СУДЬБА МАРОДЕРА
Перед отъездом в поле подбираю хвосты:
1. To Zdvij:
Забыл напомнить вам, о чем же писал Федор Крюков в 1913 году в «Русском знамени» (Вестнике Союзов русского народа), то есть в черносотенном издании. А писал он об уникальной системе коррупции (просто ноу-хау!) и прочих мерзостях станичного атамана Букановской станицы коллежского регистратора Петра Громославского, бывшего псаломщика и будущего тестя М.А.Шолохова. Того Громославского, которому и досталась донская часть Крюковского архива вместе с заветным тиходонским сундучком, Того, кто, как болтали (и болтают в Вешках до сих пор), в 1920-м убил Крюкова. И, полагаю, фальсифицировал дату смерти писателя.
Вот этот очерк:
http://www.philol.msu.ru/~lex/td/?pid=0413&oid=041
То, что очерк «Обыватель» опубликовала эта петербургская газета, разумеется, не случайность. Крюков сам его туда отнес. Просвещать надо безграмотных (а не академиков), сеять разумное и пр. там, где есть шанс, что хоть что-то доброе и вечное может взойти. Ну и бить врага надо на его территории. Крюков это знал. И вы, г-н Zdvij, знаете. Но идете на подлог, дурно пахнущий не только с точки обоняния академической методологии.
2. To sasha a:
Про «конструкцию хвоста» лошади, который не закрывает промежность – это сильно. И про то, как лошади на земле сидят (или все же пережидают ветер, встав на дыбы? А?..).
Уверен, что где-нибудь в Аргентине на дипломатическом фуршете этот рассказ произведет ошеломляющее впечатление. Только лошади в табуне или коровы в стаде при сильном ветре к ветру и поворачивается задом (не видел, но бьюсь об заклад, что верблюды делают то же). Тут даже не в холоде дело, а в том, что у коров ли, лошадей, верблюдов – глаза слишком большие: вот при ветре в них и летит всякая дрянь. А такой мастер этикета, как вы, не забывающий просить в приличном обществе прощения за то, что часть конского тела назвал невинным ее именем («Извините, задом» – пишете вы), конечно, просто машинально заменит фу какое низкое слово «зад» на изящную «спину». Как писал некоей жеманной писательнице герой рассказа Набокова: «Ваши фразы запахиваются налево». Что для дамы, конечно, естественно. Но мозги – не халатики и налево запахиваться не должны даже у прекрасного пола. Ведь так?
3. To vovap:
– Не знал, что вы такой доверчивый. Зачем тогда я вам ссылку давал? Ну что вам стоило самому проверить по статье старших Фоменок? Только и дела – раз мышкой кликнуть. Но вам этого не нужно, поскольку полагаете, что достаточно работать с цитатами, взятыми из оппонентов. (Я не специально вас спровоцировал, как ранее не для теста на вшивость описался и вместо «7-8 часть» бухнул «8-9 часть».)
Просто в данном случае потерял строку.
Показатель авторского инварианта в ранних рассказах, объявленных шолоховскими, в среднем – 22,46. И никогда не ниже 22. А в книгах I и II и начале части 6 – 19,55 (и никогда не выше 19,9; что и есть синтаксический инвариант Федора Крюкова). Так беспрецедентный скачок на три процента вниз и уличил того, кто когда-то и не с такими процентами справлялся играючи (в сторону уменьшения налога на Громославского). Однако и в том далеком 1922-м был разоблачен и судим. И спасла только метрика (также поддельная).
То есть или–или, как говорят в народе. Выбирайте для Шолохова что-то одно: или первые тома «Тихого Дона», или «Донские рассказы». А дело матлингвистов будет показать, почему он ни того, не другого не писал.
– Об образовании. У Пушкина – лицей (что покруче наших МГУ с СПбГУ). Лермонтов «…в 1828 поступает в московский "Благородный университетский пансион", а с 1830 числится студентом "нравственно-политического отделения", а потом "словесного" отделения Московского университета. Покинув в 1832 университет из-за какого-то конфликта с профессором, Л. поступает в петергофскую "школу гвардейских подпрапорщиков", откуда в 1834 был выпущен в корнеты лейб-гвардии гусарского полка».
