно обучались искусству обращения с фитильными пищалями56.

Практически сразу после своего появления стрельцы получили боевое крещение. Собирая ратников для похода на Казань в 1552 г., Иван IV включил в его состав своих новоорганизованных «выборных» стрельцов57. В ходе осады и штурма Казани стрельцы сыграли важную роль, во многом способствовав успешному завершению кампании и покорению Казанского ханства58. После взятия Казани Иван IV оценил достоинства стрельцов и их число стало быстро расти. Уже в 60-х гг. их было до 8 тыс., а к концу 80-х гг., при наследнике Ивана IV Федоре Иоанновиче – 12 тыс., причем 7 тыс. постоянно проживали в Москве, а 5 тыс. – по городам, неся в них по преимуществу гарнизонную и полицейскую службу. Из числа московских стрельцов 2 тыс. составляли так называемые «стремянные», которые фактически являлись драгунами, т.е. посаженой на конь пехотой59. Стрелецкая пехота стала важным составным компонентом московских ратей конца XVI – начала XVII вв. Ни одна серьезная кампания или поход московской рати в годы Ливонской войны или отражение набегов крымских татар на Москву в 60-70-х гг. не обходился без их участия.

Однако при всей важности создания стрелецкого войска вряд ли стоит придавать им столь большое значение, как, например, сделал это А. Л. Янов. В одной из своих последних работ он утверждал, что стрелецкая пехота была реальной альтернативой развитию поместной конницы, во всяком случае, до тех пор, пока главным противником русских оставались татары60. Существенно потеснить и уж тем более заменить поместную конницу стрельцы ни в коем случае не могли, да перед ними и не ставилась такая задача. Несмотря на то, что стрельцы представляли собой грозную силу, тем не менее бездоспешные, вооруженные слишком медленно стреляющими фитильными пищалями (в лучшем случае стрелец мог сделать один выстрел в минуту)61, на поле боя стрельцы не могли действовать против конницы с большими шансами на успех. Им было нужно прикрытие, из-за которого они могли поражать неприятеля, прежде всего татарских и литовских наездников, не рискуя быть опрокинутыми в момент перезаряжания пищалей.

В Европе таким прикрытием для стрелков служили пикинеры, но, как было отмечено выше, в степи пикинеры были бесполезны. В отсутствие же пикинеров прикрывать стрельцов могли природные препятствия – складки местности, рощи и леса, либо препятствия искусственные – острожки, шанцы и т.п. Укрывшись за ними, стрельцы могли рассчиытвать успешно отразить все атаки неприятеля. Так было, например, в сражении 3-4 июля 1555 г. под Судьбищами, где стрельцы и дети боярские, потерпев поражение от крымчаков, укрылись в дубраве и отстреливались до самого вечера, когда хан, опасаясь подхода свежих русских сил, отступил62. Но степная война была слишком скоротечна и непредсказуема, чтобы можно было рассчитывать на то, что татары дадут время русским воеводам ошанцеваться или разместить своих стрелков в природных укрытиях.

Намного более успешно стрельцы действовали при осадах и оборонах крепостей, где у них было время устроить себе необходимые защитные сооружения – окопы, тын, туры. Поэтому можно смело утверждать, что, создавая корпус стрельцов, Иван его советники довольно успешно приспособили европейский опыт создания пехоты к русской реальности. Они не стали слепо копировать европейские военные установления и заводить себе два достаточно узкоспециализированных рода пехоты, ограничившись одним, но наиболее эффективным в конкретных русских условиях. Появление тсрелецкого войска стало своеобразным ответом русской военной мысли середины XVI в. на растущую эффективность ручного огнестрельного оружия. Стрельцы должны были выступать только как дополнение к поместной коннице, вооруженной главным образом холодным и метательным оружием. Но занять господствующее место в русском войске того времени они еще не могли. Для этого должно было измениться и оружие, и тактика, и противник. Пока же этого не произошло, стрельцы оставались пусть и важным, необходимым, но второстепенным компонентом российского войска XVI в. Об этом же говорит и удельный вес стрельцов в русском войске к концу XVI в. К этому времени, по разным оценкам, численность русской армии составляла, по разным оценкам, от 75 до 110 тыс. чел., тогда как корпус стрелецкой пехоты насчитывал, как было отмечено выше, всего лишь около 12 тыс. чел.63, и это при том, что далеко не все из них могли принимать участие в дальних походах и кампаниях. Тем не менее важный шаг по пути создания в России армии нового типа был сделан. От пищальников Василия III и стрельцов Ивана IV лежит прямой путь к солдатским полкам Михаила Федоровича и Алексея Михайловича, а от них – к петровским фузелерам.

