Батенька, Вы идиот.
Зимой 1941-1942 гг. только в Харькове от голода умерло 14 тысяч человек:
Однако зимой 1942 года Бог совсем забыл о нас. Наш дом потихоньку вымирал от голода. Первыми умерли старичок и старушка с третьего этажа. На кладбище идти далеко, а лишних сил ни у кого не было. Покойников положили в трансформаторную будку во дворе. Так у нас появился свой собственный морг. Он постепенно заполнялся, и родилась дворовая острота: «сыграть в будку» — значит умереть. Все жили базаром — носили вещи на продажу или менку. Когда вещей не стало, люди начали мастерить зажигалки, ручные мельницы, ложки и разную мелочь. Делали даже спички и жидкое мыло.
После помола на самодельной мельнице в муке оставалась масса железных опилок, и их приходилось вылавливать магнитом. Жидкое мыло разъедало ветхое барахло, а спички горели только в руках хозяина. Дома они не зажигались.
Очень немногие пошли служить немцам. Дядя Вася как был дворником, так и остался им. Серя Лютиков завел дружбу с полицаями и часто орал с ними песни. А Маруся со второго этажа стала Марго и промышляла на новый лад. За 5 марок она пускала немца домой, и он оставался там часа два. Каждый вечер она выходила в парадное и стояла, прислонясь к двери. Одежка у нее была, что надо. Не то, что у нас. Мы уже все перетаскали на базар.
Пухли от голода мама, бабушка и Вагран. У них отекли ноги. У мамы появились бледно-зеленые синяки под глазами. За зиму мы проели почти все вещи, и последние дни пили только чай с патокой. Патоку достала бабушка. Не помню, где и как она выкопала старого немца-интенданта и за 5 литров патоки отдала ему бронзовую фигуру Мефистофеля. За Мефистофелем пришли два солдата и, покряхтев, вынесли его в машину. Говорят, что черти не приносят добра, — ничего подобного. Хитрый черт превратился в патоку, и мой братишка, наверно, выжил только благодаря ему.
Однако кипяток и патока ненадолго спасли нас от голода и, когда однажды утром бабушка не смогла встать с постели, мама взяла кошелку, и мы пошли к мусорнику немецкого, госпиталя.
Мусорник был большой. Разумеется, мы пришли не первыми. Здесь уже копались несколько женщин. Палочками мы расковыривали смерзшиеся груды отбросов и выбирали самое съедобное — картофельные шкурки. Но проклятые немцы чистили картошку очень экономно, и очистки были тонкими, как бумага. Иногда нам попадались корки хлеба и консервные банки с остатками рыбы и мяса, но мама запретила их брать.
—Мы не будем есть немецкие объедки,—сказала она.
Мы понесли домой только картофельные очистки. Они были мороженые, картофельники получались сладкими и противно скрипели на зубах.
—Слава Богу,— говорила бабушки,— хоть это есть. Но это была плохая пища, и прабабушка с каждым днем слабела все больше.
...
Со смертью прабабушки в доме стало как-то совсем тоскливо... Все молчали. Только братишка иногда кричал тоненько и жалобно. Вагран похудел так, что его трудно было узнать, и сидел на скамеечке, свесив голову между руками.
Началась весна. Река вскрылась, и льдины, толкая Друг друга, спешили уплыть куда-то. Как-то утром на улице начали стрелять. Я выскочил и увидел женщину, которая, задыхаясь, бежала верх. На лбу у нее виднелась большая бородавка, а ноги были толстые, как кувалды. За ней гнались не то полицаи, не то немцы, я не рассмотрел. Они стреляли в воздух и что-то кричали. Я подумал, что женщине не уйти - солдаты бежали быстрее, и пошел домой. Через пару дней на базаре я увидел эту тетку на виселице. На груди у нее болталась табличка — «Я торговала человеческим мясом».
Оказывается, она вылавливала убитых людей, которых несло половодьем по реке, и что-то там у них вырезала. Кажется, печень или просто мясо, и делала начинку для пирожков, которые продавала на базаре. Ее увидели, когда она потрошила труп, поймали и повесели. Люди ходили вокруг виселицы и плевались: «Так ей и надо». А я силился припомнить, покупал у нее пирожки или нет? Вроде не покупал. Они очень дорого стоили.
Время от времени к виселице, подходили немцы и фотографировали тетку.
Наверное, они думали, что все русские — людоеды, потому что часто в разговоре у них повторялись слова—руссише швайн . У нас оставались только горстка муки и немножко сушеной морковки для чая, когда мне крупно повезло. По улице шел немецкий обоз. Лошадь, поскользнувшись, сломала ногу. Бедняга билась в упряжке и не могла подняться. Посовещавшись, немцы пристрелили ее и оттянули на тротуар. Обоз ушел, а через десять минут к лошади бросились люди. Они рубили ее топорами, секачами или просто ножами. — Беги скорее, может, что-нибудь успеешь взять, - в большой возбуждении проговорила бабушка.
И я помчался на улицу. Мне удалось урвать кусок бока. Все рубили ноги и шею, а на бока не обращали внимания. Рубили взрослые и даже ругались между собой. Поэтому я рубил бок. Правда, там мяса было меньше, в основном ребра, но зато не было конкурентов. Beсь измазавшись в крови, я притащил домой кусок конины.
—Конина на Востоке — основной продукт питания. Чем мы хуже киргиз или татар? — сказала бабушка.
После этого мы целую неделю варили морковку с мясом, а вареные кости толкли в ступе и тоже ели.
- Там много витаминов, — решила бабушка, — и нечего пропадать добру.
Мы уже съели все конские косточки, а мамы все не было. Бабушка со страхом передавала разные случаи, как на дорогах грабят или немцы забирают на работы, и нам становилось совсем плохо.
....
Голодали не только мы. Голодали все, кто не служил немцам или не занимался коммерцией. Трасформаторная будка была полностью загружена трупами, и там с трудом отыскивалось свободное местечко. Все боялись, что немцы узнают, что там лежит, и нас всех накажут. Завоеватели боялись инфекций.
Последние дни по-настоящему я ел только во сне. Мне снились молочные пенки, которых до войны я просто не терпел, и другие вкусные вещи. Сейчас мы ели только картофельные очистки.
Наконец вернулась мама. Она вошла неожиданно, хотя мы ее ждали каждую минуту. Когда она меня обнимала, от нее пахло молокам и чем-то очень вкусным. Мама прямо почернела от ветра и солнца. На ногах у нее были галоши с солдатскими обмотками.
—Все поменяла, даже ботинки, — смеясь, pacc казывала она.
Теперь мы точно знали, что в ближайший месяц в «будку не сыграем». Мама привезла два круга макухи, ведро овса и килограммов десять муки.
Тем самым победа серьезно приблизилась. Вот только чья победа? 
Только мы почему-то не верим.....
