О русской армии XVII века и не только

Проблемы развития военного дела
Евразии на рубеже Средневековья и Нового времени. Автор проекта - thor

Модератор: thor

О русской армии XVII века и не только

Сообщение thor » 27 июн 2006, 12:59

О русской армии XVII века.
В отечественной историографии давно устоялось мнение о том, что в развитии русской армии в XV – XVIII вв. можно четко обозначить на два практически независимых друг от друга периода – до Петра Великого и его военных реформ и после него. В массовом сознании Петр I выступал и продолжает как создатель современного Российского государства и его основных институтов, в том числе и регулярной армии западноевропейского типа, причем созданной едва ли не на пустом месте, с чистого листа.(1)
Казалось бы, такая точка зрения основывалась на вполне реальных фактах – на внешне не слишком удачных действиях молодой новой русской армии в годы русско-польско-литовской войны 1654-1667 гг., признанных неудачными походах армии князя В.В. Голицына под Перекоп в 1687 и 1689 гг., провальном 1-м Азовском походе 1695 г. и Нарвской неудаче 1700 г. У многих на слуху знаменитые слова известного публициста петровской эпохи И. Посошкова, который в письме к боярину Ф.А. Головину дал резко отрицательную характеристику состояния русской армии 2-й половины XVII в. «А если, государь, – писал он в письме, – прежния службы воспомянуть, и те службы, Бог весть, как они и управляемые: людей на службу нагонят множество, а если посмотреть на них внимательным оком, то ей, кроме зазору, ничего не узреть. У пехоты ружье было плохо и владеть им не умели; только боронились ручным боем, копиями и бердышами, и то тупыми, и на боях меняли своих голов на неприятельскую голову по 3 и 4, и гораздо больше; а хорошо б то, чтоб свою голову хотя на головы на три неприятельских менять. А естли на конницу посмотреть, то не то, что иностранным, то и самим нам на них смотреть зазорно; в начале у них клячи худыя, сабли тупыя, сами нужны и безодежны, и ружьем владеть ни каким неумелые. Истинно, государь, я видел, что иной дворянин и зарядить пищали не умеет, а не то, что ему стрелить по цели хорошенько. И такие, государь, многочисленныя полки к чему применить, что не к скоту; и егда бывало убьют татаринов дву или трех, то все смотрят на них, дивуютца и ставят себе то в удачу; а своих хотя человек сотню положили, то ни во что не вменяют. Истинно, государь, слыхал я от достоверных и не от голых дворян, что попечения в том не имеют, чтоб неприятеля убить; о том лишь печетца, как бы домой быть: а о том, еще молятца Богу, чтоб и раны нажить легкия, чтоб не гораздо от нее поболеть, а от Великаго Государя пожаловану б за нее быть; и на службе того и смотрят, чтоб где во время бою за кустом притуляются в лес или в долу, да того и смотрят, как пойдут ратные люди с бою, и они такожде будто с бою в табор приедут. А то я у многих дворян слыхал: «Дай Бог Великому Государю служить, а сабли б из ножен не вынимать», и по таким их словам и по всем их поступкам, не воины они! Лучше им дома сидеть, и то нечего и славы чинить, что на службу ходить».(2)
Однако уже современникам Петра его приоритет как создателя новой, подлинно регулярной русской армии вовсе не казался неоспоримым. Так, сподвижник Петра, князь Я.Ф. Долгорукий, если верить В.Н. Татищеву, как-то в беседе царем-реформатором поставил ему в пример Алексея Михайловича именно как создателя армии нового типа. На вопрос царя, кто сделал больше для России, Петр или его отец, князь ответил следующим образом: «Три главные дела у царей: первое – внутренняя расправа и правосудие; это ваше главное дело. Для этого у отца твоего было больше досуга, а у тебя еще и времени подумать о том не было, и потому в этом отец твой больше тебя сделал… Другое дело – военное. Этим делом отец твой много хвалы заслужил и великую пользу государству принес, устройством регулярных войск тебе путь показал; но после него неразумные люди все его начинания расстроили (выделено нами – Thor), так что ты почти все вновь начинал и в лучшее состояние привел. Однако, хоть и много я о том думал, но еще не знаю, кому из вас в этом деле предпочтение отдать… Третье дело – устройство флота, внешние союзы, отношения к иностранным государствам. В этом ты гораздо больше пользы государству принес и себе чести заслужил, нежели твой отец».(3) Князь, человек прямолинейный и неспособный кривить душой, тем самым подчеркнул всю значимость сделанного отцом Петра Алексеевича, который сделал возможными преобразования царя-реформатора, в том числе и в военной сфере.