[thor]

Примечания.

1. См., например: Копылов И.А. От регулярных войск к регулярной армии // Военно-исторический журнал. 1999. № 1; его же. От стрельцов до космических войск // Родина. 1999. № 5.

2. Контамин Ф. Война в средние века. СПб., 2001. С. 156-157.

3. Летописный сборник, именуемый патриаршей или Никоновскою летописью // ПСРЛ. Т. XI. М., 2000. С. 74-75; Типографская летопись // Полное собрание русских летописей (далее ПСРЛ). Т. XXIV. М., 2000. С. 151-152.

4. Псковские летописи // ПСРЛ. Т. V. Ч. 2. М., 2000. С. 154.

5. Контамин Ф. Указ. соч. С. 161-163; Носов К.С. Осадная техника античности и средневековья. СПб., 2003. С. 224-238.

6. Там же. С. 167.

7. Уваров Д. Западноевропейские средневековые метательные машины // Воин. № 11. 2003. С. 18.

8. Худяков Ю.С. Вооружение центрально-азиатских кочевников в эпоху раннего и развитого средневековья. Новосибирск, 1991. С. 167.

9. Parker G. The Military Revolution. Military innovation and the Rise of the West, 1500-1800. Cambridge, 1988. Р. 4. Проблема военной революции применительно к истории русского военного дела на рубеже средневековья и Нового времени заслуживает специального исследования, но само появление на вооружении русских ратей первоначально артиллерии, а потом и ручного огнестрельного оружия и отрядов пехоты, вооруженной им, свидетельствовало о том, что Россия пусть и с некоторым опозданием, но включилась в этот процесс, буквально прыгнув на подножку уходящего поезда. Татары же и турки сделать этого не успели, что и обусловило их будущие поражения в сражениях с армиями Запада и России.

10. Kennedy P. The Rise and Fall of Great Powers. Economic Change and Military conflict from 1500 to 2000. N.-Y., 1987. P. 15.

11. Уткин А.И. Вызов Запада и ответ России. М., 2003. С. 60.

12. Древняя российская вивлиофика. 2-е изд. Ч. IV. М., 1788. С. 11.

13. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М. 2003. С. 102.

14. Герберштейн С. Записки о московитских делах // Россия XVI в. Воспоминания иностранцев. Смоленск. 2003. С. 208. См. также, например, запись в Типографской летописи под 6998 годом, когда «…прииде от Рима на Москву брат великии княгини Софьи, именем Андрей, сын Фомин, деспода Аморейскаго, да с ним вместе приидоша послы великаго князя Дмитрей и Мануйло, Ивановы дети, Ларова, и приведоша с собою к великому князю мастеров: архитихтон, именем Петр Антоний, да оученик его Замантоний, мастеровы стенные и полатные, да пушеснаго мастера Якова с женою, да серебряных мастеров Христофора с двема оученикома от Рима, да Ольберта Немчинина из Любка, да Карла с учеником из Медиолана, да Петра Райка, грека из Венеции…» (ПСРЛ. Т. XXIV. С. 206).

15. См., например: Софийская вторая летопись // ПСРЛ. Т. VI. Вып. 2. Стб. 341.

