«Новый Геродот»

И не подозревал наивный граф в конце ХVIII — начале ХIХ века, что потомки к его жалким подчисткам и зачеркиваниям применят новейшие методы криминалистики! Он и не представлял, что такое фотография.

Начну с того, что граф Мусин-Пушкин не был наивным человеком. Он был, если можно так выразиться, придворным с большим стажем. Он занимал высокие должности и отмечен наградами императрицы. О нем с уважением отзывались многие современники.
Во-вторых, суета со Словом, рекой Сальницей в Книге Большого Чертежу и Тмутараканским камнем пришлась на те несколько месяцев, когда решалась судьба Таманского полуострова, Северного Причерноморья, Молдавии и Валахии, а также - не много не мало - готовился к реализации проект завоевания Турции с восстановлением Византийского царства. На византийский престол предполагалось возвести внука Екатерины II – цесаревича Константина. Так называемый "Греческий проект".
У проекта, как водится, были свои сторонники и противники.
Светлейший князь Потемкин, возглавлявший переговоры с султаном в Яссках, выступал за жесткую политику и завоевание Царьграда. Однако летом 1792 г. его авторитет и влияние на Екатерину сильно уменьшились. В августе, покидая Петербург, князь почувствовал недомогание.
Болезнь обострилась на переломе мирных переговоров, когда решалась судьба Анапы и Молдавии. После того как русские укрепились на Таманском полуострове, Анапа приобрела первостепенное значение для удержания господства на Северном Кавказе. Потемкин настаивал на присоединении Анапы к России. Второй пункт разногласий с Портой касался Молдавии. Князь требовал ее независимости, подразумевавшей протекторат России и превращение ее в военную базу для «Великой Гетманской Булавы». Молдавия и Валахия стали бы плацдармом для последующего удара по Стамбулу. Если бы Потемкину удалось переломить ход переговоров в свою пользу, «греческий проект» можно было бы считать практически реализованным.
Из-за тяжелого состояния здоровья князя, ход переговоров приостановился.
Светлейший князь скончался 5 октября в чистом поле, в 40 верстах от Ясс.
На его место был прислан князь Безбородко.
Переговоры тут же утонули в прениях. Рескриптом от 19 ноября Екатерина предложила, не тратя времени на дискуссии по каждой статьи, обсуждать сразу весь пакет из шести артикулов и одного сепаратного пункта. Однако турецкая сторона, чувствуя слабину Безбородко, навязала русской делегации прения по каждому пункту.
В те напряженные месяцы, когда в Яссах решалась судьба мирного договора, в Царском Селе началось повальное увлечение русской историей. Как следует из дневника Храповицкого, именно в сентябре-ноябре Екатерина проявляла наибольший интерес к древним летописям. По распоряжению императрицы было велено «летописцы при особых реестрах доставлять на рассмотрение синодальному господину оберпрокурору и кавалеру (Мусину-Пушкину) и что от него приказано будет, по тому и поступать».
Таким образом, Мусин-Пушкин действовал не по своей инициативе, а выполнял поручение императрицы. А это уже меняет дело - у князя были самые широкие полномочия. Он мог изъять любой Хронограф на неопределенное время.
В это время и появляются первые сведения о Слове.
Любопытно, что копия Слова для Екатерины была выполнена от руки, а не издана типографским способом, подобно "Книги Большого ЧЕртежу" или "Летописцу Русскому", выпущенного Львовым в типографии Горного училища (это обстоятельство более всего меня убеждает в том, что Мусин-Пушкин не имел в то время доступа к печатному станку).
Любопытно предисловие к "Летопсцу Рускому" Львова: «Я издал сию летопись для того, что нашел в ней многие произшествия, подробности и числа событий, каковых и в самом Несторе не приметил <....> За слог отвечать не могу, потому что случайно нашел между старых бумаг, тетрати, дело мое было, чтобы привесть оные только в порядок, исправить ошибки писцов, объяснить не употребительные слова и вычернить некоторыя нелепости. Из прибавления к 5 части с вероподобностью подумать можно, что сия летопись есть та самая, которая под именем Суждальской по ныне была еще не отыскана, подлинность мнения сего утвеждается как подробным описанием в самой летописи Суждальских происшествий, так и записками Суждальского Спаского Евфимиева монастыря при окончании оной помещенными».
Таким образом, обстоятельства находки Летописца и Слова, практически, идентичны: случайно найдены среди старых бумаг. И тот и другой источник в настоящее время утеряны. Но почему-то Мусина-Пушкина обвиняют в подлоге, а Львову верят на слово....

И исподнем Государыни и богоподобной царицы киргиз-кайсацкия Орды и помещицы казанской и прочие раритеты изыскивались.
В 1805 г. Остромирово евангелие было обнаружено Я. А. Дружининым, личным секретарем Екатерины II, среди имущества покойной императрицы, при жизни проявлявшей большой интерес к русской истории.

Знал ведь потомственный секретарь , в каком гардеробе , среди корсетов и панталон покойной императрицы , "найти"раритет.

В 1805 году бывший личный секретарь императрицы Екатерины II Я. А. Дружинин совершенно случайно нашел во дворце старинную пергаменную книгу, некогда написанную для новгородского посадника. Дружинин передал ее в Императорскую Публичную библиотеку (сегодня — Российская Национальная библиотека). В пояснительной записке он рассказал об обстоятельствах, в которых произошла находка: «При осмотре, произведенном мною хранящегося в гардеробе покойной госуд. Екатерины II платья, нашел я в прошлом 1805 г. сие Евангелие. Оно нигде в описи и в приходе не записано и потому неизвестно, давно ли и от кого туда зашло. Вероятно, поднесено было Ея В-ву [Ее Величеству] и отдано для хранения в комнаты Ея, а потом сдано в гардероб. Камердинеры и гардеробские помощники оставили его без уважения, и оно забыто».