У Бабеля, конечно, поскромней: одесское коммерческое училище имени Николая I.
Словом, все учились понемногу. (Все, кроме Шолохова с его 2,5 начальными классами. И не зря ж его мать и в 1930-м спроста жаловалась номенклатурной московской даме, мол, Мишка малограмотный, надо его с настоящими писателями свести, чтоб ума поднабрался.)
И никто, ни один великий романист (не в России, а в мире) на начинал в 21 и не заканчивал к 23-м двух томов главной и величайшей своей книги (объем двух томов – почти 50 авторских листов). (С поэтами дело другое; см. случай Рембо, но от них и остается томик, а не кирпичи-томища.) Вы, господа, просто не представляете, что такое два года писать по два авторских листа в месяц, то есть по 80 000 знаков. И не просто писать, но еще переписывать, десятки раз переделывать (по признанию Шолохова).
– Про то, что человек может согнуть спину под острым углом – расскажите пилотам НЛО (напомню, что острый угол – это менее 90 градусов). Вы пишете: «Интересно что во всех случаях, когда Вы цитируете "оригинал" Крукова и "плагиат" Шолохова – "плагиат" литературно лучше – короче, ярче и выразительней. По-моему Вы это не понимаете». ЭТОГО, да, не понимаю. Но зато понимаю другое. Воспользуюсь цитатой из Пушкина: «Живя в нужнике, поневоле привыкнешь к запаху дерьма…» Поскольку отец Михаила Александровича косил под шизу, и, когда не хотел отдавать долги, жрал на глазах кредиторов собственные экскременты, на Дону одно из прозвищ Шолохова-сына – Говноед. Допускаю, что отец писателя не просто «привык поневоле», но именно это было его сознательным выбором, это ему нравилось по вкусу, цвету и запаху. Вот и вам (в глубине души надеюсь, что не вам лично, а вашему заникованному лирическому герою vovap’у, от имени которого вы со мной якобы полемизируете) нравится та же какартистская субстанция, но уже в очищенном от прозы жизни вербальном виде. Чем же я могу тут помочь? Только известным рецептом. Итак, пишите: русская классика три раза в день. По столовой ложке до и после каждого приема пищи. (При четырехразовом питании – четыре раза.) Может, распробовав настоящую русскую прозу, и сами сообразите, что она не из дерьма конфетка?
А теперь тарелка той жидкости, которая вам так нравится.
Теплой, потому что черновики не остывают.
Даже и ворованные.
ПРОДОЛЖИМ ТЕКСТОЛОГИЧЕСКУЮ ЭКСПЕРТИЗУ
Нарушая рамки жанра, начнем не с сухих фактов, а с приличествующих случаю стенаний.
…О, если б у шолоховера Ф. Кузнецова была специальность текстолога, а не только должность главного (в масштабах Москвы) душителя писательской свободы!.. О, когда б специализация клеветника-доносчика (о чем см. выше в нашей дискуссии), членкорство и дирекствование в ИМЛИ обеспечивали мало-мальски здравый уровень ну хотя бы в понимании последствий содеянного…
Да он сам съел бы шолоховские «черновики»!
…Господа, вы просто не подозреваете, сколько информации хранит в себе любая рукопись.
Ранее мы проанализировали лишь первую страницу «черновиков» Шолохова. Перейдем ко второй, не обращая внимания на простые описки и пропуски слогов, говорящие лишь о том, что переписчику скучно, он не может сосредоточиться, поскольку этот текст «его не греет»).
С. 2 Бедовая станичница Мавра в разговоре со станичными бабами: «И што он, милушки, нашел в ней хорошева? Хуть бы баба, а то так, тьфу! Ни ж…, ни гузы, одна страма!»
Очевидно, что переписывается текст, где «жопа» была заменена на «гузу» (поскольку это одно и то же). Но переписчик не понял, что это варианты и вместо, скажем, «ни морды, ни гузы» продублировал в одной строке жопу/гузу.