16. Хорошкевич А.Л. Русское государство в системе международных отношений конца XV – начала XVI в. М., 1980. С. 39-40; ПСРЛ. Т. VI. Вып. 2. Стб. 341. Об этом же свидетельствовал в 1486 г. и московский посол при дворе миланского герцога Дж. Г. Сфорца Г. Перкамота: «…После того, как немцы совсем недавно (выделено мною – THOR) ввезли к ним самострел и мушкет, сыновья дворян освоили их так, что арбалеты, самострелы и мушкеты введены там и широко применяются…» (Иностранцы о древней Москве. Москва XV-XVII вв. М., 1991. С. 13).

17. ПСРЛ. Т. VI. Вып. 2. Стб. 260.

18. Летописный сборник, именуемый патриаршей или Никоновскою летописью // ПСРЛ. Т. XII. С. 201; ПСРЛ. Т. XXIV. С. 199.

19. ПСРЛ. Т. XII. С. 213.

20. ПСРЛ. Т. VI. Вып. 2. Стб. 315.

21. Там же. Стб. 335.

22. Летописный сборник, именуемый патриаршей или Никоновскою летописью // ПСРЛ. T. XIII. С. 2, 19.

23. Там же. С. 19.

24. Так, десятня 1577 г. коломенских дворян и детей боярских показывает, что и сами дети боярские, и их слуги были вооружены саадаками и саблями, редко копьем. Об огнестрельном оружии речь даже и не шла (Российский государственный архив древних актов (далее РГАДА). Ф. 210. Оп. 4. Дела десятен. № 17. Л.л. 1-106). Несильно изменилась ситуация и спустя полвека. Десятня 1622 г. по каширским дворянам и детям боярским показывает, что на 236 детей боярских и дворян, вооруженных саблей и саадаком либо одним саадаком, приходилось 2 с рогатиной и саблей, 16 с саблей и 65 с саблей и пищалью (РГАДА. Ф. 210. Оп. 4. Дела десятен. Л.л. 2 об. – 317, 332 об. – 262).

25. ПСРЛ. Т. XII. С. 213.

26. В своей истории польской пехоты Я. Виммер указывал, что польская пехота в конце XV – начале XVI в. состояла главным образом из стрелков, вооруженных арбалетами или ручницами и прикрывавших их павезьеров. Копейщики и пикинеры, в отличие от господствовавшей в то время на западе Европы швейцарской военной школы, играли явно второстепенную роль. Так, в 1496 г. пехотная рота ротмистра Пиотровского имела в своем составе 16 копейщиков, 6 знаменосцев, 10 павезьеров, 44 стрелка с ручницами (гаковницами) и 128 арбалетчиков (Wimmer J. Historia piechoty polskiej do roku 1864. Warszawa, 1978. S. 87-88, 90). См. также: Грабарчик Т. Арбалеты и луки польской наемной пехоты в 1471-1500 гг. // Para bellum. № 3(19). 2003. С. 55-68.

27. Вахрамеев И.А. Исторические акты Ярославского Спасского монастыря. Т. 1. М. 1896. С. 6; Голубцов И.А. Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI в. Т. 3. М., 1964. С. 369.

28. Так было, например, в 1533 г., когда, готовясь к отражению набега крымских татар на Москву, русские воеводы расположили свой «наряд» «…по берегу на вылазех от Коломны и до Коширы и до Сенкина и до Серпухова и до Колуги и до Угры; добре было много, столко и не бывало…» (ПСРЛ. Т. XIII. С. 64-65).

29. Герберштейн С. Указ. соч. С. 207.

30. См., например: ПСРЛ. Т. V. Ч. 2. С. 252.

31. ПСРЛ. Т. XII. С. 254; Т. VI. Вып. 2. Стб. 365; Т. XIII. С. 16, 20.

32. ПСРЛ. Т. XIII. С. 22. Описание сражения см. также: Герберштейн С. Указ. соч. С. 172-173. Внешний вид «желнырей» показан на картине неизвестного художника, современника событий, «Битва под Оршей». На ней стрелки гетмана Острожского построены в 4 шеренги, причем 1-я шеренга вооружена длинными пиками, за ними стояли павезьеры, а 3-я и 4-я шеренги были вооружены аркебузами. Примечательно, что все пехотинцы были защищены шлемами типа «салад», а первая шеренга – полным готическим доспехом по типу швейцарских пикинеров первых шеренг баталии. Если художник точно отобразил реалии битвы, то можно предположить, что, по крайней мере, часть литовской пехоты состояла из немецких наемников-ландскнехтов. Всего же гетман Острожский имел около 3 тыс. польско-литовских пехотинцев (Wimmer J. Op. cit. S. 97).