Любопытно, что копия Слова для Екатерины была выполнена от руки, а не издана типографским способом, подобно "Книги Большого ЧЕртежу" или "Летописцу Русскому", выпущенного Львовым в типографии Горного училища (это обстоятельство более всего меня убеждает в том, что Мусин-Пушкин не имел в то время доступа к печатному станку).

СПИ не на турецкую злобу дня создавалось, всё таки.Пропаганда экстра-класса и по сей день работающая.

sasha a писал(а):
Начну с того, что граф Мусин-Пушкин не был наивным человеком. Он был, если можно так выразиться, придворным с большим стажем. Он занимал высокие должности и отмечен наградами императрицы. О нем с уважением отзывались многие современники.

Сановники часто бывают ворами - в той или иной модальности, и взятки принимали не только деньгами...

sasha a писал(а):
Во-вторых, суета со Словом, рекой Сальницей в Книге Большого Чертежу и Тмутараканским камнем пришлась на те несколько месяцев, когда решалась судьба Таманского полуострова, Северного Причерноморья, Молдавии и Валахии, а также - не много не мало - готовился к реализации проект завоевания Турции с восстановлением Византийского царства. На византийский престол предполагалось возвести внука Екатерины II – цесаревича Константина. Так называемый "Греческий проект".
...В те напряженные месяцы, когда в Яссах решалась судьба мирного договора, в Царском Селе началось повальное увлечение русской историей. Как следует из дневника Храповицкого, именно в сентябре-ноябре Екатерина проявляла наибольший интерес к древним летописям. По распоряжению императрицы было велено «летописцы при особых реестрах доставлять на рассмотрение синодальному господину оберпрокурору и кавалеру (Мусину-Пушкину) и что от него приказано будет, по тому и поступать».
Таким образом, Мусин-Пушкин действовал не по своей инициативе, а выполнял поручение императрицы. А это уже меняет дело - у князя были самые широкие полномочия. Он мог изъять любой Хронограф на неопределенное время.
В это время и появляются первые сведения о Слове.

В том же указе сказано: изымать на время, потребное для переписки, а потом ОТДАВАТЬ НАЗАД. А наш князь себе СПИ присвоил, назад не отдал... Присвоил себе единственный список величайшего произведения русской литературы (+белорусской+ украинской). И более того - загубил, оставив у себя в погребе, когда бежал из Москвы.

sasha a писал(а):
Любопытно, что копия Слова для Екатерины была выполнена от руки, а не издана типографским способом, подобно "Книги Большого ЧЕртежу" или "Летописцу Русскому", выпущенного Львовым в типографии Горного училища (это обстоятельство более всего меня убеждает в том, что Мусин-Пушкин не имел в то время доступа к печатному станку).

А не могла царица попросить переписать ей рукопись поскорее? Вообще могла попросить предоставить ей как можно скорее ВСЕ материалы по Тьмутаракани. Это же естественно, что царица не стала бы ждать месяц, пока рукопись превратят в книгу!

sasha a писал(а):
Таким образом, обстоятельства находки Летописца и Слова, практически, идентичны: случайно найдены среди старых бумаг. И тот и другой источник в настоящее время утеряны. Но почему-то Мусина-Пушкина обвиняют в подлоге, а Львову верят на слово....

Было бы интересно познакомиться с книжкой Львова...

Эта тема стала "ответом" на мою трактовку образа великого русского историка графа Мусина-Пушкина касательно того, чист ли он на руку (в другой теме). Поэтому я выложу мою аргументацию (собственно, аргументацию Моисеевой) и тут, чтобы читатель темы мог проще ориентироваться:

О графе Мусине-Пушкине из моей РАННЕЙ работы "Мария Васильковна".