Князь Долгорукий был вовсе не одинок в своем мнении. Генерал Х.-Г. Манштейн, человек весьма наблюдательный и достаточно объективный, в своих записках о России 20 – 30-х гг. XVIII в., также чрезвычайно высоко оценивал сделанное первыми царями династии Романовых. Оспаривая неоднократно высказываемое иностранцами мнение о «глупости и тупости» русских, он писал: «Тем, которые составили себе подобное понятие, стоит только прочесть русскую историю семнадцатого столетия, за то время, когда честолюбие Годунова и происки поляков разделили нацию на несколько партий и поставили царство на край погибели… Несмотря на эти бедствия, русские, своими разумными действиями, сумели избавиться от владычества двух, столь могучих в то время врагов, каковы были Швеция и Польша. Менее чем в пятьдесят лет, они завоевали снова все земли, отнятые у них во время этих смут, а между тем при этом у них не было ни одного министра, ни одного генерала из иностранцев. Размышляя об этих событиях, нетрудно сознаться, что столь важные предприятия не могут быть задуманы и выполнены глупцами».(4)
Анализ имеющихся материалов и свидетельств позволяет утверждать, что в развитии своего военного дела Россия в конце Средневековья – начале Нового времени практически не отставала и своевременно откликалась на все последние новинки военных технологий и вызванных ее изменениями новых тактических приемов. Эти перемены, обусловленные широким распространением пороха и огнестрельного оружия, стимулировали стремительное развитие военного дела начиная с XIV в., и в процесс этих перемен страны Европы и Западной Азии вступили с относительно небольшим разрывом (для Европы – это начало века, для Турции – середина, для Восточной Европы – последняя четверть столетия). Последующие два столетия – время упорной межгосударственной борьбы, конкуренции, что привело к ускорению темпов развития военного дела и окончательному расхождению восточной и европейской военных традиций. Если в Западной Европе ставка была сделана на развитие пехоты, то Восток по-прежнему ориентировался на иррегулярную конницу. Это обуславливалось как многовековой военной традицией, так и особенностями театра военных действий, в известной степени отличавшегося от западноевропейского, особенно северно-западного его фланга.
Россия, находившаяся на стыке Европы и Азии, испытывала влияние обеих военных школ. Однако поскольку в XV – XVI вв. для нее основными противниками были кочевники – крымские и ногайские татары, а также имевшие определенное сходство с крымскими и ногайскими конными ордами армии Казанского ханства и Великого княжества Литовского, в конечном итоге на первых порах взяла на вооружение опыт восточной военной традиции. Правда, эта традиция была подвергнута значительной переработке, и, поскольку она имела много аналогий с созданной на полстолетия раньше турецкой военной машиной, то ее условно можно назвать «османской». Главная идея, на которой была основана эта модель – это доминирование в структуре вооруженных сил легкой иррегулярной поместной конницы, дополняемой отрядами находящихся частично на самообеспечении, частично на государственном содержании пехоты с огнестрельным оружием и артиллерии. Кроме того, для несения тыловой, обозной, дорожной и прочих вспомогательных служб в военное время широко привлекалось прежнее народное ополчение.
Примечательно, что эта модель в наибольшей степени соответствовала как уровню политических структур Российского государства той эпохи как государства «недоцентрализованного», «слабого», со значительными элементами местного самоуправления, так и экономического развития страны.(5) Кроме того, такая армия успешно боролась и с татарами, и с литовцами, что наглядно демонстрировал опыт войн конца XV – 1-й половины XVI столетия.
Однако на исходе 70-х гг. XVI в. обозначились первые признаки кризиса этой военной системы. Русская экспансия, успешно развивавшая до этого на всех основных стратегических направлениях, фактически захлебнулась. Неудачный исход Ливонской войны и сохранение постоянной угрозы со стороны Крымского ханства явились наглядным подтверждением этого факта. Глубокая стратегическая разведка южного направления, осуществленная скоре после взятия Казани и Астрахани, показала, что для покорения Крыма необходима более тщательная и основательная подготовка, нежели для завоевания Казани. Она включала в себя как выдвижение передовых рубежей развертывания русских войск далеко вглубь Дикого поля, поближе к Крыму, так и обеспечение дальнейшего наступления на юг с западного направления. Разрешение первой проблемы требовало длительного времени, а попытка ослабить Литву, лишить ее прежнего влияния на востоке Европы ускорила создание нового могущественного государства – Речи Посполитой. На рубеже 70 – 80-х гг. XVI в. по инициативе трансильванского князя Иштвана Батори, избранного королем Речи Посполитой и с тех пор известного как Стефан Баторий, польско-литовская армия была реформирована. Созданная Баторием и его советниками и усовершенствованная при короле Владиславе IV военная машина обеспечила Речи Посполитой преобладание в Восточной Европе и успешную борьбу с турецко-татарской угрозой на ближайшие полстолетия. Залогом ее успеха стало успешное сочетание элементов доведенных до совершенства позднесредневековых западноевропейской и азиатской военных систем.
