Вяч.Иванов "Дионис и прадионисийство"(1923г., издание 2000г.)
Буколы
1.
Важнейшее таинство афинской государственной религии — бракосочетание супруги архонта-царя с Дионисом на празднике Анфестерий — совершается отчасти в Ленее, обители жениха, отчасти в жилище невесты, на царском дворе в так называемом Буколионе, о котором Аристотель, в «Государстве Афинском», говорит: «Царь занимал Буколион, как он зовется ныне, что близ Пританея. И вот тому доказательство: еще и ныне правится там брачная ночь жены царя с Дионисом». Но имя Буколион (Bukoleion) предполагает «буколов» (bukoloi): «бычарня» принадлежала «волопасам».
Ясно, что Буколион, с его священным брачным чертогом, будучи одной из главных и древнейших святынь города, — не просто государственный скотный двор, как прозаически думал поэтический Курциус, или ферма, хотя бы и предназначенная для развода жертвенных животных, — и что «волопасы» не просто пастухи и скотники принадлежащих богам стад. Не нужно, впрочем, забывать собственного смысла терминологии, почерпнутой, всего вероятнее, из круга зооморфической обрядовой символики, чтобы, тем не менее, соединять с именем «волопасов» представление о коллегиальном союзе каких-то священнослужителей (hieropoioi), о некоторой сакральной организации, уже в очень давнее время занявшей видное место в религиозно-государственном строе Афин — и, следовательно, необходимо связанной с родовым укладом.
В самом деле, мы встречаем в афинской старине следы рода, одноименного с предполагаемыми «волопасами»: в XV песне Илиады упоминается некий lasos archos Athenaion — сын Буколида Сфела.
Осторожный Тепффер не решается (вопреки мнению Виламовица) занести в список исторических родов Аттики этот род, о котором дальнейших свидетельств нет, и ограничивается предположением генеалогической связи с родом Буколидов на Итаке. Как бы то ни было, древность «волопасов» уже этим упоминанием кажется предварительно подтвержденной. Но что разумелось под буколами в более доступные исследованию эпохи?
2.
Религиозные общины буколов из эпох эллинистической и римской достаточно известны, особенно по надписям и можно считать удостоверенным их независимое бытие от общин чисто-орфических, между тем как прежде понятие и имя «буколов» казались лишь элементами орфической символики. Божества буколических фиасов суть, прежде всего, Дионис, потом — Артемида и, как явствует из орфических гимнов, Геката и Куреты.
Распространены были эти фиасы, судя по численности надписей, как раз в тех местностях, — именно, в Понте и в Ионии, — где, по словам Лукиана, особенно любимы были и целыми днями занимали зрителей «вакхические балеты» (bakchike orchesis) — мифологические пантомимы с ролями Титанов, Корибантов, Сатиров и — Буколов. Итак, буколы-фиасоты приняли мистическое имя «пастырей» дионисийского мифа.
В надписях упоминаются среди мистов-буколов — «архибуколы», «гимноучители», «силены», далее — «ликнофоры», «кисгофоры», «архи-мисты» и настоятельницы менад — «архибассары». Достоинство «архибукола» было, по-видимому, родом пожизненного жречества, тогда как, напротив, «архимисты» были временными архонтами, или председателями, мистерий.
Что буколические общины по своему происхождению гораздо древнее той поры, к которой относятся прямые о них известия, можно утверждать с достоверностью, хотя бы по характерным сообщениям о Кратине, одна из комедий которого носила, соответственно маскам хора, название «Буколы» и начиналась с дифирамба, почему Аристофан, осмеивая «вакхизм» (bakcheia) своего собрата по искусству, придает ему в шутку эпитет Диониса-Дифирамба — «таврофаг», или «пожиратель быка».
В трагедии «Критяне» Еврипид выводит хор мистов, корифей которых называет себя «мистом идейского Зевса» и «волопасом блуждающего по ночам Загрея, причастившимся омофагии и вознесшим светочи горной Матери, одним из посвященных вакхов».