При издании было вставлено: «Ни заду, ни пуза, одна страма.». Но как раз именно про беременность турчанки Мавра и сообщает в конце того же абзаца. Цитирую дальше по печатному тексту: «…У нас девки глаже ее выгуливаются. В стану – перервать можно, как оса; глазюки – черные, здоровющие, стригеть ими, как сатана, прости бог. Должно, на сносях дохаживает, ей-бо!..»
Это все малограмотная редакторская отсебятина: уж если на кого и не похожа беременная женщина, то на осу. Потому «в стану – перервать можно» – очередной, но далеко не единственный ляп правщика-коновала.
Что же было?
А почти то же самое, только знаки не так расставлены (или вовсе не расставлены) и слова чуть в другом порядке (спроста загоняя многоуровневый черновик в строку, переписчик не разобрал смысла): «…У нас девки глаже ее выгуливаются; как осы, в стану перервать можно. <А у этой >…» Но в черновике вставки не были прикреплены к определенному месту фигурной скобкой (так и в черновиках Пушкина), потому этот конструктор, для автора понятный и без фигурных скобок, плагиатор собрал по-своему. И осиные талии казачьих девок были подарены брюхатой турчанке. (Вместе с лошадями, вставшим спиной к ветру, добавим и это в золотой фонд шолоховской музы.)
С. 2 «Шепотом говорили в станице, что Прокофьева жена ведьмачить».
Этот конечный мягкий знак (в речи автора) показывает, что рукопись была написана с ерами, то есть человеком, привыкшим писать по дореволюционной орфографии (в данном случае стоял «ъ»). О таком же см. ниже.
С. 4. «…кутал в овчиННую шубу».
С. 4. По изданию: «Отсюда и повелись в хуторе горбоносые, диковато-красивые казаки Мелеховы, а по-уличному – Турки». Заметим, что это не в речи героев, а в авторской речи. Но в рукописи четко выведено: «по улиШному». Так и на с. 5: «будниШные шаровары». В издании: «будничные шаровары». Вновь «ш» вместо «ч», поскольку переписчик писал, как сам говорил. Когда же он мог сконцентрироваться, то копировал точно и в рукописи возникали правильные написания: «на станичном отводе», «по уличному прозвищу», «сничтожить» (с. 3). Один автор не может одновременно шокать и чокать. Следовательно, «авторов» два. Один пишет грамотно, другой так, как написали бы герои «Тихого Дона», или как первый автор, когда он передает их речь: «Григорий, вставай, што-ли», «коли хошь» (оба случая на с. 5); «што ж» (с.6) и т. д.
С. 5 По изданию: «…Над Доном на дыбах ходил туман» В рукописи: «над Доном дымом встал туман». Исправлено чернилами на «дыбом». Человек, слышащий звук этих стихов (я не оговорился) никогда не опишется, даже переписывая такую роскошную и по метафоре, и по звуку строку: «НаД ДОНОМ ДЫбОМ хоДил туМаН». Сравнить туман с дымом – это первый, самый примитивный уровень образного мышления.
С. 6. В издании: «– Чутно (?), мелочь насадку обсекает, – вздохнул Григорий.» В рукописи: «Чутно мелочь насадку секет». При этом в рукописи проставлено ударение на «у». Более такого слова в ТД нет. Очевидно, в рукописи было «чутко» («н» и «к» во многих почерках совпадают). Во второй книге дважды: «чутко вслушиваясь». (В рассказе Федора Крюкова «Крестьянка» сказано, что песня «мягко разливалась в чутком воздухе». В «Зыби»: «Веселый, журчащий, клекочущий звук побежал в чуткую тишину, а ему тотчас отозвались еще два-три свистка в разных концах станицы». И здесь же: «Терпуг чутко задремал. Досадное, непобедимое беспокойство бродило в душе».)