Историю "обретения" Хронографа восстановила (причем очень убедительно) в своей книге "Спасо-Ярославский Хронограф и Слово о полку Игореве" Г.Н.Моисеева. Вот ее выводы вкратце. Иоиль вовсе не продал Хронограф Мусину-Пушкину, а отдал на время с возвратом. Спасо-Ярославский монастырь не упразднялся, а был преобразован в Архиерейский дом. Когда Иоиль сдавал дела новому начальству, была составлена полная опись имущества и всех книг и рукописей. Рядом со словом "Хронограф", на полях, чернилами другим почерком было написано еще одно слово. И потом жирной чертой зачеркнуто. Уже в наше время оптико-фотографическая экспертиза установила - раньше там было слово "отданъ". (Такие же зачеркнутые надписи имеются возле трех весьма ценных рукописей в том же списке).
Опись казенного имущества Спасо-Ярославского монастыря. Написано: "Оный Хронограф за ветхостию и согнитием уничтожен"
Итак, к моменту упразднения монастыря, то есть к 1787 году, Хронограф был скорее всего уже у Мусина-Пушкина. Но он не торопился его возвращать. Монастырь упразднили, Иоиль составил опись, сдал имущество - никому ничего не продавал! "И начету никакого на нем..., а равно и ко взысканию с него ничего не открылось". После этого Иоиль уже вообще распоряжаться имуществом монастыря никак не мог. А в 1791 году Екатерина II, очень интересовавшаяся историей страны, где она правила, подписала указ о сборе в церквах и монастырях старинных рукописей с последующим возвращением их обратно (NB!). И эта работа была поручена обер-прокурору синода графу Мусину-Пушкину! Теперь в монастыре, переделанном в Архиерейский дом, появился новый владыка - архиепископ Арсений Верещагин. У него с Мусиным-Пушкиным сложились очень близкие отношения, основанные на взаимных интересах. Архиепископ интересовался современной литературой, вельможа - старинной. Все условия для взаимовыгодного "бартера". А кроме того, Мусин-Пушкин способствовал продвижению по военной службе племянника Верещагина... Тогда в новой описи рядом с Хронографом (и еще в трех местах) появилась надпись: "За ветхостию и согнитием уничтожен". А в старой описи слово "отданъ" зачеркивается. Какой-то иподьякон Соколов поставил рядом четыре вопросительных знака и свою подпись. Верно, тоже - "любитель словесности".
С тех пор до самого пожара Москвы 1812 года Мусин-Пушкин считал рукопись Хронографа своей собственностью. Для Екатерины была снята копия "Слова" (и если учесть, что она умерла в 1796 году, то - с рукописи ХV-ХVI вв.). А Мусин-Пушкин прославился своим интересом к древностям и одновременно оказался окружен многочисленными подозрениями... И было за что: как мы видим, граф Калайдовичу просто нагло солгал, объясняя, как Хронограф оказался в его коллекции...
Вот он, граф Мусин-Пушкин. Полюбуйтесь на его гордый взгляд. Великий ученый. Человек просвещения. Достойный современник Дидро и Вольтера. А что он рукописи крадет из монастырей — так ведь это во благо науки. Интересно, как он это объяснял себе сам: с его точки зрения, его собственная репутация мало что, видимо, стоила в сравнении с успехами отечественной исторической науки. И он мог положить свое достояние, саму свою честь на алтарь науки — неплохая жертва! Но все-таки лучше, если о его темных делишках будут знать поменьше. И не подозревал наивный граф в конце ХVIII — начале ХIХ века, что потомки к его жалким подчисткам и зачеркиваниям применят новейшие методы криминалистики! Он и не представлял, что такое фотография.

Было бы интересно познакомиться с книжкой Львова...

Кажется, где-то я уже писала об этом издании. Но... повторюсь еще раз:

В предисловии к «Летописцу...» Львов говорит: «Я издал сию летопись для того, что нашел в ней многие произшествия, подробности и числа событий, каковых и в самом Несторе не приметил <....> За слог отвечать не могу, потому что случайно нашел между старых бумаг, тетрати, дело мое было, чтобы привесть оные только в порядок, исправить ошибки писцов, объяснить не употребительные слова и вычернить некоторыя нелепости. Из прибавления к 5 части с вероподобностью подумать можно, что сия летопись есть та самая, которая под именем Суждальской по ныне была еще не отыскана, подлинность мнения сего утвеждается как подробным описанием в самой летописи Суждальских происшествий, так и записками Суждальского Спаского Евфимиева монастыря при окончании оной помещенными».
В настоящее время этот сборник является библиографической редкостью, но один экземпляр находится в библиотеке Конгресса США: был приобретен в 1906 году в составе библиотеки Г.В. Юдина.
Итак, в предисловии заявлено издание уникальной Суздальской рукописи, о существовании которой специалисты догадывались, и пытались разыскать. Львов объявил в предисловии о выходе сборника в 5 частей, с подробными комментариями. Первая книга, действительно, изобилует сносками, которые в начале книги отличаются многословностью, а к концу становятся все более лаконичными. На последней странице уведомление: «Конец первой части».
Во второй части лишь несколько сносок на первых страницах - перевод малоупотребительных слов. Текст по неясным причинам завершен словами: «Конец второго тома» (внутри разделения на «части» нет).
В третьем томе вообще нет ни одной сноски или комментария. Следует отметить, что книжный блок третьего тома распадается на две неравные части: до 128 страницы текст отпечатан на бумаге того же качества, что и предыдущие два тома, а со 129 по 438 страницу – на бумаге другого, качества: отличается цветом, листы более толстые и жесткие, книгу трудно раскрывать. Как говорят профессионалы: бумага плохо ведет себя в книжном блоке, то есть не предназначена для брошюровки книг. На последней странице стоит одно слово: «Конец», повествование доведено до начала 1500-х годов. Четвертая и пятая части вышли в 1796 году (по смерти Екатерины II).
Напрашивается вывод, что уже ко второму тому Львов потерял интерес к изданию «Летописца». Третий том допечатали на плохой бумаге и бросили эту затею как бесперспективную. Почему? Почему уникальная летопись не нашла отклика у благодарных читателей?
Рукопись Спасо-Евфимиева монастыря, по которой было организовано это издание, была впоследствии утрачена, и до 1903 г. не было известно даже ни одного списка, родственного ей. В 1903 г. А. Е. Пресняков разыскал в Императорской Публичной Библиотеке рукопись, принадлежавшую некогда Карлу Эттеру и содержавшую летописный свод, тождественный с Львовским.
Текст «Эттеровой» рукописи (написан полууставом XVI в.) был столь близок к изданному Н.А.Львовым, что возникло предположение, не есть ли он тот самый, с которого выполнена печатное издание. Однако более тщательное сравнительное изучение этих 2-х текстов заставило ученых признать, что "Эттерова" рукопись — либо копия со Спасо-Евфимиевской, либо обе они восходят к одному общему оригиналу. С другой стороны, выяснилось, что Н. А. Львов допустил в своем изданий довольно значительное число отступлений от оригинала, то подновляя язык, то исключая некоторые известия, то заменяя текст рукописи заимствованиями из других источников. Как выяснилось два века спустя, в первое издание не было включено «Хождение за три моря» Афанасия Никитина, очевидно, принятое Львовым за «нелепость».

