Новый » 15 дек 2008, 23:49
Что касается версии о трех братьях ("трояны", а не "Троян"), то Кий, Щек и Хорив - это герои предания скорее ПОЛЯН, чем восточных славян в целом. Автору "Слова" слишком дорога была идея единства Русской земли, чтобы он стал демонстративно подчеркивать чьи-то локальные истоки. У него упоминаются разные уделы и князья, но в качестве общерусского символа он, если учесть тон поэмы, должен был выдвинуть имя, на причастность к которому имели бы равные права все части страны и которое в равной же степени было бы исторически "дистанцировано" от любой из земель. Попросту говоря - чтобы никому обидно не было.
Далее, надо отметить, что завуалированность имен и образов не является стилистически характерной для "Слова": поэт обычно поясняет, что имеет в виду, - он и метафору "соколы-лебеди" сразу расшифровывает, и, упоминая в конце Бояна и Ходыну (как бы последнее имя ни истолковывать), пишет вслед за этим "песнотворцы", и в иных случаях старается раскрыть смысл своей терминологии. Если бы он обобщенно именовал одним словом троих, то, мне думается, хоть раз да добавил бы, что это те самые три брата... Конечно, здесь можно возразить, что тогда отсутствие пояснения странно и в том случае, если Троян - римский император. Дело, однако, в том, что Траян был все-таки правителем древней сверхдержавы и, для народов восточной Европы, великим завоевателем; поэтому можно не то чтобы утверждать с уверенностью, но, во всяком случае, допустить, что его имя в эпоху "Слова" просто не нуждалось в комментариях, подобно, скажем, имени "Цезарь" или - для нас, - "Наполеон". Кий, Щек и Хорив, при всем уважении, не столь сверхмасштабны. Что же касается предположения о том, что "Троян" - это иначе написанное имя "Боян", то такая версия совершенно не согласуется, по-моему, с двумя фрагментами, где упомянут интересующий нас термин. В первом из них тогда получается тавтология. Цитирую: "О БОЯНЕ, соловию стараго времени! А бы ты сия полкы ущекотал, скача, славию, по мыслену древу, свивая славы оба полы сего времени, рища в тропу ТРОЯНЮ чрес поля на горы...". Если ставить знак тождества между Трояном и Бояном, то выходит - рища в СВОЮ тропу; а тогда зачем повторение имени?...
Во втором же из фрагментов "вечи ТРОЯНИ" предшествуют "летам ЯРОСЛАВЛИМ" и полкам ОЛЬГОВЫМ. Имя "Троян" ставится в один ряд с именами КНЯЗЕЙ, и не логичнее ли считать и его тоже неким ПРАВИТЕЛЕМ? Если Троян - это Траян, то мы видим перечисление эпох, пусть крайне неритмичное, с гигантским скачком через века (от Траяна до Ярослава почти тысяча лет, а от Ярослава до Олега меньше полувека). Тогда времена Трояна - расширительно понимаемые, возможно, как "западноримский период", - некий "золотой век": установление контактов - быть может, дружественных, - между восточными славянами и Империей, а также (это по моей гипотезе) приобщение к христианству... Времена Ярослава - единое государство, как бы "еще не распад"; войны же Олега Святославича - символ воцарившейся надолго удельной смуты. Периодизация, конечно, очень спорная с формально-исторической точки зрения, но внутренней логики в ней все же больше, чем если предполагать в Трояне лицо иной категории, нежели упоминаемые вслед за ним Ярослав и Олег.
Истолкование "трояних" мест "Слова" как поэтически связанных с древней Троей напрашивается прежде всего из-за обиды, которая вступила "девой на землю Трояню". Да, Елена ("дева" не формально, но метафорически, ибо она - молодая и прекрасная женщина) - едва ли не самый яркий и броский символ обиды и раздора, пришедших когда-то на некий берег, на некую землю... Но это единственный из четырех интересующих нас фрагментов, в котором троянская версия проходит без натяжки. Ибо точкой исторического отсчета для Русской земли Троя все же не может быть: ни "вечи Трояни", ни "на седьмом (почему тогда именно на седьмом?) веце Трояни" с ней сколько-нибудь органично не согласуются. В первом из отрывков можно было бы еще интерпретировать "тропу Трояню" как древний путь воинской славы, но даже и это странно, поскольку троянцы, при всем уважении к ним, - побежденный и уничтоженный народ, и правдоподобно ли, чтобы образ именно этого пути - даже метафорически, - прилагался нашим Автором к своему народу?