Ну вот еще.
http://www.reenactor.ru/ARH/PDF/Schvedov_03.pdf
Русское командование целенаправленно использовало фактор больших пространств. Уже в
1807 году в России началась серьезная подготовка к длительной войне. На случай быстрого
восстановления разбитой армии создавался запас вооружения, боеприпасов, обмундирования
в Петербурге, Москве, Киеве (т. е. далеко от границ). Армейские резервы располагались в три
линии: на рубеже рек Западная Двина, Днепр; на линии Петербург Тверь Х арьков ,о т
Костромы до Воронежа, т. е. восточнее Москвы. Их общая численность достигала 150 тыс.
человек. Запасы продовольствия к лету 1812 года были сконцентрированы не только в
приграничном районе, но и на большой глубине: в Новгороде, на реке Десне в Орловской
(Трубчевск) и Черниговской (Сосница) губерниях{14}.
О каких серьезных наступательных планах можно говорить, когда на перевозку запасов
и подтягивание резервов ушло бы несколько месяцев? Намерение русского командования
вторгнуться в герцогство Варшавское и Пруссию не противоречило подготовке возможного
глубокого отступления. Целью превентивного наступления являлось максимальное отдаление
на запад начала той зоны "выжженной земли", по которой хотели заставить идти Наполеона.
Тем самым тяготы войны частично перекладывались с плеч российского народа на соседей.
Такой вывод подтверждается документами.
Отсутствие письменного плана отступления войск, действительно является фактом.
Статс-секретарь В.Р. Марченко, заведовавший канцелярией императора Александра, в своих
записках подтверждал: "...в канцелярии государя никаких следов этого плана не было... Без
, , , , сомнения план был но думаю нерешительный и основанный на том, чтобы не оставлять у
себя в тылу Литву... Едва ли не все предоставлялось времени и пространству"{15}.
Мог ли реально быть принят план глубокого отступления до начала войны? Поскольку
действия обороняющейся стороны целиком зависят от соотношения сил и намерений
наступающих, то детальный план отступления мог иметь несколько вариантов, одним из
которых являлся план, разработанный военным советником императора Александра I Карлом
Фулем в 1810 году.
Надо сказать, что глубокое отступление рассматривалось русской стороной лишь как
наихудший для нее вариант. Мероприятия по его подготовке вполне укладывались в
упомянутые выше планы укрепления обороноспособности государства. В любом случае план
отступления должен был быть совершенно секретным документом, знакомить с которым в
полном объеме всех главнокомандующих армиями было необязательно. Александр I вполне
мог ограничиться изданием конкретных именных указов.....
В письменном плане, составленном М.Б. Барклаем-де-Толли при вступлении им в
должность военного министра в феврале 1810 года, возможность отступления далее рубежа
рек Северная Двина, Днепр формально не рассматривалась, но Москве в нем отводилась роль
главного хранилища, из которого "истекают действительные к войне способы и силы". В
Смоленске, Пскове и Кременчуге также планировалось сосредоточить большие запасы. Все
это доказывает, что отступление восточнее указанного рубежа министр все-таки допускал....
Так,
П.И. Багратион в письмах Ф.В. Ростопчину от 14 и 16 августа позволял себе такие намеки:
"...как видно, не велено ему (Барклаю. СШ. .) ввязываться в дела серьезные ... От государя ни
, . слова не имеем нас совсем бросил Барклай говорит, что государь ему запретил давать
решительные сражения, и все убегает. По-моему, видно, государю угодно, чтобы вся Россия
была занята неприятелем. Я же думаю, [что] русский и природный царь должен
наступательный быть, а не оборонительный мне так кажется "
...
В доказательство того, что царь и Барклай в своих расчетах и планах сознательно следовали
главным принципам плана глубокого отступления, приведем выдержки из их переписки.
6 июля император Александр писал адмиралу П.В. Чичагову: "Наполеон думал уничтожить
нас под Вильной; но согласно принятому нами образу действий не подвергать себя опасности
против превосходных сил и вести войну медленную, маневрируя, мы отступаем шаг за шагом,
между тем как князь Багратион подвигается со своею армиею на правый фланг неприятеля.
Вскоре мы надеемся действовать наступательно"{22}.
Через 12 дней, 18 июля, император писал адмиралу то же: "Мы ведем войну выжидательную,
потому что против превосходных сил и методы Наполеона скоро оканчивать войну, это
единственное средство к успеху, на которое мы можем надеяться"{23}. Не менее уверенно и
четко излагал свое видение боевых -29- действий Барклай в письме тому же П.В. Чичагову от
31 июля 1812 года: "Желание неприятеля есть кончить войну решительными сражениями, а
мы, напротив того, должны стараться избегнуть генеральных и решительных сражений всею
массою, потому что у нас армии в резерве никакой нет, которая бы в случае неудачи могла
нас подкрепить, но главнейшая наша цель ныне в том заключается, чтобы сколь можно более
выиграть времени, дабы внутреннее ополчение и войска, формирующиеся внутри России,
могли быть приведены в устройство и порядок. В нынешних обстоятельствах не позволяется
1-й и 2-й армиям действовать так, чтобы недра государства ими прикрытые чрез малейшую в
генеральном деле неудачу подвержены были опасности, и потому оборонительное состояние
их есть почти бездейственное; решение же участи войны быстрыми и наступательными
движениями зависит непосредственно от Молдавской и 3-й армии и сие соответствует
общему плану войны, по коему часть войск, на которую устремляются главнейшие силы
неприятеля, должна его удерживать, между тем, что другая часть, находя против себя
неприятеля в меньшем числе, должна опрокинуть его, зайти во фланг и в тыл большой его
армии"{24}.
Барклай, оповестив в приказах и прокламациях армию и прифронтовые губернии о
скором прекращении отступления, в письме царю от 12 июля вновь напомнил о
необходимости сделать все нужные приготовления для обеспечения действий войск в
направлении на Москву и Тверь. После отступления от Смоленска, когда недовольство в
армии достигло апогея, Барклай стал сознательно скрывать свои истинные планы. 10 августа
он писал Ф.В. Ростопчину: "...мы находимся в необходимости возлагать надежду на
генеральное сражение. Все причины, доселе воспретившие давать оное, ныне уничтожаются.
Неприятель слишком близок к сердцу России и, сверх того, мы принуждены всеми
обстоятельствами взять сию решительную меру, ибо в противном случае армии были
подвержены сугубой погибели и бесчестию"{25}. В действительности же Барклай не
отказался от плана продолжать отступление. В донесении царю от 14 августа он, объясняя
причину отсутствия наступательных операций, писал о том, что надо, насколько это
возможно, сохранять армию