В самом деле, почему Львов не опубликовал «Хождение за три моря», помещенное в Эттеровой летописи под 1475 год? Одно это произведение стало бы сенсацией. Лишь четверть века спустя дневник Афанасия Никитина был введен в научный оборот Н.М. Карамзиным, который обнаружил старинную рукопись в книгохранилище Троице-Сергиевского монастыря.
Возможно, чутко реагировавший на ситуацию в придворных кругах, Львов счел публикацию «Хождения...» преждевременной, так как в записках Афанасия Никитина речь шла о ситуации в Северном Причерноморье. На фоне резкого изменения курса России в мирных переговорах с Портой лакуны в Львовском летописце выглядят особенно красноречиво.
На первом этапе переговоров в Яссах, когда русскую миссию возглавлял князь Потемкин, перевес находился на стороне России. Великий визирь Юсуф-паша заискивал и осыпал подарками светлейшего князя. За время болезни Потемкина ситуация осложнилась, а с его смертью русская сторона потеряла все преимущества и вынуждена была отказаться от основных завоеваний русской армии и флота за два года войны. Сменивший светлейшего князя Безбородко был озабочен сохранением тех границ, которые были установлены в 1774 году по Кючук-Кайнарджийскому договору.
Историки пытаются представить результат переговоров в Яссах замечательной победой русской дипломатии. Однако в реальности это был позорный провал. Потерпев поражение в ходе прений по вопросу независимости Молдавии и Валахии, Россия была вынуждена отказаться от «Греческого проекта». С большим трудом Безбородко удалось внести незначительные изменения в статьи Кючук-Кайнарджийского договора, касавшиеся положения коренных жителей Биссарабии. «Так, жители Молдавии были освобождены на два года не только от дани, как это было записано ранее, но и от других повинностей, которые были не менее разорительны. А для Восточной Грузии было предусмотрено увеличение срока свободной продажи имений, оставляемых переселенцами». Русским послам удалось отстоять небольшую территорию между Южным Бугом и Днестром, вся Бессарабия осталась под господством Турции.
Столь же позорно выглядел вывод русских войск из Анапы. Турецкие власти немедленно отдали распоряжение о возведении мощнейших укреплений на месте взорванных. Возвращение Анапы ставило под вопрос претензии России на Таманский полуостров и Крым, представлявшие собой, по Кючук-Кайнарджийскому договору, независимое Крымское ханство.

России удалось оставить за собой Таманский п-ов и Крым, отказавшись от денежной компенсации, которую Порта согласилась выплачивать за все убытки, которые могут быть нанесены закубанцами.

Наиболее оживленные споры вызывали две последние статьи договора: «О закубанских народах» и «О денежной компенсации». Екатерина писала Безбородко: «О закубанских народах надо настоять, чтобы в договоре было зафиксировано, что или Порта отвечает за все неустройства и набеги, которые от тех народов могут нам иногда причинены быть, или (бы турки) предоставили нам самим право обуздать и усмирить их, не почитая такового наказания за нарушение с нею мирного трактата». Екатерина выражала опасение, что требование о денежной компенсации за понесенный Россией ущерб вызовет возражения со стороны Англии и других европейских государств. Окончательное решение этого вопроса она предоставила самому Безбородко, надеясь на его опыт и желание «приобрести выгоды для государства нашего».

Руководствуясь этими распоряжениями, Безбородко с блеском (!) завершил переговоры. Создав впечатление, что главное, на чем будет настаивать Россия, это денежная компенсация, он легко добился уступок по вопросу о закубанцах, а когда Порта наконец согласилась, что «она делается ответственной за все беспорядки, могущие произойти от закубанских племен... и обязуется вознаградить из своей казны все убытки, нанесенные корсарами подданным Российской империи», граф торжественно провозгласил: «Поскольку Порта соглашается на артикул мною предложенный, отвращающий разрыв и дальнее пролитие крови, объявляю, что Российская империя не требует никакого денежного удовлетворения и дарует мир многочисленным миллионам людей, населяющих Россию и Османскую империю». Так в торжественной обстановке 29 декабря 1791 года завершились переговоры. На последней, 14-й конференции был подписан мирный трактат.

Порта отблагодарила Безбородко роскошными подарками: перстнем ценой до 25 тысяч рублей, табакеркой в восемь тысяч, часами тысяч в семь, лошадью с богатой сбруей, ковром салоникским, 37 пудами кофе и т.д. Глава османской делегации довольствовался более скромными подарками: кинжалом ценой в девять тысяч рублей, саблей в десять тысяч рублей, чаем и ревенем. По возвращении в Царское Село Безбородко был пожалован денежным подарком в 50 000 рублей и орденом Андрея Первозванного....

Меня удивляет совпадение сюжетов в переговорах в Яссах и в Слове о Полку Игореве.
Явное поражение русских от "неверных", и в том и в другом случае, преподносится как добровольный и сознательный отказ от дальнейшего кровопролития для "отвращения разрыва", т.е. междуусобиц.

Может быть, именно в этом и состояло великое значение Слова на тот конкретный исторический момент: обосновать историческую преемственность в миротворчестве и утишении усобиц?

То есть мы видим, что все (и Львов, и М-П) в четыре руки пытались "не допустить политических ошибок" и т.д.
Разве это защита?