Как мисты Загрея, буколы восходят, очевидно, к орфической организации VI века и представляют собой разновидность Орфеева братства; из чего, однако, не следует, что союзы пастырей не сохранили в своих мистериях обряда столь же древнего, как их имя. Напротив, внутренняя вероятность говорит в пользу предположения, что волопасы настолько же старее орфиков, насколько бог-Бык старее орфического Загрея, и что их задолго до орфической реформы оставившая свой след в Афинах община была одним из древнейших вместилищ образующейся Дионисовой религии.
3.
Природа этой религии такова, что, как только она перестает быть темным и обособленным культом оргиастических кланов и определяется как религия в собственном смысле, т. е. как почитание божества, не ограниченного в своих проявлениях кругом своего племени, но живого и действенного повсюду, — она порождает соединения людей, связанных между собой общением обрядовых тайнодействий (orgia kai teletai, mysteria). Едва становится возможным принятие этой религии иноверцами, «обращение» в Дионисову «веру» (пример такового мы имеем в рассказе Геродота о царе скифской Ольвии), возникают оргии посвященных и, следовательно, фиасы: ибо уверовать в Диониса, значит принять его оргии. Большей частью фиасы примыкают к роду, носителю обрядового предания; но они могут установить и quasi-родовую традицию, определиться как фиктивно-генеалогический союз оргеонов, «род» (genos) в расширенном и условном значении этого слова.
К этому присоединяется то огромной важности обстоятельство, что оргии в исконной триетерической их форме — достояние одних женщин. Мужское служение должно быть отдельным от женского; мужчинам не звучит призыв «в горы!» — и Кадм с Тиресием, увенчавшись плющом, не последуют за сонмом вакханок. «Вакхи» принуждены к иным, хотя и аналогичным женскому оргиазму священнодействиям, мистический характер коих требует общинной замкнутости. Мы знаем такую древнюю мужскую общину, признавшую своим родоначальником и главой Дионисова пророка — Орфея; непосредственно эпифании бога открыты одним женщинам. Но орфики были не единственным соединением этого рода: Геродот называет наряду и в связи с ними «вакхических» мистов.
Таковы были, по-видимому, одновременно с первыми орфиками, — и «волопасы Загрея», — «буколы», «буты» (bukoloi, butai).
На эти ранние союзы не должно переносить представления о секте и сектантском догматизме: они различествовали от родственных организаций лишь обрядовой практикой. Синкретизм мифа и священной доктрины начинается там, где кончается родовой партикуляризм первобытного культа. Буколы могли примкнуть к орфическому союзу и все же сохранить особенности, отличающие их от орфиков. Элевсин, установив общение с орфиками и восприяв их влияние, продолжал независимо развивать свою обособленную религиозную форму. Явление поздней теократии, которое мы наблюдаем в римской надписи некоего поклонника Митры и Диониса вместе, иерофанта и архибукола, называющего себя, по иерархическим ступеням посвящения, коих он достиг в различных ложах, — «pater patrum dei Solis Invicti Mithrae hierophanta Hekatae Dei Liberi archibucolus taurobolio criobolioque in aeternum renatus» (CIL VI, 510), — коренится в древних основах античного религиозного сознания. — По-видимому, «буколы-вакхи» есть общее наименование мужских дионисийских общин повсюду, где господствующим символом бога был бык, под каковым именем (tauros) он особливо почитался в Феспиях и в Элиде, как явствует из обрядовой песни элейских женщин:
Герой Дионис, примчись к нам,
Во храм, с Харитами,
На элейский пречистый
Жертвенник!
Ярым быком накати к нам,
Бык достохвальный!
Бык достохвальный!
Но образ и атрибуты бога-быка суть общие и постоянные черты повсеместно принятой дионисийской символики. В отдельных местах это основное представление порождало своеобразные мифы: в Аргосе Дионис — бог, рожденный коровой (bugenes), сын Ио.
Песнь двуострой секиры — дифирамб, — которой сопровождалось убиение быка в жертву богу секиры, он же вместе и бог-бык, — отожествляется с Дионисом-Дифирамбом-быкоубийцей-быком. Энтузиастические жертвоприношения этого рода сохранились, из ранней поры дифирамба, в отдельных поместных обрядах. Сюда относятся критские таврофагии и тенедосская жертва, о которой речь будет ниже; сюда же обряд в Кинете, так описываемый Павсанием (VIII, 19, 2): «Зимнее в Дионисову память (т. е. в пору пребывания бога в подземном царстве) справляется празднество: мужи, вымазанные жирно елеем, из стада быков одного, на коего бог наведет их мысль (следовательно, в состоянии оргиастически-вдохновенном, по первоначальному смыслу обряда), подхватив, несут ко храму для принесения в жертву».