Столкновение «заточенной» под противодействие легким иррегулярным конным армиям татар и литовцев русской армии XVI в. с реформированной армией Речи Посполитой завершилось для русских печально – от экспансии на западном направлении пришлось отказаться. Более того, пришлось смириться с утратой рядя территорий на русско-литовском пограничье, в том числе и со Смоленском – этими «воротами» Москвы. Память о поражениях в годы Ливонской войны и Смуты и жажда реванша в конечном итоге способствовали отказу Москвы от наступательной стратегии на юге и активизации внешней политики на западном стратегическом направлении. Но для возвращения Смоленска и «наследия Ярослава Мудрого» нужно было найти действенное средство против военной машины Речи Посполитой, причем дешевое, эффективное и не требовавшее значительных затрат времени.
Такое противоядие было найдено в использовании опыта протестантской военной школы, родоначальником которой считается Мориц Оранский, выдающийся голландский военный теоретик и практик.(6) Именно он считается отцом современных армий и творцом подлинной революции в военном деле.(7) Первый опыт применения русскими идей, разработанных и успешно опробованных Морицем Оранским в ходе борьбы Голландской республики против Испании в конце XVI в., относится именно в годам Смуты.(8) Экономическое разорение страны и консервативные настроения, возобладавшие в первые годы после воцарения Михаила Федоровича, не позволило продолжить начатый процесс перенимания последних военных новинок дальше, полученные знания не были забыты.
Начало 30-х гг. XVII в., когда правительство Михаила Федоровича и патриарха Филарета начало готовиться к войне за возвращение Смоленска, стало точкой отсчета в истории новой русской армии. При активной помощи иностранных военных специалистов в России началось формирование обученных и вооруженных по последнему европейскому образцу солдатских, рейтарских и иных полков «нового строя». С этого момента генеральной линией русского военного строительства в оставшееся время до конца столетия стало неуклонное увеличение доли регулярного компонента и снижения значения иррегулярного. В итоге, в 1680 г., спустя четверть с лишним века после начала второго этапа формирования армии «новой модели», вооруженные силы России насчитывали 41 солдатский полк (61288 чел.), 26 полков гусар, копейщиков и рейтар (30472 чел). Вместе они составляли 55,5 % всех полевых войск Российского государства на то время.(9) От насчитывавшей некогда десятки тысяч всадников поместной милиции осталось всего лишь 16097 чел. (10 % всей армии).(10) По существу, старая военная организация уже агонизировала, дни ее были сочтены.
Характерной чертой процесса военного строительства во 2-й половине XVII в. стало совмещение традиций и новаций. В итоге к концу столетия была отработана весьма интересная и совершенная для своего времени военная машина, соптимизированная для ведения войны с разными противниками – с крымскими татарами и турками, поляками и литовцами и со шведами. Именно ее красочно описал русский посол в Венеции И.И. Чемоданов в 1656 г. В беседе с герцогом Козимо Медичи он сказал: «У Великого государя нашего, у Его Царскаго Величества, против Его Государских недругов рать сбирается многая и несчетная, и строенье многое, различными ученьи и строеньем: перво, устроены многие тысячи копейных рот, гусарскаго строю; а иныя многия тысячи устроены конныя с огненным боем, рейтарскаго строю; а иныя многияж тысячи устроены драгунским строем, с большими мушкеты; а иныя многие тысячи устроены салдатским строем: и над теми надо всеми устроены начальные люди: генералы, и полковники, и подполковники, и мойоры, и всякие начальные люди по чинам. А Низовая сила, казанская, и астраханская, и сибирская, и иных многих государств, Его Царскаго Величества, сбирается многая несчетная рать, и бьются конныя лучным боем; а большаго и меньшаго Нагаю татарове и башкирцы и калмыки бьются лучным же боем: и стрельцов московских устроено на Москве сорок тысяч, опричь городовых; а бой у них салдатского строенья. А донские и терские и яицкие козаки бьются огненным боем и запорожские черкасы бьются лучным и огненным боем. А государевых городов дворяне, и дети боярские, и всяких чинов люди, те бьются розным обычаем, лучным и огненным боем, и кто к которому бою навычен. А Его Царскаго Величества, Его Государева полку спальники, и стольники, и страпчие, и дворяне московские, и жильцы, те бьются своим обычаем; только у них бою, что под ними аргамаки резвы, да сабли у них востры: на которое место не приедут, никакие полки против их нестоят; то у Великого Государя нашего и строенье…».(11)