Уважаемый Евгений, я хотела сказать, что "Слово" имело идеологическую окраску, полезную в тот момент: осенью 1791 г. Россия резко сменила курс жесткой агрессии в отношении Турции на курс политических уступок.
Если князь Потемкин настаивал на продолжении войны, опираясь на победоносные действия армии и черноморского флота, то с его смертью все изменилось в диаметрально противоположную сторону: вместо красивого разгрома Порты - возвращение Анапы, реверансы и отказ от денежной компенсации.

Четыре года победоносной кровопролитной войны - коту под хвост!
Смена политического курса требовала красивой легенды.

В годы сталинского террора был создан миф о том, что опричнина Ивана Грозного была призвана бороться с оппортунизмом боярских группировок, т.е являлась положительным фактором (См.: История СССР под редакцией Нечкиной).
Не случайна трактовка образа ИВана Грозного в известном фильме как умного и дальновидного политика, озабоченного укреплением сильного централизованного государства. Параллели со Сталиным - не ошибешься.

Точно также Слово могло быть идеологической опорой для обоснования необходимости проигрыша победоносной войны. Думаю, что Екатерина поручила Мусину-Пушкину найти такое произведение древнерусской литературы, которое бы оправдало ее действия в глазах европейских стран. Ну, то есть помогло бы "сделать хорошую мину при плохой игре".

В известном нам варианте Слова опущены детали побега Игоря из плена. Основной упор сделан на:
1) сам поход Игоря
2) разгром русских
3) Золотое слово с призывом прекратить распри
4) плач Ярославны с мольбой возвратить мужа
5) проигравший Игорь идет к Пирогощей.
Заключительное Аминь (резюме всего произведения): Игорь зря пролил русскую кровь, но он герой.
Смирение перед обстоятельствами - дело угодное Богу.

Львов - проходная фигура. С его помощью раздувался скандал вокруг "подделки" Слова, чтобы обратить на нее внимание при дворах иностранных держав (все знают, что самые читабельные произведения, это - скандальные произведения). Уловка сработала, в 1792 г. в Россию прибыл Добровский и упросил показать ему Слово. В своем дневнике он написал, что "русские ничего в нем не поняли". Что он имел в виду? Что трактовка произведения Мусиным-Пушкиным не соответствовала оригиналу?

Есть ли какие-нибудь сведения в защиту моей версии идеологического назначения "усеченного" Слова Мусина-Пушкина? (не случайно Львов соорудил памятник "Слову" из обломков камней. Темные места - это результат редакторской деятельности Мусина-Пушкина, который из обрезков протографа Иоиля соорудил произведение, нужное императрице).

Мне думается, что указания на смену политических приоритетов Екатерины и отсылки к содержанию "Ироической Песни" следует искать в ее переписке с Фридрихом Гриммом.
Гримм - очень интересная фигура. До 1790 г. он издавал в Париже литературно-философскую газету, выходившую тиражем в 15-16 экземпляров. Подписчиками являлись коронованные особы Европы. То есть эта газета являлась средством передачи новостей между европейскими правителями на неофициальном уровне. Газеты сохранились и опубликованы, но на французском языке.
В 1792 г. Гримм эмигрировал в Германию и поселился в городе (внимание !) Гота.

Подробнее: http://en.wikipedia.org/wiki/Friedrich_ ... _von_Grimm

Мне попадались избранные письма из переписки Е. с Гриммом. Есть ли сборник на русском языке? Кому-нибудь приходилось встречать?

Наконец должен я предуведомить просвещенных и любопытных читателей, что в сей книге или по наречию древних времен, или по неправильности произношения, или неверностью перепищиков, или поелику делана она в Розряде с древняго весьма ветхаго Чертежа, в коем невозможно было речей разобрать: многие имена городов, рек, озер и пр. не сходствуют с нынешними, и остаются так, как я нашел в рукописи древней. Правда, тщался я сколько можно исправить оныя, и имел помощию одной любопытной особы, пекущейся о собрании древних редкостей, к моему подлиннику два еще подобныя древния списка, при всем том по причине тех же во многих местах недостатков, принужденным себя нашел оставить многия имена неисправленными ...
---------
"Книга Большому Чертежу или древняя карта Российского Государства, поновленная в Разряде и списанная в книгу 1627 г.", СПб, 1792, анонимное изд. (по мнению Спасского издатель Мусин-Пушкин) Предисловие. XXII-XXIII

Эти СМЕЛЫЕ строки, Евгений, снимают с Мусина-Пушкина все обвинения.

Кто была эта "любопытная особа" надеюсь пояснять не надо? Из-за неё издатель "принужденным себя нашел оставить многия имена неисправленными".

"к моему подлиннику два еще подобныя древния списка"... ПОДОБНЫЕ "подлиннику" надеюсь тоже не надо пояснять о чём речь.

Да-с... Такого поворота я, признаться, НЕ ОЖИДАЛ...
Вот, значит, оно как. Х-хе.
Так что - это ЖИРНЕНЬКАЯ ТОЧКА В ЭТОМ ИНТЕРЕСНЕЙШЕМ РАССЛЕДОВАНИИ??
Или уважаемая Саша что-нибудь добавит еще?
=====
По вопросу о сокращении объема СПИ. Ведь есть еще один список - Щукинский.
Раньше считалось, что это подделка, но теперь вроде бы доказано, что это ПОДЛИННЫЙ СПИСОК, очевидно, с Мусин-Пушкинской рукописи. Возможно, стилизованный под старину. Но - не подделка. То есть этот документ, судя по всему, надо рассматривать НАРАВНЕ с изданием 1800 г. и Екатерининской копией.
ТАК ВОТ. Щукинская рукопись ЕЩЕ БОЛЬШЕ СОКРАЩЕНА.
Каждый раз при переписке писцы СОКРАЩАЮТ СЕБЕ РАБОТУ, часто даже, наверно, в силу элементарной ЛЕНИ.