Естественно предположить, — в виду признаков более глубокой древности чисто-буколического культа в сравнении с культом орфическим, — что, прежде чем буколы научились от орфиков называть своего бога Загреем, они были просто быкоубийцами и «таврофагами»: назначение их оргиастических общин состояло в принесении таинственной энтузиастической жертвы, объектом коей был бог-бык, а мистическим субъектом бог-топор, причем оба бога сливались в одно божество, чье изображение мы видим в кносской голове быка с двойной секирой, вырастающей из черепа и опирающейся лезвиями на рога.
4.
Среди афинских исторических родов (помимо упомянутых в § 1 Буколидов) мы встречаем, по крайней мере, три рода, стоящих в ближайшем отношении к тотему быка. Эти роды суть: Бутады (Eteobutadai, т. е. подлинные, исконные Butadai), Бузиги (Buzygoi) и Фавлониды (Thaulonidai). Имена первых двух совпадают со священными прозвищами (epikleseis) Диониса: «волопас» (Вukolos— Вutes) и «сопрягатель быков» (Вuzygos). Ликург — наследственное имя в роде Бутадов: характерный признак принадлежности рода к дионисийскому культовому кругу, подтвержденный и усиленный еще тем совпадением, что уже у Гомера Ликург—букол, — это показывает наименование его оружия, (buplex), — как букол, по самому имени, и Ликургов брат и двойник — Бут (Butes), родоначальник Бутадов.
О Фавлонидах известно, что они искони совершали афинский обряд «Буфоний» (buphonia), т. е. «быкоубийства». А именно, из их рода выбирались «быкобойцы» (butypoi), и сам «быкоубийца» (buphonos) был всегда Фавлонид, тогда как другие священнодействия при жертвоприношении были предоставлены двум элевсинским родовым коллегиям (gene) — Кентриадов и Детров, принадлежащими к элевсинскому роду Кериков (Kerykes). Первые (Kentriadai) загоняли быка на медный помост «рожнами» (kentra); вторые (Daitroi, синонимически — Mageiroi) рассекали быка на части, после того как «быкоубийца» нанес ему удар священным топором, который предварительно оттачивали и ритуально передавали из рук в руки члены особой коллегии священнослужителей, при участии избранных девиц, на чьей обязанности лежало приносить нужную при оттачивании топора воду. «Рожны» или бодала (kentra), под коими разумеются пастушеские копья, составляют священную утварь буколических мистерий. — Заметим мимоходом, что наше «противу рожна прати», заимствованное из рассказа об обращении Савла в Деяниях апостолов, есть, в конечном счете, цитата из Пиндара или трагиков которые, в свою очередь, заимствовали образ противящегося священнослужителям быка из обрядовой практики и фразеологии буколов; ибо если даже это уподобление было поговоркой уже в VI веке, тем не менее, его отношение к сценам жертвоприношений и священного боя быков было тогда совершенно прозрачно. По распространенности подобных речений, почерпнутых из буколической литургики, можно судить о распространении и влиянии этого культа .
Кроме названных наследственных священнослужителей, эпиграфически засвидетельствованы, в качестве участников афинских Буфоний, еще butai, т. е. прямо буколы.
Обряд Буфоний совпадает в столь характерных чертах, как преследование быкоубийцы и его бегство к морю, с тенедосским действом, о котором имеем следующее свидетельство; «Тенедосцы Человекорастерзателю-Дионису откармливают тельную корову; когда же она отелится, ухаживают за ней, как за роженицей; а новорожденный приплод приносят в жертву, обув в котурны; и в того, кто нанес ему удар топором, бросают камни всенародно, пока он не добежит до моря».
