Полагают, что тем комиссионером, через которого Мусин-Пушкин приобрел у Иоиля Хронограф, был Иван Глазунов.
Глазуновы - старинная фирма книгопродавцов в Москве и в Петербурге, существует более ста лет. Основатель ее, серпуховской купец Матвей Петрович Глазунов, открыл торговлю в Москве на Спасском мосту около 1782 г. и вел ее сперва один, а затем с братьями Иваном и Василием. Будучи зятем книгопродавца Т.А. Полежаева, комиссионера и сотоварища по распространению книг Н.И. Новикова , он задумал распространить русскую книжную торговлю также на Петербург, где она сосредоточивалась почти исключительно в академической лавке, и отправил туда брата Ивана, который в 1788 г. самостоятельно снял лавку в Аничковом доме, принадлежавшем князю Потемкину (теперь Императорская публичная библиотека). С 1790 г. Иван Глазунов начинает заниматься издательством и в 1803 г. завел свою типографию; позже открыл книжную торговлю в Москве; сделался комиссионером Московского университета и Академии Наук (с 1827 г.). Издательская деятельность его в течение 40 лет сосредоточивалась по преимуществу на произведениях изящной словесности (41 издание) и на сочинениях исторических (37 изданий). Иван Петрович умер в 1831 г., оставив после себя четырех сыновей.
Кстати, в 1793 г. у И.П. Глазунова были неприятности из-за опубликованной им пьесы на историческую тему (
о междуусобицах и борьбе за власть) "Вадим Новгородский", принадлежавшую перу Княжнина. Эту рукопись в числе других бумаг Глазунов приобрел после смерти Княжнина
в 1791 г.(!). у его наследников.
Пьеса, первоначально встреченная вполне благожелательно, год спустя была признана "французской заразой". Глазунова допрашивал кн. Прозоровский. Во время обыска были конфискованы многие экземпляры опального произведения.
Кстати, из-за "Вадима Новгородского" пострадала также Дашкова, получившая репремант от императрицы (трагедия была отпечатана в академической типографии). Дело рассматривалось в Сенате. Книга была признана вредной: "В сей трагедии помещены некоторыя слова не токмо соблазн подающие и к нарушению благосостояния общества но даже есть изражения противу целости законной власти что усмотрит правительствующий сенат из самой той трагедии". Книгу предлагалось сжечь.
http://books.google.com/books?id=fposAA ... 8A&f=false Исходя из этого, я полагаю, что вполне понятна и объяснима скромность Глазунова (или другого книготорговца), не пожелавшего объявить себя тем комиссионером, который приобрел для Мусина-Пушкина не вполне политически и религиозно выдержанное произведение древнего автора о событиях того же периода и на ту же тему (
междуусобицы князей!), что и сочинение г. Княжнина. Сие также объясняет, почему "Слово о полку Игореве" пролежало столько лет в библиотеке Мусина-Пушкина без движения, и почему никто из издателей не решился его опубликовать или указать имя владельца Хронографа, и почему первоначально это произведение было подано Екатерине в рукописном, а не в отпечатанном виде.
Возможно, и сам Иоиль понимал идеологическую вредность Слова, а потому без сожаления избавился от этого Хронографа.
Кому нужны проблемы с цензурой, допросы и обыски по подозрению в политической неблагонадежности?!
И совершенно понятно из каких соображений Мусин-Пушкин был так сдержан в письме к Калайдовичу, когда отвечал на его вопрос о происхождении Хронографа. Граф назвал имя Иоиля, потому что тот был уже мертв, но умолчал имя комиссионера, потому что Глазунов еще здравствовал. Калайдович по молодости лет мог не знать о скандале с пьесой Княжнина, но потом ему, наверняка, объяснили. И он никогда не подвергал сомнению слова Мусина-Пушкина.