Евгений Беляков писал(а):ТАК ВОТ. Щукинская рукопись ЕЩЕ БОЛЬШЕ СОКРАЩЕНА.
Каждый раз при переписке писцы СОКРАЩАЮТ СЕБЕ РАБОТУ, часто даже, наверно, в силу элементарной ЛЕНИ.

Что-то сдаётся мне что разговор о неполном и полном тексте СПИ был как раз о Щукинской рукописи и более полным текстом Мусина-Пушкина.

Карамзин сверил текст М-П-ого "исходника" и печатного варианта, и утверждал, что печатный вариант ОЧЕНЬ ТОЧНО совпадал с протографом. Это факт. Возможно ли, чтобы Карамзина лично попросила сделать это царица? Да нет, т.к. ее к моменту издания уже не было в живых (с 1796 г.). А любые другие просьбы такого рода его бы, наверно, вряд ли могли подвигнуть на ложь. Карамзин прекрасно знал и много работал с рукописью М-П. Он, а также много других специалистов, крупнейших на то время, видели рукопись и не заметили там никаких "вписок" Мусина-Пушкина. Издания КБЧ - это ОДНО, а издание СПИ - имхо, совсем другое. Там было бы очень трудно что-то вставить или подчистить. Мне думается все же, что в этом деле виноват П-16 (так мы называли переписчика начала 16 века)?

Евгений, Вы хотите сказать, что в руки Мусина-Пушкина попал уже сокращенный вариант Слова? Что хронофграф Иоиля содержал уже "подогнанную" интерпретацию Слова?
Это - новая и очень интересная гипотеза.

По поводу "реабилитации" Мусина-Пушкина могу добавить пару слов.
Лемурий, конечно, будет закатывать глаза и хохотать мефистофельским голосом. Однако факты - вещь упрямая, и когда они выпадают рыжей прядью из накуафюренного парика истории, то многие желали бы от них избавиться. Никуда от сего факта не денешься: Слово - это заказ императрицы. Мусин-Пушкин лишь выполнял поручение Ее ВЕличества.
Появление Слова пришлось на переломный момент в политике Росси - от победы к поражению - во время переговоров в Яссах. И в дипломатических документах, и в литературном произведении речь шла об одной и той же территории: "закубанские земли" = Таманский полуостров = Тмутаракань.
Не может быть, чтобы это совпадение было случайным.
Значит, все дело в переговорах. Вернее в том, что скрывали официальные переговоры.

Дело в том, что в дипломатических переговорах 1791 г. между Портой и Россией принимала участие третья сторона - Англия. Англия выступала, как всегда, с миротворческой миссией. В качестве посредника. А как известно, кто больше заплатит посреднику, в ту пользу и решиться спорный вопрос.

28 февраля 1791 г. из Крыма в Петербург прибыл Потемкин. Его приезд, несомненно, был связан с затруднениями, возникшими в процессе мирных переговоров с Турцией. Затруднения были вызваны вмешательством Великобритании: в январе англичане предложили взять на себя роль миротворцев. В Петербург тайно приехал представитель британского правительства Вильям Фокнер с пакетом условий: Россия сохраняла статус-кво в соответствии с предыдущим Кючук-Кайнарджийским мирным трактатом, включая отказ от Очакова и других крепостей в Северном Причерноморье. Русская сторона ответила категорическим отказом.

Весной - летом князь Потемкин несколько раз встречался у себя на даче с секретарем Тайного королевского совета Вильямом Аугустусом Фокнером. Следует отметить, что его отец - сэр Эверард Фокнер - являлся другом и постоянным корреспондентом Вольтера, столь почитаемого императрицей. Вольтер жил в доме Фокнера во время своего пребывания в Англии (1726-1729). Сэр Эверард в 1737-1744 гг. исполнял обязанности посла Англии в Оттоманской империи, с 1745 г. имел должность начальника Британского почтового ведомства и ведал переброской английских военных транспортов в район Дарданелл.

В начале марта в Лондоне получили «довольно выскокомерный» ответ «от Великого Турка из Петербурга» на свое предложение урегулировать конфликт в Черном море. Ответ светлейшего князя не понравился англичанам. Хорас Уолпол (Младший сын премьерминистра Роберта Уолпола и кузен адмирала Нельсона, он являлся членом Парламента, однако деятельного участия в политических дебатах не принимал, держался в тени. Вместе с тем его считали одним из самых осведомленных людей своего времени. Хорас Уолпол получил известность как писатель, основатель жанра готического романа - страшилки писал). «Мы, - замечает Уолпол в своем письме, - уже выразили свое неодобрение в количестве восемнадцати кораблей – но все же сохранение нашего достоинства обходится нам такой дорогой ценой, что, я думаю, мы позволим ей (Екатерине) дойти до Черного моря, и черт с ней!».

Десять дней спустя Уолпол писал: «В верхах клянуться, что (Екатерина) готова проложить свою дорогу до Константинополя через кровь еще ста тысяч турок, и что мы поступили опрометчиво, послав ей изображение лавровой ветви. С другой стороны, Пруссия колеблется и обижается, и требует от нас обещания помочь ей добиться мира, помогая разжечь войну, и таким образом, действуя из самых доброжелательных и мирных побуждений, мы, как полагают, готовы послать двадцать кораблей в Балтийское море и еще половину такого количества – в Черное море».