Что священный топор Буфоний был двуострой секирой, каковая изображена на монетах Тенедоса, видно уже из того, что он носит имя «быкоубийца» (buphonos), почему и подвергается суду как таковой: имя же это — не только священное прозвание Диониса, но вместе и наименование дифирамба и двойного топора.
5.
Аналогические празднества и обряды встречаются, далее, на о. Косе (где можно наследить древние человеческие жертвы) в честь Зевса Полнея и Маханея; и имя месяца Буфониона на Делосе и Теносе свидетельствует о том же культе на этих островах. Праздник Dios Bus справлялся и в Милете. В Магнесии на Меандре Буфониям аналогичны обряды в честь Зевса-Сосиполия. В дни празднования Зевса Полнея на Косе приносятся и жертвы растительному Дионису Скиллиту. Итак, то, что в Афинах является культом древнейших буколов есть общее явление островного круга прадионисийской религии Зевса-быка и двойного топора, развившейся в религию морского и растительного Диониса-Быка-Дифирамба.
В самом деле, как объясняется тот факт, что столь отличительно выраженный культ буколический и дионисийский связан не с именем Диониса, а с именем Зевса? Ибо афинские Буфоний суть жертва Зевсу-Градовладыке (Рolieus) на празднике Диполий, и тому же Зевсу приносятся подобные же жертвы на Косе. Ответ на это в связи всего нашего исследования о происхождении Дионисовой религии, может быть один: начались Буфоний в ту эпоху, когда божество Диониса в его отдельной от Зевса особенности еще не было установлено или повсеместно ведомо и принято; как обряд, так и весь союз аттических буколов сохранил печать той ступени в развитии Дионисова культа, когда оргиастическое божество было мыслимо монотеистически, когда еще не знали сына Зевсова и чтили пра-Диониса под именем Зевса.
Это объяснение подтверждается характером обряда и этиологией обрядового предания. Полевой магизм и здесь, как в упомянутом обычае зимнего жертвоприношения Дионису в Кинете, составляет доисторическую подоснову позднейшего культа: земледельчески заклинательную силу имеет чучело жертвенного быка, впряженное в плуг. Обряду приданы формы, изобразительно запечатлевающие этиологический миф: согласно этому мифу, сельская жертва вначале была бескровной, случайно убит был впервые бык-кормилец, и это преступление навлекло на страну кару богов: отсюда — суд над убийцей и его изгнание.
Перед нами пример приспособления исконного сельского культа к занесенному с Крита культу бога двойного топора, тотем которого — бык — совпал с местным тотемом пастухов и пахарей. Что бык — бог в зверином образе, очевидно из представления о священнодействии как о вынужденном святотатстве; это представление типически сопровождает жертвенные богоубийства первобытных религий. Прибавим, что особенное значение придается вкушению от рассеченных частей быка: оно предписано оракулом как причащение плоти бога. Но, рядом с тотемом бога, мы видим и фетиш его: ибо топор мыслится живым и ответственным за убийство, как мыслило средневековье мечи. И тотем, и фетиш мы находим на Крите; и, — что особенно важно, — отожествление того и другого, раздвоение божества на жертвенную и жреческую ипостась его единой сущности — эти представления не могут быть наследием простого сельского магизма, равно как и представление о воскресении быка через год для новой жертвы, определенно намеченное в мифе, — но свидетельствуют о происхождении церемонии из высокоразвитой оргиастической религии. Что божественные бык и топор — одна живая сущность, idem numen, совершители жертвы, по-видимому, знали; во всяком случае, обряд Буфоний причисляется к афинским «мистериям».
На религию пра-Диониса указывает и погружение топора в море, по приговору суда, — связь представлений быка, топора и моря. Впрочем, само предание помнит (по Феофрасту), что убийца бежал на Крит. Бузиги, один из вышеназванных буколических родов Аттики, называли в числе своих предков-героев некоего Эпименида, которого, по убедительно высказанному Тепффером мнению, нет оснований различать от критского пророка. Афинянам было понятно, почему «волопасы Загрея» у Еврипида — критяне.
К изложенной религиозно-исторической характеристике древнейших буколических родов Аттики нам остается прибавить еще следующее соображение. Недоумение исследователей возбудило Страбоново (VIII, 383) обозначение аттической филы Эгикореев (Aigikoreis) как «священнослужителей» (hieropoioi).