С. 6. В рукописи: «Возле баркаса, хлюпнула вода, и словно слитый из красной меди огромный аршина в полтора сазан с (!) стоном прыгнул вверх, изогнув лопушистый хвост, сдвоив, грохнул по воде». Зачеркнуто «полтора» и фиолетовыми (а не черными орешковыми) чернилами сверху поправлено: «два». Слева на полях такими же фиолетовыми чернилами написано «2А» (два аршина). Правка не писателя, а рыбака. Два аршина – 1 м 42 см. Меж тем в любой энциклопедии прочтем: «Сазан – (Cyprinus carpio), рыба семейства карповых отряда карпообразных. Длина до 1 м, вес до 12 кг». То есть полтора аршина – это именно «огромный» сазан (больше не бывает), а двухаршинный – это уже из рассказов деда Щукаря.
В печатном тексте: «Возле баркаса, хлюпнув, схлынула вода, и двухаршинный, словно слитый из красной меди, сазан со стоном прыгнул вверх, сдвоив по воде изогнутым лопушистым хвостом».
С. 7. «в этот миг» (поверх исправлено на «мамент» (!) теми же чернилами).
С. 7. В издании: «–Вот он, дьявол!.. – хмыкнул Григорий, с трудом отрывая от дна метнувшуюся к стремени рыбу». Но в рукописи малограмотное: «к стремю».
С. 7. Четко и ясно написано «пловниками» (!).
Судя по тому, что хутор последовательно назван станицей, и, судя по имени и отчеству отца Григория Мелехова, черновик, с которого списан текст 1–7, относился к самым ранним черновикам Федора Крюкова, когда родословная Мелеховых еще не была выстроена автором. По первоначальному замыслу старый Мелехов приводил пленную турчанку не с войны 1870-х, а несколькими поколениями раньше. Это видно из того, что отец Григория Мелехова Пантелей Прокофьевич в рукописи сначала назван Иваном Андреевичем (с. 4), но отчество зачеркнуто и исправлено на Семенович. (Так он будет называться в «черновике» и дальше.)
Но тогда помета на первой странице синим карандашом по поводу замены станицы на хутор («Переработать по окончанию I и II частей») – очевидная мистификация.
На 20 странице мы вновь видим титульный лист романа (школьные сиреневые чернила: «Тихий Дон. Роман. Часть Первая. Стр. 85 ) и слева наискось, тем же уже знакомым нам синим карандашом: «Окончена переработка 28/III – 27 г.»
Стоящее на титуле посреди листа «Стр. 85» означает, что в Первой части 85 рукописных страниц. А их должно быть как минимум в полтора раза больше. Следовательно, это – еще одна мистификация, еще один шолоховский подлог, изготовленный для комиссии по плагиату и законченный как раз в конце марта (но не 1927, а 1929 года).
Их текстологического закона о росте плотности ошибок в списке по мере приближения текста к концу (сформулирован академиком А. А. Зализняком) следует, что дальше ошибок будет еще больше. Впрочем, уже и этого достаточно для выводов.
Выводы:
1) Подтверждаются сделанный уже по первой странице рукописи вывод о том, что перед нами не черновик, но имитирующая перечерненный беловик копия плагиатора. Подтверждается и вывод, согласно которому рукопись принадлежит малограмотному переписчику: на первой странице было «с скотиньего» (вместо «со…»); «точённая галька» (причастие в значении прилагательного «точёная», меж тем предшествующее «крашеная» скопировано правильно); «легший»; «адичало» (исправлено чернилами на «одичало»); «в след» (вслед); «каменых» (каменных); «кованными» (коваными сапогами). Теперь к этому добавились еще многие подобные примеры.
2) Очевидно, что при переписывании принадлежащего другому автору черновика Шолохов попытался расшифровать и превратить черновик, местами многоуровневый, в гладкий и последовательный текст. Эта задача вряд ли была бы выполнима, если б оригинал не был уже перечерненным беловиком (с частичной разноуровневой правкой). Но именно в местах такой правки появлялись нелепости, свидетельствующие о поверхностном понимании писцом копируемого им текста.