29 марта премьер-министр Вильям Питт обратился к Парламенту с запросом о финансировании «Русской войны». Два дня шло обсуждение в кулуарах. Вечером 31 марта в первых же строках своего письма Уолпол описывает подробности заседания в Парламенте: обе палаты приняли королевский проект военного вмешательства в дела России.

«Европа в настоящее время, - замечает далее Уолпол, - находится в состоянии странного возбуждения, приведенная в смятение демонами республиканства и монархии – во всяком случае – Пруссия; и, я бы сказал, Семирамида следует за Пруссией по пятам; если это так, то мы, в конце концов, можем позволить ей дойти до Константинополя, но не дальше. Более того, я с трудом могу себе представить, что, достигнув цели, она восстановит и возродит Грецию и т.д. и станет лучшим покупателем, чем Турция».

Итак, вопрос упирался в платежеспособность покупателя. Кто больше купит - Турция или Россия? Во время войны самым ценным товаром, конечно, было вооружение.

Храповицкий писал 9 апреля: «Князь (Потемкин) с графом Безбородкой составили какую-то записку для отклонения от войны. Князь говорил Захару: Как рекрутам драться с англичанами? Разве не наскучила здесь шведская пальба».
В это время русский посол в ЛОндоне граф Воронцов готовил англичанам скандал: протест в прессе и в Парламенте против вмешательства английского правительства в русские дела. 15 апреля в Парламенте был поднят вопрос о судьбе Очакова, причем дебаты закончились выкриками возмущения в адрес правительства.

4 мая Уолпол с унынием сообщает: «ничего не известно о Русской войне, также нет никаких сведений о назначении на должность министра иностранных дел, и нет ясности, почему последний был отозван» (Речь идет о Франсисе Осборне, который получил отставку в конце апреля 1791 г. после выступления по «очаковскому делу» на заседании палаты Общин).

8 июня последовали следующие назначения: Генри Дандес получил портфель министра внутренних дел, сменив на этом посту лорда Вильяма Гренвиля (сторонника военных действий Англии на Континенте), который и занял кресло министра иностранных дел. Таким образом, несмотря на перестановки в правительстве, внешний курс Англии в отношении России не изменился.

Россия в это время вела успешные бои в районе Таманского п-ва. Анапа была взята 22 июня. 28 июня турецие войска капитулировали после разгрома под Мачином. В Петербурге праздновали победу. «Великая Гетманская Булава» показала себя грозным оружием в руках князя Потемкина. Создание буферного государства Дакия с последующим завоеванием Константинополя, казалось, было делом ближайшего будущего.

В эти дни всеобщего ликования, а точнее – 26 июня – Мусин-Пушкин получил пост Обер-прокурора Синода. Вряд ли это назначение привлекло внимание иностранных наблюдателей. Все внимание было приковано к представителю английского правительства – Вильяма Фокнера. После победы при Мачине его миссия потерпела полный крах: требование Британии отдать Очаков и Крым туркам выглядело смехотворно.

Достигнув 20 июля долгожданного результата в переговорах с Фокнером, Потемкин должен был немедленно выехать в Галац, где со 2 июля князь Репнин вел переговоры с турецкими парламентариями. Обсуждались следующие условия мира: Кючук-Кайнарджийский трактат и последовавшие за ним договоры подтверждались в полном объеме, река Днестр назначалась границей обеих империй, земли, лежащие между Бугом и Днестром переходили к России Как видим, о создании буферного государства Дакия на территории Молдавии, Валахии и Бессарабии, не упоминается.

Переговоры шли полным ходом, а светлейший князь прохлаждался в столице, и как будто не думал о делах. С 14 июля Репнин слал в столицу гонцов одного за другим, а Потемкин не находил нужным даже вскрывать депеши. Ф.П. Лубяновский, адъютант князя Репнина, говорит в своих «Воспоминаниях», что на все письма Репнина к Потемкину в Петербург он не получил ни одного ответа, что Потемкин даже задерживал курьеров, которые должны были отправляться в армию Репнина. (Брикнер. С. 205) В Петербурге их скопилось около десятка.Потемкин тянул время. Для этого у светлейшего князя был свой резон. Во-первых, он ожидал результаты переговоров с Англией, которые бы позволили выставить еще один пункт условий – о буферном государстве, а во-вторых, на 31 июля был запланирован завершающий удар по турецкому флоту, который бы окончательно сломил волю Порты и заставил бы турецкого султана пойти на уступки.

Очевидно, 14 июля князю удалось договориться с Фокнером об условиях, при которых Англия не будет вмешиваться в русско-турецкие переговоры. Эти условия подразумевали «отступные».

20 июля Фокнер подал свой «униженный ответ» русской стороне, и у Потемкина уже, вроде бы, не осталось причин находиться в столице. Однако он задержался еще на два дня, и, по свидетельству Самойлова, отсрочка отъезда была связана с английскими делами: «По сим-то обстоятельствам князь Григорий Александрович пробыл в столице долее, нежели военные обстоятельства главного над армиями начальства ему позволяли».

Князь Потомкин в это время решал вопрос о передаче премьер-министру Питту денег.