Нам кажется, что это недоумение разрешается допущением, что речь идет и здесь о буколических родах (так, Бутады принадлежали к филе Aigeis). В самом деле, та же фила означается в другом месте (у Плутарха) как «пастушеская». Что же удивительного, что пастушеская фила — фила священнослужителей, или жрецов? Мы видели, что древнейший пастушеский культ был представлен в исторических Афинах рядом жреческих родов и составил важную часть общегосударственной религии. На связь названной филы с дионисийским мифом указывал Маасе; если мы примем, что ее имя в самом деле происходит от волн (aiges, — «qui caerula verrunt»), своеобразное сочетание обряда Буфоний с морем, из-за которого впервые пришел быкоубийца — двойной топор, покажется нам еще более многозначительным.
6.
По Виламовицу, Буколион в Афинах — религиозный центр аттического культа Диониса-быка, заимствованного из Фив. Брачный чертог (thalamos) Семелы в Кадмейском кремле, описанный у Павсания (IX, 12. 4), был «буколион»; ибо Eврипид говорит о древесном стволе, упомянутом в этом описании, что Дионисов столп чудесно обвился плющом «в чертогах буколов». Отсюда Виламовиц заключает, что культ Диониса-быка был принесен в Аттику из Беотии, как позднее и культ Диониса-Элевтерея.
Но мы видели, что аттические буколы восходят к прадионисийской эпохе. Буфоний не были бы жертвой Зевсу Полнею, если бы бог-бык был изначала беотийским Дионисом. С другой стороны, ничто не препятствует предположить прадионисийское почитание быка в Беотии, под влиянием Крита; и только при этом предположении возможно допустить беотийское опосредствование критского влияния по отношению к Аттике. Культ Элевтерея также обнаруживает общение Беотии с Критом в эпоху образования Дионисовой религии.
Город Элевтеры и его эпонимного героя Элевтера мы равно встречаем на аттико-беотийской границе и на острове Крите. Подобно Икарию, беотийский Элевтер, первоначально самостоятельный местный хтоническии демон, становится потом гостеприимцем бога Диониса, наводящего на дочерей его безумие. Герой только впоследствии, он искони объект местного оргиастического культа, deus Liber в оргийном значении «разрешителя душ». Ибо он дает своим поклонникам возможность, надев его звериную маску, подменить свою душу его демоническим присутствием; его сила высвобождает души живых и души умерших и позволяет им временно блуждать в чужих обличиях; он снимает для людей, им одержимых, все запреты, и его вселение очищает от всех недугов и немощей душевных и телесных. Тот же круг религиозных представлений лежит в основе фиванского культа Диониса-Лисия; этиологический миф знает его как разрешителя от уз, освободителя от плена при помощи волшебных чар виноградного сока; но служения ему, именуемые мистериями, имели катартический характер, ознаменованный самим именем бога.
Критский Элевтер делается одним из Куретов: героизируя местного демона, естественно было ввести его в круг общего мифа под этой оргиастической маской; ему к лицу кружиться, ударяя мечом в щит, перед сводом пещеры, где коза Амалфея вскармливает будущего эгидоносца. Этому образу буйного юноши-воина отвечает облик элевтерейского бога в черной эгиде, т. е. козьей шкуре (Melanaigis), с убийственным копьем в руке, от вида которого девы впадают в безумие.
Культ Диониса-Элевтерея сравнительно поздно принимается Афинами и вызывает необходимость второго весеннего празднования бога — Великих Дионисий*.
___________________________________________________________
*Из Микенской надписи, предписывающей жертвоприношение козленка Бакхею (чтимому, кроме того, на Наксосе, в Эритрах и Илионе) в месяце Бакхионе и угощение жрецов,
Протт (leg. sacr. p. 17), отожествляя названный месяц с аттическим Элафеболионом,
заключал, что, как Анфестерии — установление древле-ионийское, так и Великие
Дионисии были приурочены к общеионийскому второму весеннему празднованию
Диониса.
