Прошения мичмана Кропотова. 1808г.
Добавлено: 12 мар 2005, 21:11Господа, простите, в последний раз... больше не буду 
Но уж больно документы интересные
Мичман Кропотов служил во флоте при Александре I. Он был уволен в отставку с плохим аттестатом и долго и безуспешно пытался устроиться на службу. В конце концов он стал писать вот такие прошения в разные инстанции:
В лесной департамент, графу Орлову.
Сиятельнейший граф! Неудоборазуму воображаемая ученость ваша не открыла ли сама по себе питаться воздухом! а я, за такой спасительный секрет, обязуюсь перед троном Аполлона всякую пятницу созидать вам похвальный мадригал. Десять лет болтался я, плавая на дне между водяными пузырями, наконец, пузырь моего счастия лопнул; я всплыл на верх моего злополучия, нашел себя из водяных выключенным. Прикажите, ваше сиятельство, поместить меня в лесные; крайность моего положения превосходит меры, я хотел бы к какому-нибудь помещику в домовые, но мне все говорят, что по аттестату моему не гожусь и в лунатики. Сиятельнейший граф! рассмотрите благочестиво чертеж судьбы моей; защитить гонимого судьбою — есть дело великое души, а ваша, по чину, должна быть преогромная.
Министру внутренних дел.
Если бы вы взяли на себя труд анатомировать и раскрыть порученную вам внутренность, сколько бы вы нашли в недрах ея испорченных, силою несправедливости, кишок. Вы бы увидали, что мой тощий желудок третьи сутки страждет спазмами; сколько бы вы обрели попорченных нерв, могущих в порученной вам внутренности служить для варения пищи всеобщего благоденствия. Но угнетение остановило в них кровь патриотического усердия. Я уверен, что ваше превосходительство, прочитав сие письмо, в предложении вашем департаменту пришлете мне спасительную микстуру. Впрочем, если вы сие письмо примете в противном смысле, то для меня все равно. В Сибири тоже солнце светит; здесь кровь леденеет от всеобщей холодности, там оная согревается земляным соучастием страждущих несчастных.
Министру юстиции.
Тебе Фемида вручила весы, яко мудрому патриоту, везущему тяжесть истины! Прикинь, справедливый муж, в чашу правосудия хотя драхмы три твоего внимания; да сильною тяжестью твоего сострадания исторгнешь жребий мой изнутри злоключения. Десять лет служба моя висела на конкорде морского флота, во все сие время никакое пятно не припутано к моей участи. Наконец, капитан Митьков в данном мне аттестате прибавил золотников семь невыгодного мнения. Проклятые эти семь золотников перетянули десять фунтов моей прошедшей службы. Меня отставили, и вот уже десять месяцев выдумываю я способ питаться воздухом. Да не тщетно прибегаю к вашей светлости! Призри, почтенный муж, оставленного судьбою. Бог наградит добродетельную старость.
Министру народного просвещения.
Тебе премудрая Минерва вручила факел просвещения, дабы посредством оного невежество наше обращал ты в пепел и озарял истинные таланты, в которых у меня грешного крайняя недоимка. Воспитан я в Морском кадетском корпусе, учили меня всему, и не хочу обманывать, чтоб я чего не понял, но только множество приобретенных мною наук при настоящих обстоятельствах столько же делают пользы, сколько голодному запах баранины. Я всем логически доказывал, что мне надобно дать пропитание, надобно дать место, — мне философически отвечают: „подожди до завтра". Я посредством математических истин для убеждения нашего бессовестного откупщика в просьбе моей к нему послал пропорцию, что тощий мой желудок к толстому его брюху содержится так, как пустой мой кошелек — к его кошельку. Невежда натурально мое предложение отверг каким-то парадоксом скупости. Я физически докладывал, что без пропитания должен умереть с голоду! Мне метафизически отвечали: „умирай! Это обыкновенное дело — смерть есть общий удел человеков". Одного богатого доктора, который за самый пустой рецепт не берет меньше пяти рублей, я старался посредством химии убедить, что голод есть такая пища, которую желудок не варит. Он, чтоб мне не дать ни копейки, помощью медицины доказал, что нет ничего для здоровья полезнее, как строгая диета. Приходской наш протопоп, которого тощая наруж-ность представляет точную копию первой недели Великого поста, и который имеет бесстыдное терпение всякий праздник кричать с кафедры: „Миряне! уподобьтесь великодушному вашему Спасителю, пострадавшему за вас, утешьте несчастного, накормите алчущего, напойте жаждущего, помогите вдовам, не оставьте сирот". Вот истинный символ веры!... К сему-то праведнику прибыл я поведать мое отчаяние, и не ошибся: он, пошарив в глубине души своей, вытащив из нее пуда два запасного благословения и нагрузив меня оным, велел толстому дьячку проводить меня до ворот, и впредь к нему не впускать.