Успешные войны, которые вела Россия во 2-й половине XVII в. с разными противниками, наглядно подтверждали возросшую боеспособность перестроенной на новых началах русской армии. Однако эти успехи были достигнуты дорогой ценой. Бедность природными ресурсами, суровые природно-климатические условия обусловили складывание особого, характерного для России типа государства и общества. «Русское централизованное государство появилось на свет в жестоком противоборстве с Ордой и Литвой как мощная милитаризованная (выделено нами – Thor) организация, которая, – отмечал А.Н. Сахаров, – решив внутри- и внешнеполитические задачи – объединение русских земель и свержение татаро-монгольского ига, сразу же приступила к восстановлению былой общности восточного славянства… От обороны и борьбы за независимость Русское централизованное государство логично перешло к все более расширяющейся и ожесточающейся экспансии…».(12)
Развертывание строительства новой армии потребовало серьезных изменений во многих сферах жизни русского общества. Не случайно XVII в. стал «бунташным веком», наполненным народными волнениями, церковным Расколом, интригами и борьбой при дворе. Все это было обусловлено постепенным, эволюционным отходом от прежней старомосковской традиции. В самом деле, создание новой, обученной и экипированной по европейски армии, армии постоянной и регулярной как инструмента ведения активной внешней политики, достойной великого государства (а таковым, вне всякого сомнения, еще с конца XV в. считали себя в Москве) потребовало огромных расходов, что неминуемо вызвало усиление налогового пресса, изменений в государственном аппарате, выразившихся прежде всего в численном росте чиновничества и управленческих структур, в изменении характера отношений между церковью и государством – по существу, Раскол Церкви проложил дорогу завершению процесса этатизации Русской Православной Церкви и превращению ее в государственную структуру. При недостатке ресурсов и формировании мобилизационной экономики и общества власть не могла позволить себе существование как самостоятельной (или, по крайней мере, претендующей на самостоятельность) церкви и уж тем более самостоятельного, сохраняющего определенную независимость от власти общества. Не случайно во 2-й половине XVII в. четко обозначилась тенденция на свертывание работы земских соборов. Окрепнувшее после Смуты государство перестало нуждаться в каких бы то ни было подпорках, будь то Церковь или земские соборы. Прежние идеи симфонии и соборного правления постепенно уходили в прошлое.
Казалось, отработанная при Алексее Михайловиче и Федоре Алексеевиче модель была оптимальной, и осталось только развивать и совершенствовать тот механизм, который был создан во 2-й половине XVII в. Однако Петр I отказался следовать по пути, проложенному его отцом и старшим братом (во всяком случае, на первых порах). На наш взгляд, главная причина того, что царь-реформатор попытался начать все с «чистого листа», заключалась прежде всего политике – петровская политика насильственной «европеизации» встретила в русском обществе неоднозначную реакцию, и прежняя армия, в известной степени являвшаяся частью этого общества, была, по мнению Петра, недостаточно благонадежной. Ему нужна была собственная армия, целиком и полностью зависевшая только от него, и верная лишь ему одному (подобно османским капыкулу – гвардейцам-рабам султана, янычарам и сипахи). Именно поэтому Петр отказался от прежней системы роспуска полков по квартирам на время перерыва в ходе боевых действий (аналогом подобной системы может служить созданная в последней четверти XVII в. в Швеции т.н. «молодая индельта»). С самого начала он установил для своих солдат бессрочную службу без роспуска сформированных полков. Содержание возросшей численно и, самое главное, не распускавшейся, как прежде по домам, постоянной армии обусловило значительный рост военных расходов и потребовало кардинальной перестройки всей государственной машины и отношений между государством и обществом.
Отклонение Петра от модели строительства вооруженных сил, выработанной в 2-й половине XVII в., достаточно дорого обошлось России. Не говоря об экономических, социальных и политических последствиях петровских преобразований, вызывающих ожесточенные споры и неоднозначные оценки и по сей день, даже в военном плане эффективность петровской армии вызывает определенные вопросы. Да, шведская армия, считавшаяся в Европе одной из сильнейших, была разгромлена. Однако Прутский поход 1711 г. показал, что даже для полтавских ветеранов турецко-татарская армия явилась крепким орешком. Поэтому поиск наилучшего способа организации вооруженных сил, адаптации принятой западноевропейской модели военного строительства к конкретным русским условиям был продолжен и после смерти Петра. Лишь к концу XVIII в., вместе со становлением собственно русской военной теории, можно говорить о завершении в России военной революции и складывании эффективной военной машины, в которой преобладающий регулярный компонент был удачно дополнен элементами прежней иррегулярной системы (прежде всего, казачьими войсками). Общий итог хорошо известен – мощные вооруженные силы обеспечили России достойное ее величия места в системе международных отношений, а по прошествии 15 лет после начала XIX в. – первенство среди европейских держав.