33. История о Казанском ханстве (Казанский летописец) // ПСРЛ. Т. ХIХ. М., 2000. Стб. 24-25.

34. Так, в 1517 г. на службу к московскому великому государю прибыло несколько южногерманских (!) мастеров-оружейников из Инсбрука (Хорошкевич А.Л. Указ. соч. С. 240).

35. Чернов А.В. Вооруженные силы русского государства в XV-XVII вв. М., 1954.

36. Пахомов И. Пищальники Василия III // Цейхгауз. № 20. 2003. С. 6-9.

37. Зимин А.А. К истории военных реформ 50-х гг. XVI в. // Исторические записки. № 55. 1956; Кирпичников А.Н. Военное дело на Руси в XIII-XV вв. Л., 1976.

38. Чернов А.В. Указ. соч. С. 284.

39. ПСРЛ. Т. XIX. М., 2000. Стб. 44-45.

40. Милюков П.Н. Древнейшая разрядная книга оффициальной редакции (по 1565 г.) (далее ДРК). М., 1901. С. 41.

41. ПСРЛ. Т. V. Ч. 2. С. 258.

42. ДРК. С. 47.

43. ПСРЛ. Т. V. Ч. 2. С. 259.

44. Чернов А.В. Указ. соч. С. 30-31. См. также Вернадский Г.В. Россия в средние века. Тверь-Москва, 1997. С. 159; Павла Иовия Новокомского книга о посольстве, отправленном Василием Иоанновичем, великим князем Московским, к папе Клименту VII, в которой с достоверностью описаны положение страны, неизвестной древним, религия и обычаи народа, равно как и цель посольства; между тем показаны заблуждения Страбона, Птолемея и других географов, упоминавших о Рифейских горах, существование коих в наше время отвергнуто ясными доводами // Библиотека иностранных писателей о России. Т. 1. Отд. 1. СПб., 1836. С. 53. Перевод с латинского на русский части данного отрывка в этом издании не совсем верен, поскольку склопеттарии, о которых писал Павел Иовий, это не артиллеристы, а именно стрелки из ручного огнестрельного оружия (О склопеттариях см. Контамин Ф. Указ. соч. С. 152).

45. Герберштейн С. Указ. соч. С. 208.

46. Иностранцы о древней Москве. Москва XV-XVII веков. М., 1991. С. 63.

47. ПСРЛ. Т. XIII. С. 97-98;

48. Чернов А.В. Указ. соч. С. 30-31.

49. Витебская старина. Т. IV. Витебск. 1885. С. 31; Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией императорской Академии наук. Т. II. СПб., 1836. Стб. 334.

50. Ченслер Р. Книга о великом и могущественном царе России и князе Московском, о принадлежащих ему владениях, о государственном строе и товарах его страны, записанная Ричардом Ченслером // Россия XVI в. Воспоминания иностранцев. Смоленск. 2003. С. 447.
51. Иностранцы о древней Москве. Москва XV-XVII веков. М., 1991. С. 56, 64.

52. Так, в 1548 г. венецианская армия имела на 60 % пикинеров 30 % аркебузиров и 10 % алебардьеров, английская армия во время фландрской экспедиции 1571-1572 гг. – 6 % алебардьеров, 20 % мушкетеров, 34 % аркебузиров и 40 % пикинеров. В 1600 же году французская армия насчитывала мушкетеров и пикинеров в соотношении 1 к 1, а испанская – 10 % алебардьеров, 30 % пикинеров, 25 % мушкетеров и 35 % аркебузиров. У голландцев же пехотная рота из 135 человек в 90-х гг. XVI в. включала в себя 74 стрелка (44 аркебузира и 30 мушкетеров) и 45 пикинеров (См.: Hale J.R. War and Society in Renaissance Europe, 1450-1620. N.-Y., 1985.. P. 52; Tallett F. War and Society in early modern Europe 1495-1715. L. 1992. P. 24.).

