Да, это, конечно, сильная ассоциация. И, не разделяя версии, что Боян - это Иларион, я, тем не менее, тоже считаю, что он идеологически очень повлиял; поэтому СЗБ в любом случае стОит учитывать. Но - даже если не абсолютизировать аргумент очередности местоимения и существительного (это, допустим, лишь тенденция, но не закон), - как же тогда быть, во-первых, с дательным падежом, а во-вторых с тем, что перед "Пети было песнь..." стоИт "...А бы ты СИА плъкы ущекотал..."? И это после речи Игоря. Т. е. - ЭТИ полки, полки Игоря Святославича. Если предположить. что между данной фразой и "Игорь ждёт мила брата Всеволода..." (т. е. вновь безусловно ЭТОТ Игорь) пишется о том, как Боян воспел бы Владимира (внука ТОГО Игоря), то получится разрыв контекста, предшествующими фразами не подготовленный и не оправданный (ибо они - о том, как Боян воспел бы современное Автору воинство). Тем более, что "...галици стады бежат к Дону Великому..." - с Владимиром не согласуется: он никогда не воевал на Дону. Мне кажется всё-таки, что весь этот фрагмент о Бояне тематически непрерывен.
Теперь о том, насколько правильно (я ещё не вполне решил это для себя, так что скорее ставлю вопрос, чем даю ответ) привлекать очень давние мифологические мотивы для интерпретации некоторых тёмных мест "Слова". Я сам пишу о сильном ФОЛЬКЛОРНОМ начале в стилистической ткани поэмы, но имею в виду фольклор песенного типа, обладающий огромной пережиточной устойчивостью, элементы которого способны пережить вместе с этносом любые метаморфозы мировоззрения. Что касается мифических образов... начну с того, что примерить их к некоторым фрагментам, конечно, очень, интересно. Если говорить о том же Таргитае, то я в связи с ним вспомнил ещё и довольно любопытную сказку, записанную, правда, в крайне грубом и искаженном виде (она опубликована впервые в 1872 г.), но сочетающую отголоски нескольких вполне эпических мотивов. Это записанная в Самарской губернии со слов некоего А Новопольцева сказка "Иван-царевич и Марья-Краса, чёрная коса" (Академическое издание в двух томах "Русская сказка - избранные мастера", редакция и комментарии М. Азадовского; изд-во "Academia", Ленинград, 1932; том 1, стр. 143-171). В этой сказке иногда прорывается, сквозь все накопленные за века искажения, повествовательный тон, восходящий, видимо, к забытому древнему эпосу. У главного героя есть старший брат ("Василий-царевич"), спасший отданную в жертву морскому "лютому змею" дочь некоего "инного царя", т. е. сыгравший роль Персея. Потом царский шут ("дворной дурак") пытается присвоить этот подвиг себе (царевну почему-то не спрашивают, кто её выручил), но Василий, посоветовав царю посмотреть туловище и голову змея, выводит шута на чистую воду и доказывает, что спаситель - он (ибо только он знает, где останки чудища). Этот мотив тоже есть в каких-то сказаниях - мне лень сейчас искать, где именно... Что касается Ивана-царевича, то он в поисках суженой - Марьи-Красы, - побывал и у бабы Яги (она здесь называется "Ягая баба"), которая указывает ему путь; но самое интересное, что он почему-то должен по пути побывать (не совсем ясно, зачем) у некоего, тоже ищущего суженую, героя по имени КАРКА-богатырь. Его имя я выделил потому, что оно отчасти перекликается с "Тархом" ("Т" и "К" иногда взаимозаменяемы). С этим Каркой он подружился и помог ему добыть "Царь-Девицу", избив при этом, в том числе, "сорок деушек" (к слову об амазонках)... Дальнейшее не столь важно. Добавлю ещё только одну детель: когда Иван ожидает приезда Карки, мать этого последнего говорит, что узнать, в каком настроении тот едет, можно, взглянув, сокол или вОрон оетит перед ним. Иными словами - ещё и мотив, перекликающийся с парусами Тесея.
Всё это я рассказываю так подробно для того, чтобы проиллюстрировать, насколько бесспорным можно считать, что у славян были когда-то и мифология, и эпос. Да и не могло не быть. Мифология - необходимый и обязательный этап развития любого этноса, она, на определенном уровне играет роль "энциклопедии" представлений о мире и человеке, и сколь бы основательно её ни позабыли, в том, что она имела место, сомневаться не приходится. Аналогично тому, что любой взрослый был когда-то ребёнком, во что-то играл и что-то рисовал - даже тот, чьи игрушки и рисунки почему-то не сохранились.
При этом я возвращусь к вопросу о том, могла ли эта древняя мифология (именно мифология, а не отчасти мифологизированная ИСТОРИЯ: Траян и, возможно, Бож) в 12-ом веке на Руси оставаться живой и действенной настолько, чтобы образы из неё использовались в поэмах о "современности"... Мои соображения об этом - в следующем посте, видимо, не сегодня. Сейчас не успею.