Примечания

1. См., например: История Северной войны 1700-1721 гг. М. 1986. С. 23.
2. Посошков И.Т. О ратном поведении // Посошков И.Т. Книга о скудости и богатстве. М., 1911. С. 126.
3. Татищев В.Н. Собрание сочинений. Т. 1. История Российская. Ч. 1. М., 1994. С. 87-88.
4. Манштейн Х.-Г. Записки о России генерала Манштейна. М., 1998. С. 277.
5. См., например: Алексеев Ю.Г. Государь всея Руси. Новосибирск, 1991. С. 6.
6. Lynn J. Tactical Evolution in the French Army. 1560-1660 // French Historical Studies. Vol. 14. Issue 2 (Autumn, 1985). P. 180.
7. См., например: Parker G. The Military Revolution. Military innovation and the Rise of the West, 1500-1800. Cambridge, 1988. Р. 18-19, История западноевропейских армий. М., 2003. С. 344-346.
8. См.: Бибиков Г.Н. Опыт военной реформы 1609-1610 гг. // Исторические записки. Т. 19. М., 1946. С. 3-16; Курбатов О. Наемный корпус Делагарди на службе царя Василия Шуйского // Цейхгауз. 2002. № 3 (19). С. 4-6; Пенской В.В. Попытка военных реформ в России начала XVII века // Вопросы истории. 2003. № 11. С. 127-138.
9. Чернов А.В. Вооруженные силы русского государства в XV-XVII вв. М., 1954. С. 189.
10. Там же. С. 189.
11. Древняя Российская Вивлиофика. Ч. VIII. М., 1789. С. 192-193.
12. Сахаров А.Н. Конституционные проекты и цивилизационные судьбы России // Отечественная история. 2000. № 5. С. 5.
сской армии XVII века.
cogito, ergo sum
Аватара пользователя
thor
Модератор форума
Модератор форума
 