53. Организацию литовского войска в 1528 и 1567 гг. см.: Литовская метрика. Перепись войска литовского // Русская историческая библиотека. Т. XXXIII. Пг., 1915. Стб. 7-1378.

54. По мнению А.А. Зимина, это произошло между сентябрем 1549 г. и августом 1550 г. (Зимин А.А. К истории военных реформ 50-х гг. XVI в. // Исторические записки. № 55. 1956. С. 355-357). По нашему мнению, создание постоянного корпуса стрельцов преследовало не только чисто военные цели, но и внутриполитические. Иван IV нуждался в силе, которая была все время у него под рукой и зависела бы только от него. Тогда можно было бы избежать повторения событий лета 1547 г., когда москвичи, обвинив в пожаре семейство бояр Глинских, устроили с попущения боря, противников Глинских, 2-дневный погром, после чего «…приходиша многия люди чернь скопом ко государю в Воробьево, глаголюще нелепая, что буд(им гсдрь) то государь хоронит у себя княгини Анну и князя Михаила и он бы их выдал…» (ПСРЛ. Т. XIII. С. 456-457).

55. Чернов А.В. Образование стрелецкого войска // Исторические записки. № 38. 1951. С. 285; Русский хронограф // ПСРЛ. Т. XXII. М.,2005. С. 532.

56. На более или менее постоянный характер обучения указывают те же Фоскарини и Тьеполо (см.: Иностранцы о древней Москве. Москва XV-XVII веков. М., 1991. С. 56, 64), причем нельзя исключить, что это обучение проводилось при участии иностранцев. Имеются сведения о проведении стрелковых смотров в присутствии самого царя.

57. ПСРЛ. Т. XIII. С. 201, 203.

58. Там же. С. 206, 207, 208, 212, 213 и др. Об этом также писал и А. Курбский в своей «Истории о великом князе Московском» (Русская историческая библиотека. Т. XXXI. СПб., 1914. Стб. 182, 184, 188, 190, 195).

59. Иностранцы о древней Москве. Москва XV-XVII веков. М., 1991. С. 56, 63; Флетчер Дж. О государстве Русском // Проезжая по Московии. (Россия XVI-XVII веков глазами дипломатов). М., 1991. С. 79.

60. См.: Янов А.Л. Россия: у истоков трагедии 1462-1584. М., 2001. С. 165-167.

61. «Стрельцы, – писал Дж. Флетчер, – составляющие пехоту, не носят никакого оружия, кроме самопалов руке, бердыша на спине и меча сбоку…» (Флетчер Дж. Указ. соч. С. 82).

62. «…А околничей Алесей Данилович Басманов да Степан Сидоров наехал в дубраве коши своих полков и велел тут бити по набату и в сурну играти, и к нему сьехалися многие дети боярские и боярские люди и стрелцы, тысеч с пять, с шесть, и тут осеклися. И царь к ним прступал со всеми людми и з пушки и з пищалми и до вечерни. И Божиим милосердием, дал Бог, Алексей Данилович тут от царя отсиделся, из луков и из пищалей многых Татар побили…» (ПСРЛ. T. XIII. Ч. 1. С. 257).

63. Иностранцы о древней Москве. Москва XV-XVII веков. М., 1991. С. 63; Кром М.М. О численности русского войска в первой половине XVI в. // Российское государство в XIV – XVII вв. Сборник статей, посвященный 75-летию со дня рождения Ю.Г. Алексеева. СПб., 2002. С. 67-82; Разин Е.А. История военного искусства. СПб., 1994. С. 343; Середонин С.М. Известия иностранцев о вооруженных силах Московского государства в конце XVI в. СПб., 1891. С. 13;Флетчер Дж. О государстве русском // Проезжая по Московии. (Россия XVI-XVII веков глазами дипломатов). М., 1991. С. 79; Чернов А.В. Вооруженные силы русского государства в XV-XVII вв. М., 1954. С. 94 и др.