3) Судя по пропускам не одной буквы, а целых слогов («баркас причалил к котлине» – вместо «котловине»; с. 6) и написаниям типа «с скотиньего» (с 1; на с 6 «с стоном») переписчик писал не под диктовку, а копировал методом «слева направо». При этом он списывал с оригинала, в где в конце заканчивающихся на согласную предлогов («под», «над», «в», «с») по правилам дореволюционной орфографии стоял «ъ». Помня, что от конечных еров ему надо избавляться как от разоблачающей улики, писец в двух случаях убрал даже «о» в конце предлога «со» (в продвинутых почерках XIX–XX веков «ъ» часто напоминает размашистую незамкнутую «о»). Так возникли непроизносимые написания «с скотиньего» и «с стоном», которых никогда бы не было, если б Шолохов делал свою работу со слуха (не важно, была бы это диктовка, или самостоятельное сочинительство). Но в одном случае писец принял «ъ» за «ь» и в авторской речи возникло «жена ведьмачить» (вместо грамотного дореформенного «жена ведьмачитъ».
4) Ряд ошибок на 1–7 странице, исправленных теми же орешковыми чернилами, говорит о том, что у Шолохова был и свой (чуть более грамотный) правщик, который похожими чернилами исправлял орфографические ошибки (поверх «а», к примеру, писал «о»), убирал повторения написанных друг за другом одинаковых слов («приподнять» с. 7) и т. д.
На сайте «Жизнь замечательных людей. Антология наших заблуждений» есть такой текст:
Сотрудник Федерального бюро судебной экспертизы при Министерстве юстиции России почерковед-криминалист Татьяна Борисова утверждает: "Я участвовала в экспертизе по Шолохову и уверена на 100 %, что он не является автором "Тихого Дона". Эту книгу он переписал. Наша заведующая делала экспертизу главы, переписанной его простеньким детским почерком, – вот уж где нет гениальности никакой. Видно, как он подделывал черновик: зачеркнуто слово, которое во всех учебниках написано – "небушко", сверху написано "небо", снова зачеркнуто и снова написано – "небушко". В настоящем же черновике всегда видна работа мысли. Автороведческая экспертиза по частоте встречаемости слов в "Тихом Доне" и "Поднятой целине" показала, что "Тихий Дон" писал мудрый и интеллигентный человек, а не 15-летний мальчик, который никуда не выезжал из станицы. И даже книгу "Они сражались за Родину" Шолохов писал не один".
Однако специалист Экспертно-криминалистичекого центра МВД России подполковник милиции Анатолий Комиссаров, все знающий о "тайнах почерка", придерживается несколько иного мнения: "То, что Шолохов не все писал сам, – факт. Ни один серьезный исследователь не отрицает, что перед Михаилом Александровичем лежало, по меньшей мере, с десяток работ, которыми известный писатель пользовался при написании книги. Другое дело, что позаимствованная часть составляет тысячную долю романа, и обвинять Шолохова в плагиате не стоит. Черновики были написаны его рукой, это тоже установлено почерковедческой экспертизой. Но вот автороведческую экспертизу романа никто пока не назначал. Хотя именно она окончательно расставила бы все точки над "i".
http://toppeople.narod.ru/sholohov.html
Права эксперт Борисова: это не черновик (что любой текстолог подтвердит.) Но прав и подполковник с идеологически безупречной фамилией (который, впрочем, специалист лишь по почеркам): автороведческую экспертизу Феликс Кузнецов не заказывал. Он ее для себя припасал.
А в прочей России такой экспертизой занимались, по доброй воле рискуя жизнью: И.Н.Медведева-Томашевская; В.П.Фоменко и Т.Г.Фоменко; А.Г.Макаров и С.Э.Макарова; М.Т.Мезенцев… (Всех не перечислю.) Они доказали, что писателя Шолохова не было.
Это можно не признавать, но это, господа, уже ваше личное, никому не интересное.
Бобик сдох.
И Миф тоже.
В одном вы, господа, правы: имя Михаила Александровича Шолохова, разумеется, будет греметь в веках. И со временем затмит даже имя того, кто за-ради славы сжег в 356 году до н.э. храм Артемиды Эфесской.
ЧАСТОТА УПОТРЕБЛЕНИЯ ЧАСТИЦЫ "НЕ" (в процентах).