Сообщения: 7725
Зарегистрирован: 18 апр 2006, 11:14
Откуда: Белгород

Сообщение thor » 27 июн 2006, 13:24

И поскольку существует прочная традиция полагать, что русская армия в XVII веке была малобоеспособна, то можно привести мнения о причинах серии неудач, которые потерпела новая русская армия Михаила Федоровича и Алесея Михайловича и одновременно отзывы иностранцев, видевших русские войска в деле.
Многие авторы полагали и полагают, что одна из важнейших проблем, которую так и не удалось удовлетворительно решить в XVII веке - это качество высшего командного состава. О русских военачальниках времен войны 1654-1667 гг. русский историк Устрялов писал, что Алексей Михайлович не имел «ни одного отличного полководца, который мог бы равняться талантами с Чарнецким, Любомирским, Вишневецким и другими польскими вождями, прославившими царствование Яна Казимира…» (Устрялов Н.Г. Русская история до 1855 года. Петрозаводск, 1997. С. 342). Об этом же пишет и автор последней биографии царя Алексея Михайловича И.Л. Андреев: «Одна из самых острых проблем тех лет (времен войны 1654-1667 гг. - Thor) – нехватка толковых полковых воевод, способных действительно руководить боем, а не просто кидаться очертя голову в гущу неприятеля. Пока война шла успешно, прежние воеводы оказывались на высоте. Поражения же выявили их неспособность командовать формированиями, наполовину составленными из полков «нового строя». Строй требовал тактики и стратегии, отличной от той, что применялась в армии, сколоченной из полков поместного ополчения. Но откуда было взяться таким военачальникам в Москве с ее поместными сотнями…» (И.Л. Андреев. Алексей Михайлович. М., 2003. С. 513).
О возросшей боеспособности русских войск, обученных и оснащенных по последней европейской моде, свидетельствуют и иностранцы, имевшие возможность лично убедиться в ней в ходе боевых столкновений на Украине, в Литве и в Белоруссии в ходу русско-польской войне 1654-1667 гг. Описывая неудачное для русских сражение под Чудновым в 1660 г., П. Гордон (в то время сражавшийся на стороне поляков), неоднократно отмечал упорство, выучку и дисциплину русских войск. «Прекрасно устроенные» русские войска, писал Гордон, отступали в «добром порядке», «хорошим строем», «крепко угощали» поляков ружейным и артиллерийским огнем, отчего те несли большие потери (См. Гордон П. Дневник 1659-1667. М., 2002. С. 57, 58, 59, 61, 6. О тяжести боев и упорном сопротивлении русских войск, которые дрались отчаянно, невзирая на практически безвыходное положение, свидетельствует тот факт, что рота Гордона, насчитывавшая в начале похода 200 драгун, в ходе боев под Чудновым потеряла 26 чел. убитыми и 59 ранеными, сам же Гордон был дважды ранен (См.: Федосов Д.Г. Клинок, перо и «бунташное время» // Гордон П. Дневник, 1659-1667. М., 2002. С. 242).
Другой очевидец, описывая армию Шереметева перед выступлением в это несчастливый для нее поход, сообщал: «Войско было отличное и многочисленное. Конница щеголяла множеством чистокровных лошадей и хорошим вооружением. Ротные люди отчетливо исполняли все движения, в точности соблюдая ряды и необходимые размеры шага и поворота. Когда заходило правое крыло, левое стояло на месте в полном порядке и наоборот. Со стороны, эта стройная масса воинов представляла прекрасное зрелище. Тоже самое и пехота. Вообще все войско было хорошо выправлено и обучено…» (Цит. по: Барсуков А. Род Шереметевых. Кн. 5 СПб., 1888. С. 300).