Императрица ничего не знала о закулисных делах Потемкина и не могла понять причину его задержки. Как пишет Брикнер, ходили «слухи о личном столкновении между Екатериною и князем накануне отъезда последнего. Императрица старалась уговорить его к отъезду, ради скорейшего окончания войны; Потемкин желал оставаться в Петербурге. Наконец, императрица чрез Зубова или чрез Безбородко хотела приказать ему уехать. Никто из вельмож не пожелал пойти к князю с столь опасным поручением. Тогда она самолично пошла к князю и объявила ему в решительном тоне что ему пора ехать, что дела требуют этого. Потемкин из своенравного, строптивого, упрямого — сделался совершенно скромным, послушным, кротким и повиновался желанию Екатерины, так что все удивлялись в последние дни и часы пребывания Потемкина в столице его кротости, мягкости, крутой перемене его нрава. (Брикнер. С. 206-207)
Перемена в характере князя произошла вечером 23 июля, так как днем у него состоялась важная встреча, которая также имела непосредственное отношение к английским делам. В тот день светлейший князь обедал вдвоем с банкиром Судерландом. Надо полагать, в частной беседе с придворным банкиром, проходившей в неформальной обстановке, Потемкин решал деликатные финансовые проблемы.
За столом речь шла о займе, который был оформлен четырьмя ссудами: одна – на имя самого Потемкина (800 тыс. руб), вторая – цесаревича Павла, третья - А.А. Вяземского, четвертая – И.А. Остермана. Общая сумма составила 2 млн рублей.

Генерал-прокурор Вяземский, по словам современников, отличался исключительной честностью, был врагом роскоши, а в денежных делах – даже скуп. Вице-канцлер иностранной коллегии И.А. Остерман оставил о себе память как о декоративной фигуре в политике. Австрийский император Иосиф II назвал его «соломенной чучелой», ничего не делающей и не имеющей веса. (Трачевский А.С. Союз князей и немецкая политика Екатерины II, Фридриха II, Иосифа II. 1780-1790 гг. СПб.1877. С.56) Выбор лиц, на которые была разбросана эта гигантская сумма, говорит в пользу того, что деньги предназначались для некой политической цели, которую русское правительство не хотело афишировать. Возможно, эта сумма предназначалась для подкупа премьерминистра Англии.

Князь покинул Царское Село 24 июля в 5 часов утра и неспеша двинулся в Галац, намереваясь прибыть туда 1 августа.В тот же день, императрица писала ему: «Друг мой сердечный, князь Григорий Александрович. Рапорт к тебе князя Репнина от 14 июля я, раскрыв, читала... Бога молю, да благословит успех, а тебе желаю благополучного пути».

Вслед за этим в Петербурге, Лондоне, Флоренции и Париже почти одновременно поплыл странный слух, что императрица заказала «чучело банкира Судерланда».

Имя барона Ричарда Судерланда было хорошо известно в деловых и финансовых кругах как Британских островов, так и Континента. Его отец, Александр Судерланд, талантливый шотландский кораблестроитель, запутавшись в карточных долгах, был вынужден принять предложение русских и переехать с семьей в Россию. Он сделал прекрасную карьеру в Архангельске и в Петербурге. Сыновья кораблестроителя, Ричард, Джон, Джордж и Александр-Гендрас, занялись бизнесом. Компания Судерландов продавала в Англию демидовское железо марки «Старый соболь». Ричард, как старший брат, возглавил компанию. Он также стал придворным банкиром. Их семья была связана с британской масонской ложей.

Скорее всего, слух о попытке подкупа английского премьерминистра русскими стал достоянием гласности. Само предположение о возможности подкупа премьер-министра могло стать предлогом для его отставки. Чтобы снять с себя обвинение во взяточничестве, Питт должен был продемонстрировать свою неподкупность и дать согласие на военные действия против России.
То есть из-за утечки информации в июле 1791 г. нам грозила война на два фронта: с Портой и с Англией.

Екатерине пришлось проиграть победоносную войну и убрать виновных, чтобы избежать английской интервенции.
Посол во Флоренции Мочениго подал рапорт о ссуде в 150 тыс. рублей, полученной от банкира Судерланда. 18 августа Екатерина отдала распоряжение поэту Державину (известного своей неподкупностью) рассмотреть донесение Мочениго, произвести аудиторскую проверку в банке и лично доложить ей о результатах.

В ходе дознания выяснилось, что банкир, помимо 150 тыс рублей, переведенных во Флоренцию, ссудил огромные средства князю Потемкину, наследнику Павлу, князю А.А. Вяземскому и вице-канцлеру И.А. Остерману, также большие суммы были выписаны на его собственное имя. Выяснилось, что многие царедворцы являлись клиентами банка, в том числе и сам Державин. Императрица была рассержена по поводу долгов цесаревича, но приказала оплатить крупные суммы из казны (выходит, что 2 млн. рублей -таки успели уйти в Англию из банка Судерланда и осесть в чьем-то кармане), мелкие же остались на совести должников.

Банкира Судерланда обвинили в финансовых махинациях. Он застрелился 4 октября 1791 г. (буквально с разницей в несколько часов, как умер князь Потемкин). В тот же день известие о благополучном разрешении русско-английского конфликта в полуофициальной форме получили представители европейских государств. Очевидец записал: «Старый Судерланд был очень предан императрице, которая после его кончины в беседе с Вутвортом (британский посол) бессердечно сказала в присутствии всего Двора, что отныне устрицы будут дешевле, намекая на его пристрастие к ним». (Cross. P. 80).

Таким образом удалось замять дело о взятке британскому правительству, представив дело так, будто 2 млн. рублей, доставленные в Англию, являлись финансовой аферой самого Судерланда.

Слово о Полку - всего лишь маленькая деталька в этом грандиозном скандале. Граф Мусин-Пушкин, как мог, постарался послужить отечеству и императрице, спасая Россию от позорного проигрыша битвы "за землю незнаемую".

Ну, вот, пожалуй и - все.