В иранистике проблемы начали приобретать свои реальные очертания только к концу 20 века. К этому времени кентумность и сатемность языков, как их характерные явления, не стали принимать во внимание. В языках обоих типов стали находить исключения от этих явлений, но не могли их объяснить.. В качестве примера можно привести сомнения последователя Б. В. Горнунга и Н. Д. Андреева (первая цитата ). В начале 21 века иранисты уже смогли описать проблему и установить, что она связана с диалектными особенностями языка. Иранистами установлено, что шипящие были уже в наиболее раннем общеиранском состоянии. ( А. Коцоев сделал правильное предположение об их раннем происхождении). Вывод сделан такой, что происходило изменение произношения, но неравномерно от центра ареала распространения языка к окраинам, где прежнее явление дольше сохранялось. Аланы, очевидно, не были жителями городов ( центров) и прежнее явление у них сохранилось дольше.
В. И. Абаев отметил это в осетинском языке , выделяя три диалекта, и, вероятно, с этим был согласен Г.Ф.Турчанинов, которому ставили в вину, что он читает по осетински надписи за пределами ареала распространения алано-осетинского языка. Он "правильно итерпретировал" надписи на сосудах в местечке Надь-Сенмиклош близ реки Мароша в Южной Венгрии, отнеся их к еще одному (ясскому) диалекту, там исчезнувшему. Выясняется, что этот же диалект был и в Херсонесе, и в Шарукане и т.д. Надо было быть в курсе работ ираниста В.И. Абаева (ранее я цитировал, что на рецензию статью прислали им обоим).
«Горнунг считал, что кроме категорий КЕНТУМ и САТЭМ, можно было бы выделить ещё и категорию ШИМТАС и отнести к ней летто-литовские языки, имея в виду, что САТЭМ и ШИМТАС – это всё-таки очень близкие явления. Я не буду спорить, но только отмечу, что уникальные свойства летто-литовских языков (прежде всего – литовского), они опять же восходят к первоначальному изменению отношения к мягким ГЬ и КЬ. Что это за механизм и как он сработал – я не имею ни малейшего представления. Всё, что ни скажу – будет мистика или какое-то фантазирование, поэтому лучше промолчу. Когда-нибудь лингвисты в содружестве с психологами и антропологами разгадают эту тайну – я в этом не сомневаюсь. Но сейчас можно только разводить руками в изумлении и ничего больше.
А под конец коротко и очень упрощённо расскажу о различиях между категориями САТЭМ и ШИМТАС.
В языках САТЭМ было так:
КЬ перешло в Ч, а Ч перешло в Ш, а Ш перешло в С.
Всё то же самое было и в звонком варианте, где на входе видим ГЬ, а на выходе – З.
А в языках ШИМТАС было всё то же самое, но последнее звено цепочки отрезается. То есть, на входе видим КЬ, а на выходе – Ш. И так же точно и в звонком варианте: ГЬ – на входе, Ж – на выходе.» (
http://literra.listbb.ru/viewtopic.php?f=19&t=903 )
«Было замечено также, что иранские языки, особенно бытующие (либо бытовавшие) в изолиро-ванных ареалах, включая ォмалыеサ бесписьменные живые языки, хранят иногда рефлексы более архаичного состояния, чем то, которое зафиксировано в древних памятниках, либо выявляют свои собственные инновации, не прошедшие через те этапы, через которые прошли инновации древних языков. А это дало возможность существенно откорректировать общеиранскую праязыковую фонетическую и фонологическую системы (и определить различия между ними), которые оказались более архаичными, чем системы языков древних памятников. Это обстоятельство помогло уточнить действительно праиранский облик реконструируемых словоформ, основ, корней и некорневых морфем, то есть фрагменты праязыковых морфолого-синтаксической и лексической подсистем .Так, например, традиционно в иранистике считалось (и это положение попало в некоторые индоевропеистические труды), что праиранскими рефлексами позднеиндоевропейских палатальных согласных *k , *g , *g h являются ォсвистящиеサ *s, *z, что объединяет иранские языки со славянскими. Однако материал иранских языков показал, что это не совсем так — свистящие *s, *z наследовали палатальным не во всех фонетических позициях: яркое исключение — отражение их в виде шипящих в соседстве с согласными — свидетельствуюет о более раннем шипящем характере рефлексов, ср., например, и.-е. *ok tō(u) ォвосемьサ > др.