sasha a писал(а):М-да, только мужчина мог понять этот эпизод столь поверхностно. А вернее - вообще не понять состояние замужней женщины, которая любит всем сердцем одного, а вынуждена жить с другим. И нет у ее любви будущего. Аксинья не откликнулась на ласку Григория, потому что в этот момент видела (знала, ощущала, предчувствовала), что счастья не будет, впереди - горе. Оттого и месяц - угасающий, меркнущий, стареющий, уходящий.
Да нет никакой любви. Между ними вообще еще ничего нет. Вспомните, как Аксинья отшила Григория несколько дней назад:
«Она исподлобья глянула на Григория, и снова, не разжимая зубы улыбнулась. И тут в первый раз заметил Григорий, что губы у нея [розовые] чересчур красные, бесстыжие и жадные. Он помолчал и разбирая пальцами гриву сказал.
— Охоты нету жениться. Баб и так много.
Она остановилась, поправила на плечах коромысло, с равнодушным презрением опалила:
— Молоко на губах-то обсохло? Ишь ты какой... Давно-ли мать на баз водила? Туда-же, о бабах гутарить.. Какая дура с тобой, ить ты ишо щенчишка!
— Да хучь-бы ты! — пыхнул Григорий.
— Ты со мной не заигрывай!
— А што? Ушибешь?
— Степану скажу словцо...
— Я твово Степана...
— Гляди, храбрый, слеза капнет.
— Не пужай!
— Чево там пужать, твое дело с девками. Пущай тебе утирки вышивают, а на меня не заглядывайся!» (с.16)
И вообще, "Тихий Дон"- не роман, а эпос. В этом жанре не природа зависит от настроения героя, а наоборот - жизнь героев подчинена природе. В "Тихом Доне"небесные светила обычно не передают настроения героев, а определяют их судьбу.
Самый наглядный пример - месяц, который светит перед боем под Глубокой (в 12-й главе 5-й части):
"В сумерках 20 января Григорий вышел из своей квартиры проверить выставленные за линией заставы атаманцев <…> Ночь обещала быть морозной. Ветерок тянул с киргизской стороны. Небо яснело. Заметно подмораживало. Сыпко хрустел снег. Месяц всходил тихо и кособоко, как инвалид по лестнице."
Почему месяц похож на инвалида? Может Григорий предчувствует несчастье какое-то? Ничего подобного - он был в себе уверен и настроен на победу. Но в том бою он получит ранение в ногу и сам станет инвалидом, а когда приедет домой (в следующей 13-й главе), не сможет подняться на порожки своего куреня:
"Наталья посадила на другую руку Григория закутанную в платок девочку, и он, растерявшись, не знал, на кого ему глядеть: то ли на Наталью, то ли на мать, то ли на детишек. <…>
Держа их обоих на руках, он двинулся было к крыльцу, но боль пронизала ногу.
— Возьми-ка их, Наташа... — Григорий виновато, в одну сторону рта, усмехнулся. — А то я на порожки не влезу... "
И утром на другой день (14 глава):
"Григорий, накинув внапашку шинель, вышел на баз. Ему трудно было спускаться с крыльца — мешала раненая нога. «Без костыля не обойдусь», — подумал он, придерживаясь за перила."
Накануне Григорий о своей судьбе даже не догадывался, зато автору она была известна.
Точно так же и Аксинья, когда смотрела "на ущемленный
колёсистый месяц", еще не предполагала, что скоро случиться (или уже случилось в тот самый момент) что-то, из-за чего простой соседский паренек станет для нее самым дорогим человеком, а её жизнь покатится подобно колесу с горы.