Министру морских сил.
Десять лет плавал я по морю, аки посуху, во все сие время дул для меня чистый фордевинд; наконец, в последние три ме-сяца нашел шквал — с бурею. Волна аттестации бросила на мель отставки, теперь десятый месяц без руля, без мачты, без провианта, без такелажа и, что всего печальнее, без экстраординарной копейки; в семь критическом положении, неоднократно заводил я верфь, в намерении притянуть к какому-нибудь департаменту; но в абшиде моем грунт коллежского мнения так невыгоден, что якорь самой снисходительной доверенности не может задержаться; камень отчаяния у меня под носом; в пространном океане света не осталось никого, кто б подал мне буксир сострадания. Целый год лавирую при сильном ветре. Заслуживаю ли еще далее продолжать сие крейсерство? не знаю! Не хочу также себя и оправдывать, ибо потеря моя невозвратна; десять месяцев терпя бедствие, сигналом сим принимаю смелость известить вас о близкой моей опасности. Соблаговолите, ваше превосходительство, из сострадания, сродного души великого флагмана, позволить войти мне в ближайший порт какой-нибудь службы.
Министру военных сухопутных сил.
Целые шесть месяцев капитан Митьков бомбардировал меня в укреплении моего поведения, начиненный злостью и протестами. Я по возможности отпаливался добрыми аттестатами десятилетней службы. Наконец, он выбил меня из моих ретраншаментов; я, по необходимости, ретировался в отставку, в намерении в столице новые найти укрепления; но ужасная бедность атакует меня на каждом шагу. Я, по возможности, отпаливался равнодушием до тех пор, пока изошел весь порох моего терпения; тогда я решился направить мои марши во все департаменты, и везде прокомандовали мне: весь — гом! Я скорым маршем отправился в вашу переднюю в надежде получить сикурс великодушного вашего благоволения. Страшный мой неприятель голод, чувствуя превосходство сил своих, штурмует мой желудок, и предвидя скорую свою победу, ворчит ежеминутно: ура! Если ваше превосходительство не подадите мне скорой помощи, то отчаяние примет меня в штыки.
В 1808 г. Кропотов был принят на службу военным министром.
Но уж больно документы интересные
Мичман Кропотов служил во флоте при Александре I. Он был уволен в отставку с плохим аттестатом и долго и безуспешно пытался устроиться на службу. В конце концов он стал писать вот такие прошения в разные инстанции:
В лесной департамент, графу Орлову.
Сиятельнейший граф! Неудоборазуму воображаемая ученость ваша не открыла ли сама по себе питаться воздухом! а я, за такой спасительный секрет, обязуюсь перед троном Аполлона всякую пятницу созидать вам похвальный мадригал. Десять лет болтался я, плавая на дне между водяными пузырями, наконец, пузырь моего счастия лопнул; я всплыл на верх моего злополучия, нашел себя из водяных выключенным. Прикажите, ваше сиятельство, поместить меня в лесные; крайность моего положения превосходит меры, я хотел бы к какому-нибудь помещику в домовые, но мне все говорят, что по аттестату моему не гожусь и в лунатики. Сиятельнейший граф! рассмотрите благочестиво чертеж судьбы моей; защитить гонимого судьбою — есть дело великое души, а ваша, по чину, должна быть преогромная.
Министру внутренних дел.
Если бы вы взяли на себя труд анатомировать и раскрыть порученную вам внутренность, сколько бы вы нашли в недрах ея испорченных, силою несправедливости, кишок. Вы бы увидали, что мой тощий желудок третьи сутки страждет спазмами; сколько бы вы обрели попорченных нерв, могущих в порученной вам внутренности служить для варения пищи всеобщего благоденствия. Но угнетение остановило в них кровь патриотического усердия. Я уверен, что ваше превосходительство, прочитав сие письмо, в предложении вашем департаменту пришлете мне спасительную микстуру. Впрочем, если вы сие письмо примете в противном смысле, то для меня все равно. В Сибири тоже солнце светит; здесь кровь леденеет от всеобщей холодности, там оная согревается земляным соучастием страждущих несчастных.
Министру юстиции.