___________________________________________________________
Это — самое позднее наслоение Дионисовой религии в Аттике. Культ буколов первоначально — критский прадионисийский культ; Дионисовым делается он вследствие сочетания с другим аттическим культом, который узнал Диониса раньше буколов. Этот древнейший аттический культ Диониса начался в Эпакрии.
7.
Герой Эпакрии — Икарий; это — местный Дионис того периода, когда имя бога еще не найдено, — страстной демон, хтонический податель изобилия и, в частности, покровитель винограда. Почитается он оргиастическим культом, человеческими жертвами, исступлением женщин, фаллическими обрядами и изначала мыслится в некоей связи с Артемидой. Потом, подобно Элевтеру, он обращается в героя, гостеприимца Дионисова. Ибо в царствование Пандиона в Афинах, говорит миф, Дионис пришел к Икарию. Это пришествие означает усвоение имени божества и приведение местного оргиа-стического культа в соподчиненное отношение с рядом других ему подобных.
Имя Диониса было заимствовано: откуда? Пандиона, через дочь его Пандиониду, предание связывает с мифом о Терее. Нам кажется важным в этом мифе не фракийское происхождение Терея, но женский оргиазм и локализация последнего в Давлиде, у предгорий Парнаса. Имя Диониса и его религию в собственном смысле принесли женщины-феориды (паломницы), аттические «лены», вошедшие в сношения, для устройства общих радений, с «фиадами» Киферона и Парнаса. Они принесли весть не о Семелином сыне, но о младенце-боге, таинственно рождающемся из недр земли, лелеемом в колыбели-сите (en liknoi) пестуньями-менадами.
Женский оргиазм на Кифероне и Парнасе существовал с незапамятных времен, — прежде, чем он был приурочен к божеству Диониса. И, конечно, аттические женщины принимали в нем участие прежде усвоения имени Диониса общиной Икария, — раньше царствования Пандиона. Есть историческая правда в легенде о более раннем, чем посещение Икария, приходе Диониса в гости к Семаху, жившему на границах той же Эпакрии, и о посвящении богом дочери Семаховой в менады через передачу ей оргиастической небриды: случилось это еще при Амфиктионе. Столь стародавние были могли припомнить о своих сонмах и радениях аттические паломницы к святым местам и горам Дионисовым; но собственной эрой Дионисовой религии в Аттике считалось царствование Пандиона, почему в оракуле о праздновании Анфестерий упоминается именно Пандион. Однако, женское служение, как отчетливо помнил миф, началось еще раньше, и потому царствование Амфиктиона является как бы конкурирующей эрой аттического дионисийства.
Павсаний (I, 3, 6) описывает, как один из древнейших священных памятников Афин, глиняное изображение гостии у Амфиктиона, на которых в числе божественных гостей царя-гостеприимца присутствует и Дионис, — научивший, по Филохору (Аthen. II, 38 С), Амфиктиона растворять вино водой. Сказание об Эрихтонии, герое-змие, и о росных нимфах, дочерях Аглавра, лелеявших на скале Акрополя божественного сына Земли и Огня (Гефеста), переданного им в корзине со змеями, которую они не смеют открыть, — это сказание свидетельствует о раннем усвоении Кекроповым городом представлений, родственных оргиям фиад; и эта быль отнесена мифологическим преданием ко временам Амфиктиона. К тем же временам восходит, наконец, и фаллический культ Диониса, чуждый, по-видимому, буколам и связанный в предании с именами Икария и Семаха: Дионис-Орфей (orthos) со своими нимфами получает от Амфиктиона алтарь в святилище Ор.
Нимфы характерно отмечают культовый круг, где господствует женский оргиазм. Сельские Дионисии неразрывно сочетаются с древнейшими формами Дионисова почитания в Эпакрии.
Итак, вначале — аграрный оргиазм икарийских виноделов (сюда относится асколиазм) и, в тесном с ним сочетании, — оргиазм женский, наследие «пеласгической» эпохи; потом — общение оргиастических женщин Аттики (lenai) с менадами Парнаса и Киферона — и, в результате, рецепция Дионисовой религии в Эпакрии и по другим местам, между прочим в самом городе (asty), — в то время как, буколы еще развивают старую, прадионисийскую и критскую форму той же религии. Наконец, происходит слияние буколических культов с чисто-дионисийскими.