Анализируя ту же чудновскую кампанию, австро-венгерский исследователь В. Герасимчук указывал, что при общем превосходстве поляков в численности и опытности (ядро польской армии составляли 30 тыс. ветеранов кампаний против шведов в Пруссии и Дании и против казаков на Украине, в том числе 13 тыс. иностранных наемников), «…в пользу Москвы стоит отметить: эта небольшая армия Шереметева была первой реальной попыткой, что содержала в себе зародыш реформы войска по западным образцам… Да только не хватало в этой армии хороших генералов (выделено нами – Thor)…» (Герасимчук В. Чуднiвська кампанiя 1660 р. Львiв, 1913. С. 25).
Француз Антуан Граммон, участник неудачного похода Яна Казимира на Украину зимой 1663/1664 гг., также отмечал высокую боеспособность русских войск. Описывая осаду Глухова и его оборону русскими и верными Москве украинскими козаками, он сообщал, к примеру, такие детали: о неудачной атаке на вал – «Когда, выдержав весьма сильный огонь, притом огонь людей, которые не трусят, так как каждый из неприятелей [стреляя в нас] высовывался до половины туловища, мы встретились с прекрасною баррикадою позади ворот, с заряженною картечью пушкой, которая била вдоль насыпи, а мушкетный огонь был так ужасен и так верно направлен, что менее, чем через полчаса, тут были убиты на месте 500 человек, а остальные настолько потеряли боеспособность, что нужно было помышлять об отступлении», об атаке на проделанную взрывом мины брешь в валу – «Брешь, как я уже сказал, была сделана дурно, очень неровная, обороняемая двумя тысячами царских драгунов, совершавших чудеса храбрости. Большая часть всех наших офицеров была убита на вершине парапета вокруг водруженных там знамен; остатки пехоты совершенно отбиты, с крайними потерями. Нам наконец необходимо было принять самое разумное решение, состоявшее в немедленном отступлении, чтобы не потерять остатков армии, что без сомнения последовало бы, так как дело происходило в десять часов утра и московиты нас расстреливали как мишень». Подводя общий итог незадавшегося штурма, Граммон писал: «Я не думаю, чтобы когда-либо войска показали столько образцов доблести, как поляки в этот день в их способах аттаки и московиты в своей прекрасной обороне. Мы потеряли около 4.000 человек и более 200 офицеров. Вот каково было первое дело, в котором мы участвовали вместе с поляками, и каков был результат штурма, предпринятого не во-время». Спустя 8 дней поляки снова атаковали Глухов и ворвались было на вал, но тут «Губернатор, бывший человеком, пользовавшимся выдающеюся репутацией среди московитов, явившись со всем своим гарнизоном, в один момент отбросил вошедших в город людей и опрокинул их с высоты пролома вниз, а затем, с трудно передаваемою стойкостью овладев брешью, открыл по нашим людям такой убийственный огонь и перебил их такое количество, что пришлось податься и уступить превосходству неприятельского огня, не прекращавшегося нисколько, несмотря на наши восемнадцать пушек, стрелявших безпрерывно по брешам» (Грамон А. Из истории московского похода Яна Казимира. Юрьев, 1929. С. 16-1.
Вынужденные снять осаду Глухова, поляки двинулись к Севеску, где застали русскую армию под началом боярина Ромодановского, занимавшую хорошо укрепленные позиции. На военном совете, собранном Яном Казимиром «…для того, чтобы выяснить, считают ли возможным аттаковать Ромодановского в его окопах. Этого мнения держались многие. Но г. Чарнецкий решительно восстал против него, и его мнению последовали. Он приводил как основание, что было бы неразумно для армии короля, с малочисленною пехотой, притом сильно пострадавшей в двух последних приступах, идти в аттаку на неприятельскую армию, главная сила которой состоит в прекрасной и превосходно окопавшейся инфантерии[/color] (выделено нами – Thor)…» (там же. С. 19).
cogito, ergo sum
Аватара пользователя
thor
Модератор форума
Модератор форума
 
Сообщения: 7725
Зарегистрирован: 18 апр 2006, 11:14
Откуда: Белгород


Вернуться в Записки о военном деле

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 0

cron