Уважаемый Владимир, я не буду вдаваться в свойственную Вашей реплике, которая мне немного претит, не люблю я таких пышных выражений, но хочу отметить, что Вы пришли сюда уже с готовой позицией и не собираетесь ни на йоту от неё отступаться.
Считаю так потому, что называние Луны Хорсом засвидетельствовано в украинской знахарской традиции.
Волк-оборотень связан с Луной и именно с Луной в народных представлениях, в том числе русских.
В 1829 г. писатель и журналист О.М. Сомов (1793—1833) опубликовал в альманахе “Подснежник” повесть “Оборотень” (1829). Это произведение написано по мотивам великорусского фольклора.
В одном из эпизодов повести колдун, старик Ермолай, превращается в волка, а его приемыш Артем тайком наблюдает за ним; после этого Артем и сам оборачивается волком, воспользовавшись для этого тем же способом, что и его приемный отец. Таким образом, заговор органически вплетен в ткань повествования. Приведем соответствующий фрагмент:
“Но довольно о тонкости простаков: посмотрим, что-то делает наш Артем.
Лепясь вдоль забора, прокрадываясь позадь кустов и, в случае нужды, ползучи по траве как ящерица, успел он пробраться за стариком в самую чащу леса. Середь этой чащи лежала поляна, а середь поляны стоял осиновый пень, вышиною почти вполчеловека. К нему-то пошел старый колдун, и вот что видел Артем из своей засады, которою служили ему самые близкие к поляне кусты орешника.
Лучи месяца упадали на самый сруб осинового пня, и Артему казалось, что сруб этот белелся и светился как серебряный. Старик Ермолай трижды обошел тихо вокруг пня и при каждом обходе бормотал вполголоса такой заговор: “На море Океане, на острове Буяне, на полой поляне светит месяц на осинов пень: около того пня ходит волк мохнатый, на зубах у него весь скот рогатый. Месяц, месяц, золотые рожки! расплавь пули, притупи ножи, измочаль дубины, напусти страх на зверя и на человека, чтоб они серого волка не брали и теплой бы с него шкуры не драли”. Ночь была так тиха, что Артем ясно слышал каждое слово. После этого заговора старый колдун стал лицом к месяцу и, воткнув в самую сердцевину пня небольшой ножик с медным черенком, перекинулся чрез него трижды таким образом, чтобы в третий раз упасть головою в ту сторону, откуда светил месяц. Едва кувырнулся он в третий раз, вдруг Артем видит: старика не стало, а наместо его очутился страшный серый волчище. Злой этот зверь поднял голову вверх, поглядел на месяц кровавыми своими глазами, обнюхал воздух во все четыре стороны, завыл грозным голосом и пустился бежать вон из лесу, так что скоро и след его простыл”.
(Сомов О. Оборотень, народная сказка // Подснежник. СПб., 1829. С. 207—209).
http://www.classic-book.ru/lib/sb/book/161/page/1В 1836 г. И.П. Сахаров воспроизвел более полный “Заговор оборотня” в своей книге, посвященной русскому чернокнижию:
"На море на Окиане, на острове на Буяне, на полой поляне, светит месяц на осинов пень, в зелен лес, в широкой дол. Около пня ходит волк мохнатый, на зубах у него весь скот рогатой; а в лес волк не заходит, а в дол волк не забродит. Месяц, месяц — золотые рожки! Расплавь пули, притупи ножи, измочаль дубины, напусти страх на зверя, человека и гады, чтобы они серого волка не брали, и теплой бы с него шкуры не драли. Слово мое крепко, крепче сна и силы богатырской" (Сказания русского народа о семейной жизни своих предков, собранные И.П. Сахаровым. СПб., 1836. Ч. 1. С. 92).
http://bibliotekar.ru/rusSaharov/64.htmНесмотря на сомнения разных славянофобов, заговор явно подлинный. А.В. Коровашко пишет: “Скорее всего, писатель имел под руками какой-то подлинный текст, который он либо слегка отредактировал, либо значительным образом переделал” (Коровашко А.В. Заговоры и заклинания в русской литературе XIX—XX веков. М., 2009. С. 11). Исследователь указывает, что Сомову не на что было опереться в своем конструировании заговора, так как “не существовало ни заговорных сборников, ни посвященных этому жанру народной словесности научных исследований” (Там же).В статье “Эпическая поэзия” (1851) Ф.И. Буслаев привел “Заговор оборотня”, сопроводив его развернутым комментарием: “Высоким эпическим складом отличается заговор оборотня, помещенный Сахаровым в I-м томе “Сказаний”. Говорит, как видно, сам оборотень — из числа тех упиров и волкодлаков, история которых теряется в глубокой старине”. Далее автор привел начало заговора, дал в своем пересказе его вторую половину и разъяснил: “В этом заговоре упоминается осиновой пень, потому что оборотня в могиле им протыкают; выражение “на зубах у волка весь скот рогатый” стоит в связи с пословицею: “у волка в зубах, то Егорей дал” (Снегир. 410); наконец теплая шкура мохнатого волка-оборотня согласуется с названием волкодлак, от длака — мохнатая шерсть” (Буслаев Ф.И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. СПб., 1861. Т. 1. С. 35. В другой статье 1851 г. Ф.И. Буслаев писал о “Заговоре оборотня” еще более восторженно: “В этом превосходном заговоре даже мелкие обстоятельства имеют свое значение” (Буслаев Ф.И. Значение собственных имен: лютичи, вильцы и волчки в истории языка // Временник императорского Московского Общества истории и древностей российских. 1851. Кн. 10. С. 13).).
Ученый предложил такую интерпретацию текста, которая связывала его с архаическими верованиями славян в волков-оборотней. Согласно Ф.И. Буслаеву, “мохнатая” шерсть соответствует этимологии старинного слова “волкодлаки”; “осиновый пень” напоминает о том, что с оборотнями расправлялись с помощью осиновых колов; оборот “на зубах у волка весь скот рогатый” связан с пословицей: “у волка в зубах, то Егорей дал”.
Достоверность заговора подтверждают также современные российские и украинские исследователи волколачества (См., например: Ridley R.R. Wolf and Werewolf in Baltic and Slavic Tradition // The Journal of Indo-European Studies. 1976. V. 4. № 4. S. 323; Балушок В.Г. Инициации древних славян (попытка реконструкции) // Этнографическое обозрение. 1993. № 4. С. 60; Он же. Обряди iнiцiацiй українцiв та давнiх слов’ян. Львiв-Нью-Йорк, 1998. С. 147; Он же. “Волк” и “волколак” в славянской традиции в связи с архаическим ритуалом // Etnolingwistyka. Lublin, 2001. Т. 13. С. 222; Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза: Истоки и полисемантизм образов. Т. 2. Петрозаводск, 2000. С. 348; Она же. Русская мифология: мир образов фольклора. М., 2004. С. 669)