8.
Союз буколических и вакхических общин отчетливо напечатлелся на обряде Анфестерий. Бракосочетание царицы с Дионисом, как проницательно замечает Курциус, носит характер «соседской свадьбы». Ленеон — святилище виноделов, Буколион — пастухов. Царь принадлежит волопасам, царица — Дионису. С тех пор об Икарии говорят, что убили его виноделы и пастухи вместе, — хотя очевидно, что пастухи вначале вовсе не знали Икария.
Буколы не могли сами по себе развить чисто дионисийской религии: мы не находим у них следов исконного женского оргиазма. Попытка доказать существование женских буколических фиасов, будто бы слывших под наименованием «коровьих» (boes, CIG. 3604,) была неудачна: она основывалась на неверном объяснении простого упоминания о пожертвованных Афине стадах и пастухах в пергамской надписи, удовлетворительно истолкованной Френкелем в смысле, уничтожающем упомянутую конструкцию. Дионис-пастырь (bukolos) известен: он пасет диких быков (poimen agraulon tauron), по словам орфического гимна; по Феокриту, — «в горных долинах сам Вакх загоняет, прекрасный, телицу».
Но нигде не встречаем мы коррелята: бог — бык, его служительницы — коровы. Когда Дионис-бык, его служители — пастыри быка; когда он сам — пастырь, его поклонники — стадо. Невозможным по существу предположенное соотношение между богом и менадами нам не кажется: элейские женщины призывают «достохвального быка», по-видимому, как чаемого супруга. Мималлоны — рогоносицы, как и Ио — корова. На Крите это представление намечено в мифах об оргийном Зевсе-быке. Но у эллинов оно не принялось: женский оргиазм издавна прорыл себе отдельное, широкое русло; его формы настолько сложились, что уже не поддавались чуждым воздействиям, и религия триетерий не знает в своем круге Пасифаи.
Показательно, что в трагедии Eврипида, несмотря на культовую связь Семелина чертога в Фивах с буколами, несмотря на богоявление самого Диониса в образе быка, несмотря на растерзание тельцов, вакханки остаются чуждыми буколической символике и неизменно являются охотничьей сворой Артемиды, хтоническими собаками ночных дебрей.
Зато все мужское служение Дионису — и дифирамб в частности — всецело покоится на оргиастическом культе быка, древнейшей форме буколической религии. Буколы знали Зевса как бога-быка энтузиастических жертвоприношений. Менады знали Диониса как змия и божественного младенца, рождающегося из темных недр земных. Полнота Дионисовой религии — следствие соприкосновения этих двух культов, мужского и женского.
Когда буколы Фив, — подобно Кадму и Тиресию в Еврипидовой трагедии, — приняли религию менад, Дионис родился в Фивах от Семелы. Наличность трех религиозных фактов обусловила возникновение этого мифа о рождестве Дионисовом: женский оргиазм, осознание Диониса как ипостаси сыновней и оргиастическое представление о боге-отце. Это последнее было отличительно для критской религии волопасов; женские же экстазы и откровение о младенце принесли менады. Неудивительно, что брачный чертог Семелы оказывается в фиванском священном участке буколов.
Деревянный столп (stylos) бога, упавший в Семелин чертог с молнией, о котором был оракул: «столп фивянам да будет сам бог Дионис многорадный», — быть может, один из критских бетелей (ветилей, срв. empsychoi lithoi), — древнейший фетиш бога, — столп этот чудесно обвивается плющом горных высей. Самый тирс есть как бы вещественный знак союза между буколами и менадами: пастушеское копье, покрытое лесной дикой зеленью.
9.
С тех пор как буколы умножили свои святыни новой и отныне важнейшей — брачным чертогом (thalamos), — это были уже поклонники не пра-Диониса, но Диониса. Это событие было общим
переломом первобытного буколического культа, от которого остались только разрозненные пережитки, вроде афинских Буфоний. Афинские буколы также получили «брачный чертог»; и, по-видимому, такие «чертоги» (thalamoi) возникли и в других местах. Действительно, в новооткрытых фрагментах (1. 57. 58) Еврипидовой «Гипсипилы», где действие происходит в Немее, мы встречаем то же соединение священных мест: буколиона, названного domata meloboska, — он же царский чертог царя Ликурга — melanthra Lykurgu — и примыкает к храму Немейского Зевса, чьим жрецом оказывается Ликург (как и афинские Буфоний посвящены Зевсу), - и брачного чертога Дионисова, thalamos Bromiu, где женщины хора, подобно герэрам Афин, готовятся вознести Дионису курения и возлиять вино.