-инд. aṣṭā, aṣṭau, праиран. *aštā-, *aštāu. Кроме того ассибиляция рефлексов палатальных не была синхронной во всех диалектах древнеиранского континуума. Свистящими они станут (но не в составе консонантных групп) в большинстве языков позднее, причем этот процесс, характерный для центрального ареала, не в полной мере охватит окраинные ареалы иранского континуума. В наиболее раннем общеиранском состоянии это были мягкие шипящие — глухая *ś, сходная с древнеиндийской, и звонкая *ź. В дальнейшем в большинстве языков и диалектов центрального ареала они переходят в *s, *z, но в окраинных ареалах представляющие их звукотипы дольше сохраняют иное, мягкое шипящее звучание. Именно этим можно объяснить их переход (кстати, давно установленный) в древнеперсидском соответственно в θ и *δ (с отражением последнего в клинописных памятниках в виде d). Ср., например, отражение *k в и.-е. *dek m˳ -t- ォдесятьサ: праиран. *daśa- > авест. dasa-, шугн. δīs, пушту las, осет. d.s и т. д., но др.-перс *daθa- > совр. перс. dah. В другом окраинном ареале — в скифо-осетинской группе диалектов — произошло совпадение *ś с рефлексами *š и затем с *s в единую фонему, о чем свидетельствует сегодняшний фонологический статус s в осетинском (как единственной глухой фонемы-сибилянта, не противопоставленной š, но реализующейся по диалектам в виде свистящих, свистяще-шипящих и шипящих звукотипов). Этим же объясняется сохранение шипящей артикуляции рефлексов *ś в группе *śu в третьем окраинном ареале — в сакско-ваханской ветви восточноиранских языков, ср., например, отражение и.-е. *ek uo-s ォконь, лошадьサ > праарийск. *aćua- > праиран. *aśua-, откуда хот.-сак. aśśa-, вах. yaš, при авест. aspa- [Morgenstierne IIFL II: 469]; [Bailey DKS: 11]; [Стеблин-Каменский ЭСВЯ: 422]; [ЭСИЯ 1: 243 – 246]. Характерно также отражение праиранского *śu > др.-перс. s (например, др.-перс. asa- ォконь, лошадьサ в составе композита asa-bāra- ォвсадникサ), в отличие от праиранского *sp, отражающегося всегда в виде др.-перс. sp.
Таким образом процесс ォраспадаサ общеиранского праязыка и выделения из него определенных языков, диалектов, групп и подгрупп не был единовременным, ォодноактнымサ: он начался, возможно, во времена выделения иранских диалектов из более ранних состояний общеарийского и индоиранского (о них см. ниже) и не был единообразным и одновременным по всему ареалу праиранского континуума (см. об этом также [Оранский 1979: 119 – 121]).
Особую роль в ォнарушенииサ или трансформации спонтанного изменения иранских языков принадлежит влиянию субстратов, особенно явно прослеживаемому в осетинском языке [Абаев ОЯФ; 1956] и в языках Центральноазиатского языкового союза, в разных его регионах [Эдельман 1980]; [Грюнберг, Стеблин-Каменский 1974].» (
http://iriston.com/nogbon/news.php?newsid=212 )
«Я. Харматта опирался на вывод В.И. Абаева о существовании только на территории Южной Осетии трех диалектов, легко различимых по их фонетическим характеристикам /27, р.62/. Он принимал во внимание и то, что уже В.Ф. Миллер различал три диалекта в осетинском языке (западный — дигорский, восточный — иронский и южный — кударский) /13, с.2/. Однако Я. Харматта не соглашался с выводами ранних работ В.И. Абаева о том, что большинства тех особенностей, которые сегодня отличают иронский диалект от дигорского, в VIII веке н.э. не существовало, а был единый аланский язык, отождествленный с более архаичным дигорским. Я. Харматта, в частности, приводил пример с заимствованным в венгерский язык аланским словом x σ ί ν a. В.И. Абаев, как известно, фиксировал внимание на присутствие в нем конечной фонемы — а, которая характерна для дигорской формы ä х s i n ä (по контрасту с иронской формой — 'x s i s i n). В этом случае логично вывести и дигорскую и иронскую формы из аланского слова x σ ί ν a. Однако Я. Харматта указал, что аналогичное венгерское слово asszony (древневенгерское имело форму achscin, или axsin ( ! )) было заимствовано из аланского языка до X века н.э., и это со всей очевидностью подтверждает факт существования в то время формы axsin (то есть иронской, а не только дигорской). Из сказанного следует, что где-то на рубеже X века н.э. указанные две формы - axsin и xsina - употреблялись одновременно, то есть уже тогда существовали диалектные особенности, характерные и для современных осетинских диалектов /27, р.63/.
К этому добавим, что и в более ранний период, по-видимому, уже существовали диалекты осетинского языка, о чем, в частности, свидетельствует клад из 23 золотых сосудов, найденный в 1779 году в местечке Надь-Сенмиклош близ реки Мароша в Южной Венгрии. Он датируется IX в. н.э. Особый интерес у ученых вызвали надписи на сосудах, впервые правильно интерпретированные Г.Ф. Турчаниновым. Он установил, что они выдержаны в исторических и диалектных нормах осетинской речи. Наряду с дигорскими особенностями, во многих из них присутствуют иронизмы.» (
http://iriston.com/nogbon/news.php?newsid=212)