Тебе Фемида вручила весы, яко мудрому патриоту, везущему тяжесть истины! Прикинь, справедливый муж, в чашу правосудия хотя драхмы три твоего внимания; да сильною тяжестью твоего сострадания исторгнешь жребий мой изнутри злоключения. Десять лет служба моя висела на конкорде морского флота, во все сие время никакое пятно не припутано к моей участи. Наконец, капитан Митьков в данном мне аттестате прибавил золотников семь невыгодного мнения. Проклятые эти семь золотников перетянули десять фунтов моей прошедшей службы. Меня отставили, и вот уже десять месяцев выдумываю я способ питаться воздухом. Да не тщетно прибегаю к вашей светлости! Призри, почтенный муж, оставленного судьбою. Бог наградит добродетельную старость.
Министру народного просвещения.
Тебе премудрая Минерва вручила факел просвещения, дабы посредством оного невежество наше обращал ты в пепел и озарял истинные таланты, в которых у меня грешного крайняя недоимка. Воспитан я в Морском кадетском корпусе, учили меня всему, и не хочу обманывать, чтоб я чего не понял, но только множество приобретенных мною наук при настоящих обстоятельствах столько же делают пользы, сколько голодному запах баранины. Я всем логически доказывал, что мне надобно дать пропитание, надобно дать место, — мне философически отвечают: „подожди до завтра". Я посредством математических истин для убеждения нашего бессовестного откупщика в просьбе моей к нему послал пропорцию, что тощий мой желудок к толстому его брюху содержится так, как пустой мой кошелек — к его кошельку. Невежда натурально мое предложение отверг каким-то парадоксом скупости. Я физически докладывал, что без пропитания должен умереть с голоду! Мне метафизически отвечали: „умирай! Это обыкновенное дело — смерть есть общий удел человеков". Одного богатого доктора, который за самый пустой рецепт не берет меньше пяти рублей, я старался посредством химии убедить, что голод есть такая пища, которую желудок не варит. Он, чтоб мне не дать ни копейки, помощью медицины доказал, что нет ничего для здоровья полезнее, как строгая диета. Приходской наш протопоп, которого тощая наруж-ность представляет точную копию первой недели Великого поста, и который имеет бесстыдное терпение всякий праздник кричать с кафедры: „Миряне! уподобьтесь великодушному вашему Спасителю, пострадавшему за вас, утешьте несчастного, накормите алчущего, напойте жаждущего, помогите вдовам, не оставьте сирот". Вот истинный символ веры!... К сему-то праведнику прибыл я поведать мое отчаяние, и не ошибся: он, пошарив в глубине души своей, вытащив из нее пуда два запасного благословения и нагрузив меня оным, велел толстому дьячку проводить меня до ворот, и впредь к нему не впускать.
Министру морских сил.
Десять лет плавал я по морю, аки посуху, во все сие время дул для меня чистый фордевинд; наконец, в последние три ме-сяца нашел шквал — с бурею. Волна аттестации бросила на мель отставки, теперь десятый месяц без руля, без мачты, без провианта, без такелажа и, что всего печальнее, без экстраординарной копейки; в семь критическом положении, неоднократно заводил я верфь, в намерении притянуть к какому-нибудь департаменту; но в абшиде моем грунт коллежского мнения так невыгоден, что якорь самой снисходительной доверенности не может задержаться; камень отчаяния у меня под носом; в пространном океане света не осталось никого, кто б подал мне буксир сострадания. Целый год лавирую при сильном ветре. Заслуживаю ли еще далее продолжать сие крейсерство? не знаю! Не хочу также себя и оправдывать, ибо потеря моя невозвратна; десять месяцев терпя бедствие, сигналом сим принимаю смелость известить вас о близкой моей опасности. Соблаговолите, ваше превосходительство, из сострадания, сродного души великого флагмана, позволить войти мне в ближайший порт какой-нибудь службы.
Министру военных сухопутных сил.
Целые шесть месяцев капитан Митьков бомбардировал меня в укреплении моего поведения, начиненный злостью и протестами. Я по возможности отпаливался добрыми аттестатами десятилетней службы. Наконец, он выбил меня из моих ретраншаментов; я, по необходимости, ретировался в отставку, в намерении в столице новые найти укрепления; но ужасная бедность атакует меня на каждом шагу. Я, по возможности, отпаливался равнодушием до тех пор, пока изошел весь порох моего терпения; тогда я решился направить мои марши во все департаменты, и везде прокомандовали мне: весь — гом! Я скорым маршем отправился в вашу переднюю в надежде получить сикурс великодушного вашего благоволения. Страшный мой неприятель голод, чувствуя превосходство сил своих, штурмует мой желудок, и предвидя скорую свою победу, ворчит ежеминутно: ура! Если ваше превосходительство не подадите мне скорой помощи, то отчаяние примет меня в штыки.
В 1808 г. Кропотов был принят на службу военным министром.
то Митьков, то "Кротов", когда мичман - Кропотов... Вы, пожалуйста, отдыхайте чаще, а то мы переживать будем...