Ликург, иначе Лик (Lykos, герой Немей, чей гроб чтим в священной Зевсовой роще, — без сомнения, одна из ипостасей Ликурга-Бута, о котором мы говорили как о родоначальнике Бутадов и герое-архегете буколов: этим объясняется немейский буколион. По Гигину, Гипсипила живет рабыней не у немейского Ликурга, а у фиванского Лика. Как бы то ни было, служительница Диониса попадает к буколам. То же можно утверждать и о Дирке: фиванский миф о погубившей ее Антиопе, неистовой дочери Лика, и о ней, привязанной к рогам быка, разоблачающегося Дионисом, отразил первое общение буколов с менадами в Фивах, борьбу и союз.
Антиопа — представительница прадионисийского буколического культа; Дирка — менада Киферона. Оракул Бакиса (Paus. IX, 17, 5) о Солнце (Дионисе?) в созвездии Быка выражает, по-видимому, совершившееся объединение*.
__________________________________________________
*«Чертоги» (megara) в поздней надписи о. Тена (Кaibel ер. 371), относящейся
к мистериям рода Агеноридов (teletai Agenoridon), между храмом дикого Бромия
(agroteru Bromiu) и какого-то другого божества, могли быть буколионом. Имя
Диониса этих таинств указывает на мистическую омофагию, каковую мы встречаем
у буколов в трагедии «Критяне». Под омофагией в орфических и вакхических
фиасах мистов должно разуметь посвятительное причащение живой крови и плоти
растерзанного жертвенного животного, сопровождавшееся обетом полного воздержания от вкушения мяса.
__________________________________________________
Отсюда произошел таинственный обряд священного брака. Но его прообраз — брак царевны-менады с Зевсом-Дионисом в Фивах - должен был существенно измениться в Афинах. В Аттике также родился Дионис: это был элевсинский Иакх. Отец его был Загрей, Дионис подземного царства, Дионис весенних и навьих Анфестерий. В этой форме священный брак в чертоге Буколиона был поистине национальным аттическим культом, а не беотийским новшеством.
Итак, для реформы буколов нужны были орфики; ибо все вышеизложенные особенности аттической рецепции отмечены печатью древнего орфизма. В нижеследующих словах Диодора мы находим как бы формулу этого орфического синкретизма: «Говорят, что от Зевса и Персефоны родился Дионис, некоторыми именуемый Сабазием (— орфизм); рождество его справляется в действах, во имя его свершаются ночные и тайные служения (— менад). Утверждают, что он первый начал сопрягать волов ( — Бузиги) и тем усовершенствовал земледелие, почему и изображается рогатым (— буколический культ)». — Неудивительно, что буколический культ отныне пронизан элементами орфическими.
Религиозно-исторический процесс, совершившийся в глубокой древности в аттическом деме Флии, поскольку он угадывается в своих основных чертах, служит дальнейшим подтверждением добытых результатов. Культ Флии — культ рода Ликомидов, родоначальником которых считался некий Лик, сын Пандиона.
Это наводит на мысль, что древнейшие Ликомиды — буколы. С другой стороны, главный культ Флии — культ Земли, именуемой Великой богиней и имеющей при себе, в качестве оргиастического мужского коррелята, некоего дионисоподобного бога, низведенного впоследствии в герои под именем Флия (Phleus — растительный Дионис). Слияние мужского буколического элемента и женского дионисийского произошло во Флии явно под орфическим влиянием: с тех пор Ликомиды — орфический род, хранящий древнейшие гимны Орфея и правящий орфико-дионисийские действа, а их родоначальник Лик, утративший черты дионисийского антагониста букола-Бута-Ликурга, уже только пророк и основатель религиозной общины.