Если же Троян - император Траян, то увязывается всё. Времена этого правителя были для восточных славян эпохой, начиная с которой их предки вступили в интенсивный контакт с Империей, причем связь эта устанавливалась на Дунае - реке-истоке, реке, символизировавшей прародину (что и ПВЛ подтверждает, и в поэме выражено очень явно). Обаяние Рима и желание преемственности по отношению к нему были, я полагаю, не менее действенны в восточнославянском мире, чем на Западе, где Карл Великий в 9-ом веке провозгласил Священную Римскую империю - условную, конечно, но ему нужно было само имя древней державы... Масштабность этого символического истока искупает в поэме ранее упомянутую мной временнУю неритмичность трехчлена "Вечи Трояни - лета Ярославля - полци Олговы". Что же касается выражения "на седьмом веце Трояни", то слово "седьмой" может быть здесь не конкретным порядковым числительным, а означать "завершающий"; слово же "век" на средневековом языке - не столетие, а "отрезок времени, период" (да и мы ведь говорим иной раз "век Екатерины Второй")... Если истолковывать так, то Всеслав жил именно "на седьмом веке" от Траяна: на исходе исторически и математически достоверной ТЫСЯЧИ ЛЕТ между ними. Причем именно этот тысячелетний промежуток времени, очень возможно, был для поэта дополнительным эмоционально-мистическим доводом в пользу огромной масштабности Всеслава в его трактовке. Тысячелетие - это как бы "цикл": от одной сверхличности до другой.
Если вернуться к "тропе Трояней", то это выражение, я думаю, когда-то было у восточных славян устойчивой метафорой пути побед и воинской славы. Дело в том (идея не новая, мне остается лишь согласиться с нею), что "Tropaeum Traiani" - это некий монумент или обелиск, построенный Траяном на Дунае, в районе современной Добруджи, в честь победы. И "тропа Трояня" - идеально логичная и в звуковом, и в смысловом плане славянская народно-этимологическая модификация сего латинского двучлена. Траян для славян должен был, по-видимому, являться символическим образом великого полководца и завоевателя.
Что же касается обиды, вступившей "девой на землю Трояню", то здесь, я думаю, действительно обыгрывается тема Елены, древней Трои и рокового раздора. Поскольку поэт писал Траяна через "о", мне кажется очень и очень вероятным, что он считал само это имя восходящим к названию града Приамова, - тем более если слышал, что римляне производили себя от троянцев. Тогда получается, что он СИМВОЛИЧЕСКИ, через имя дунайского императора, связал свою собственную страну (чьи истоки - на Траяновой реке) с этим древнейшим и престижнейшим городом.
Я понимаю, что идеология поэта, если интерпретировать ее таким образом, покажется искусственной. Идея дунайской прародины могла иметь значение в те времена только для очень узкого круга знавших историю и самостоятельно мысливших людей. Дело, однако, в том, что совершенно точно так же в 19-ом веке Достоевский, Леонтьев и некоторые славянофильски настроенные мыслители метафизически простирали истоки России к Константинополю... Тоже сконструированная на философских основах идеология; но и в том, и в другом случае за искусственностью построений лежит некий пласт живой веры и реально ощущаемой людьми причастности к чему-то.
Поставим вопрос: если Троян - это император Траян, то чем, кроме своих дунайских завоеваний (в результате которых земли восточных славян соприкоснулись с Империей), он был символичен для Автора и дорог ему?
Первое впечатление ни малейшей зацепки не даст: Траян правил и сражался задолго до христианизации Римской империи и более чем задолго до Киевской Руси.
Дело, однако, в том, что о Траяне, во времена уже более поздние, сложилась примечательная легенда. Согласно ей, душа именно этого императора, томившаяся - ибо он был язычником, - в преисподней, была вызволена оттуда молитвами одного из знаменитейших римских пап - Григория 6-го (правившего церковью на рубеже 6-го и 7-го столетий). Траян был помилован за благочестивое деяние: он, проявив сострадание к некоей бедной вдове, воззвавшей к нему о правосудии, отложил выступление в поход, чтобы покарать обездоливших ее злодеев. Вышедшей из ада душе Траяна была дарована возможность прожить еще одну земную жизнь - в ином обличии, под иным именем и в лоне христианской веры, - и обрести вечное спасение. Мотив этой легенды обыгрывается, кстати, в том числе в "Божественной комедии" Данте.
Сказание это было широко известно в Европе, и очень вероятно, что его знал наш поэт. Тогда получается, что Траян для него - не только образец воинской доблести, но и первый СИМВОЛИЧЕСКИ ХРИСТИАНСКИЙ (по итоговой своей участи) император.
Здесь я заканчиваю цитирование из очерка. Я выпустил здесь несколько фраз, присутствующих в основном варианте, поскольку они относятся к моей трактовке некоторых религиозных аспектов "Слова" и не будут понятны вне контекста очерка в целом.